Кофе по-венски - Валентина Дмитриевна Гутчина
– Девка была еще та – буйна девка! – усмехнулся он, опрокинув очередную порцию. – В первую очередь ее интересовали мужики, особенно те, что побогаче. Говорю, она больше чесала язык на счет француза.
Пришлось озвучить имя.
– Макса Лебуа?
– Точно!
Он восторженно ткнул в мою сторону вилкой, тут же принявшись доедать остатки своего шницеля.
– Макс Лебуа на редкость скучный тип, не могу себе представить, что о нем можно рассказать, – нарочито равнодушно произнес я.
Тедди помотал головой в ответ.
– Слышал бы ты ее рассказы о похождениях старика! Сплошная порнография. Помнится, она сказала: дескать, внешне – зануда мужик, а на самом деле – великий затейник. Не удивительно, что он до сих пор холостяк!
Пару минут я с симпатией разглядывал поляка. Вот уж поистине – мирный алкоголик. Все в его подаче было лишено излишней патетики или скандала: и интриганка Моника – всего лишь «буйна девка», и великосветский сноб Лебуа – попросту зануда, и вообще – чихать Тадеушу Калачинскому с Пизанской башни на весь мир, если в его рюмке есть чем промочить горло.
Мы еще немного поболтали о «Кофемании» и о кофе. Парень на глазах пьянел, быстро теряя ориентацию во времени и пространстве. Само собой я, под финиш уже ни грамма не стесняясь, напрямую начал задавать свои вопросы, как на допросе в полиции. Я честно пытался выжать из Тедди все те скудные сведения, что вполне могли остаться где-нибудь на задворках его памяти после посиделок с Моникой в неком ресторане, когда ей удалось подслушать интригующий компромат на кого-то из кофейников из беседы соседей по столику.
Все было бесполезно – Тедди абсолютно ничего не помнил, включая и название ресторана; стало быть, Моника ничуть не преувеличивала, отметив, что при ее подслушивании поляк мирно спал, ткнувшись лицом в столик. Собственно, точно так же завершились и наши с ним посиделки: Тедди без слов, неожиданно и великолепно ткнулся носом в столик, немедленно захрапев.
Я поспешил расплатиться, дав добрый совет подскочившему официанту уложить парня где-нибудь в подсобке и дать возможность выспаться. После этого я с чистой совестью покинул ресторанчик.
Глава 16. Нервотрепка полицейских допросов
По прибытию на площадь я застал маму и Томаса в компании слегка ожившего после всех треволнений утра Стефана. Увидев меня, он, быть может, с немного излишним энтузиазмом кивнул головой.
– Вот и Ален! Вы очень вовремя. Я как раз предлагаю Томасу и Марго отправиться в мое кафе и приготовить что-нибудь своими руками на кухне. Презентации и концерт успешно пройдут и без меня – я оставляю вместо себя помощника. Полагаю, нам всем нужно немного отвлечься от допросов и всего этого ужаса, связанного с Моникой. Как вы на это смотрите?
Разумеется, в моих планах было немного другое – я намеревался отправиться на встречу с Жюли и в ее компании отправиться на поиски вокзала с автоматической камерой хранения. Но мои планы быстро поменялись, стоило увидеть бедную маму: ее всю трясло. Очевидно, то были последствия допроса.
– Марго очень близко к сердцу приняла дотошные и совершенно бестактные вопросы рядового полицейского, – успокаивающе поглаживая маму по плечу, улыбнулся Томас. – Парень говорил таким тоном, словно он, как минимум, инспектор и абсолютно уверен: это Марго отравила итальянку.
– Если уж на то пошло, я бы с восторгом отравила не только Монику, но и все полицейское управление Вены, чтобы не задавали глупейших вопросов! – мгновенно вспыхнула мама, гневно сжав кулачки. – Как бы ты отнесся, если бы тебе задали милейший вопрос: «Прошу попытаться доказать мне, что это не вы отравили Монику Левоно! Все ваши соседи по площади уверены, что вы вполне могли это сделать: вчера вечером, когда она танцевала с вашим супругом, вы едва не накинулись на нее с кулаками, а потом поспешили покинуть площадь. Могу я поинтересоваться: куда вы направились?»
Мама с величайшим негодованием фыркнула.
– Интересно, кто это – «все наши соседи по площади»?
Томас немного ненатурально рассмеялся.
– Ну, ты же знаешь, кто доложил о том инциденте полицейскому! Все наши соседи здесь – милейшие люди, и только один из них мог с большим удовольствием вывалить полицейскому все сплетни.
Мама резко развернулась ко мне.
– Ты, к счастью, пока этого типа не знаешь – это некий Марсель Лецкий, из бывших российских евреев, ныне владелец кофейни в Лейпциге. Признаться, я толком и не заметила его с его домиком и никогда не узнала бы о жалком существовании подобного типа, если бы не этот выскочка-полицейский. Этот сопляк, внимательно выслушав гнусные показания Лецкого, не медля, подскочил ко мне как к готовой преступнице, сообщив угрожающим голосом, что герр Лецкий рассказал о «вчерашнем ужасе», когда мы с Моникой чуть ли не подрались прямо на площади, и я первой нанесла удар, прибавив к ним угрозы дальнейшей расправы!
Мама с возмущением выдохнула.
– Интересно, когда это я ударила Монику и в какое конкретно место? Насколько я помню, я лишь громко сообщила, что очень скоро красавица получит расплату за свои заслуги. И ведь я оказалась абсолютно права: она очень быстро получила все, что заслужила – билет на тот свет.
Я чуть не поперхнулся от этой информации. Бог мой, мама при полицейском повторила свою угрозу, порадовавшись ее скорому исполнению! Встретившись с немного испуганным взглядом Томаса, я нарочито бодро улыбнулся.
– Мама, полагаю, полицейский спрашивал тебя, где ты находилась вчера вечером и сегодня утром?
Она энергично кивнула.
– Разумеется. И когда я честно сказала, что и вчерашний вечер, и сегодняшнее утро провела в гордом одиночестве, он усмехнулся с таким видом, словно я добровольно призналась в убийстве.
Елки-палки, как говорила в подобных случаях моя любимая бабуля Варя. По сути, у мамы действительно нет алиби: вчера была эта склока с Моникой, после чего – торжественный уход от Томаса, а в итоге – нет ни единого свидетеля того, что со вчерашнего вечера до сегодняшнего утра она находилась в моем номере, никуда не отлучаясь.
И все-таки я улыбнулся с твердой верой: мы ни в чем не виноваты и легко сумеем это доказать.
– Предлагаю закрыть неприятную тему, – я взял маму под руку. – В конце концов, это работа полиции – искать преступника. Ты ведь никого не убивала?
Дождавшись в ответ маминого решительного кивка, подтверждающего ее абсолютную непричастность к убийству, полюбовавшись на
