Маша Стрельцова - Смесь бульдога с носорогом
— Маруська! — завопила я еще громче, предчувствуя скорую смерть.
Дверь распахнулась и подружка вылетела на лестничную площадку.
— Ты чего? — буднично спросила она. — Ой, а это кто?
Я посмотрела в направлении ее руки и истерично расхохоталась. Грицацуева, карга старая, аж инеем покрылась! И то верно — замороженный торт, прикоснувшись к ней, вернул ей часть своего же заклинания — а такое бьет гораздо сильнее.
— Ох, Маруська, тащи из холодильника водку! — радостно заявила я.
Маруська странно на меня посмотрела, но тем не менее в квартиру убежала, оставив распахнутой дверь.
— Водки нет, — донесся через минуту ее голос, — мартини бьянко подойдет?
— Подойдет! — крикнула я.
— Тебе с апельсиновым или с яблочным соком сделать?
— Чистое тащи, — возмутилась я. Кто ж фриз снимает слабеньким коктейльчиком?
Маруська притащила бутылку, маленькую рюмочку и принялась меня отпаивать. Ну Грицацуева, ну сильна! Половина большой бутылки ушла, прежде чем я смогла пошевелиться!
— А с этой кикиморой что делать? — осторожно спросила Маруська.
Я подумала, потянулась всем телом и решила — в Каморку ее!
Каморкой я называла маленькую комнатушку — не более четырнадцати квадратных метров — в центре моей квартиры. То есть — она была прямо посередине второго этажа, со всех сторон зажатая другими комнатами, никаких окон, естественно. Ранее в моей квартире жил музыкант и тут у него была маленькая, но навороченная звукозаписывающая студия. И там была, разумеется, отличная звукоизоляция.
— Машка, ее б связать! — прошептала Маруська.
— Здравая идея!
И я осмотрелась. Комната, увы, была пуста. Я внимательно осмотрела Грицацуеву — но на ней было только пестрое летнее платье. Хоть бы поясок!
— Ну так чем бум связывать? — опять спросила Маруська. Я посмотрела на нее и тут мне пришла гениальная идея! На Маруське были чулочки, белые, кружевные, сама их пару раз всего одела, жалко на Грицацуеву переводить, да что делать.
— Скидывай! — радостно завопила я.
— Да ты что? — обиделась Маруська. — Такую красоту на нее? Не дам!
— Блин. Тогда сторожи, если что — бей по кумполу, — я вручила ей валявшуюся тут электрогитару и побежала в спальню.
Там я достала из тумбочки наручники, широкий рулончик скотча и быстренько побежала обратно. Не дай боже наша подопечная отомрет от заклинания.
— Не шевелилась? — озабоченно спросила я.
— Нет вроде, — ответила та, держа гитару, словно звезда бейсбола — биту.
— Тогда надевай на нее наручники, а я ей пока рот заклею, еще проклянет нас, как отомрет, — посоветовала я и вручила ей наручники.
— Ооо, — протянула Маруська, — ничего у тебя вкусы. Это тебя ими? — осторожно спросила она, рассматривая наручники. А что их рассматривать. Широкие кольца обернуты шкурой леопарда, по краям стразы. Очень нужная в хозяйстве вещь. Пятьдесят баксов в секс шопе стоят.
— Когда как, — пряча улыбку, ответила я.
Ловко отмотала полоску клейкой ленты, налепила ее на губы Грицацуевой. Та насторожено при этом на меня смотрела. Заклинание фриза — странная вещь. Все мышцы как льдом сковывает, однако глаза все видят и выражают кучу эмоций, если в них смотреть. Я подумала, посмотрела на нее и, оторвав еще пару полос скотча, наклеила их поперек. Для надежности. И без того морщинисто — отвислая кожа некрасиво залегла плиссированными складками под клейкой лентой.
— Да, бабушка, вам на круговую подтяжку срочно надо, — посетовала я.
Грицацуева недоуменно на меня воззрилась.
— Ну это, морщины убрать, операция такая, сейчас совсем недорого берут, — объяснила я ей по доброте душевной.
Ведьма прожгла меня полным ненависти взглядом из — под пегой, в завитках химии челки. Мда… Мне если б сказали что я старая и морщинистая, я б тоже наверно не обрадовалась.
— Я все, — раздался Маруськин голос. — Я еще и цепочку через батарею пропустила, не дернется.
— Умница, дочка, — похвалила я. — Так что там насчет персикового пирога?
— Готов, — отрапортовала та.
— Ну тогда не томи, пошли на кухню, мне необходимо сладкое, стресс у меня, — и я не тратя времени понапрасну рысцой двинулась на кухню.
— А что такое? — спросила Маруська, шагая позади меня.
— Как это что? — на ходу всплеснула я руками. — В деревне меня Грицацуева пыталась убить, да и сегодня тоже, жигуленок чуть не сбил, а там еще папа часы пропил.
— Как пропил? — вскрикнула Маруська.
— Да вот так! Взял и пропил, папу моего не знаешь!
— Козел! — припечатала Маруська.
— Папа не козел, — обиделась я, — просто так получилось, не обзывайся.
— Ладно, прости, — вздохнула та. — Руки помой сначала.
Пока я мыла руки, и названивала вниз охране, чтобы убрали нашу площадку от остатков торта, Маруська нарезала пирог и подогрела утренний кофе. Наверно что — то есть в упорядоченной семейной жизни — приходишь домой — а там тебя кто — то ждет, для тебя лично пироги печет. Руки мыть заставляет.
Я встряхнула головой. Чего эт за мысли ко мне в голову лезут? Я одинока, независима и мне это очень нравится. Вот так — то!
— Ты долго? — спросила Маруська.
— Все, иду, — откликнулась я и уселась за стол.
— Ну, рассказывай, кого ты мне в дом — то приволокла? — выжидательно посмотрела она на меня.
Я ухватила кусочек восхитительного персикового пирога, плеснула сливок в кофе, и, зажмурившись от удовольствия, откусила кусочек.
Была б я мужиком, я б на Маруське однозначно женилась, пофиг что у нее ноги кривые и короткие! Зато как она готовит!!!
— Ну? — подогнала меня подруга.
— Это Грицацуева, — объяснила я и откусила еще кусочек. Ну точно женилась бы!
— Кто такая?
— Ведьма тоже, на днях меня чуть не убила. Представляешь??
— Как так — чуть не убила? — поразилась Маруська. — Она ж старая и неповоротливая.
— При чем тут это? Магией, — объяснила я, помахала пальчиками, стряхивая крошки и ухватила следующий кусочек.
— Вот сволочь! — с чувством сказала подружка.
— И не говори, — поддержала я. — Поехала в деревню по делам, а она меня там в засаде ждала. Еле отбилась, блин!
— А сегодня — то ты ее где нашла?
— Ты не поверишь, Марусь. Я ее у порога встретила. Иголки нам в дверь втыкала.
— Вот ничего себе, — всплеснула руками та.
— Сейчас поедим — и пойдем допрашивать, — постановила я.
— Тогда я уже поела! — воскликнула Маруська. —Я, старушка, ни разу не видела как ведьм допрашивают! Жечь ее бум?
Я подумала и с сожалением возразила:
— Классная мысля, но прецедент создавать опасно. А то кто его знает, как жизнь повернется!
— Как скажешь, — вздохнула подружка. — Пошли?
— Ну пошли, — согласилась я, — только ты будешь держаться позади, чтобы она тебе ничего не сделала, ладно?
— Ага, и гитару возьму, если что — буду бить по кумполу! — воодушевилась та.
Я быстренько перемыла посуду, подхватила мартини и мы отправились в Каморку. Грицацуева сидела, недобро на нас посматривая.
— Леди, — произнесла я. — Сейчас мы вас совсем — чуть — чуть полечим, однако если я пожалею о своей доброте — имейте в виду — в гневе я неприятна. От вас требуется рассказать почему вы жаждете моей смерти. Надеюсь на понимание.
И я, сняв ленты скотча, влила в нее рюмочку мартини. Очень маленькую рюмочку.
— Можешь говорить? — вопросительно посмотрела я на нее.
Та подумала и нехотя открыла рот.
— Что валандаешься, все равно меня утром на помойку свезешь в мешке.
— Ах мы решили поиграть в Зою Космодемьянскую? — подняла я бровь. — Маруся, моего благородного порыва не оценили. Будь добра, напиши ей табличку на шею «ОНА УБИВАЛА ДОБРЫХ ВЕДЬМ » и неси утюг. На помойку конечно не свезу, но помучаться придется.
— Ага, — шагнула она к двери.
— Ворон тебя заказал, — как — то устало произнесла ведьма. — Но я не хотела, Мария, твоей смерти.
Вот ничего себе! Я неверяще посмотрела на нее — Ворону я нравлюсь, несмотря на все его нелестные высказывания, слепой надо быть, чтобы этого не почувствовать! В конце концов — он приворожен, не бог весть как, но на пару месяцев — результат гарантирован. К тому же у него сложная ситуация и я ему элементарно нужна, чтобы сохранить шкуру — товарищам типа Зыряна бить себя в грудь копытом и каяться «Ну не шмогла я, не шмогла!» — бесполезно.
— Маруся, в прежнюю позицию, — велела я, и она тут же встала за Грицацуевой с гитарой в руках. — Расскажи подробнее, — посмотрела я на ведьму.
— Он позавчера пришел ко мне и положил передо мной задаток за твою смерть, — монотонно начала Грицацуева.
— А ты сразу и ухватилась, — кивнула я. — Сколько хоть дал?
— Пять тысяч, но я от них отказалась. Сказала что у нас баксы так не зарабатываются, и если убью я тебя, следом за тобой в могилу сойду.
— Верно, — кивнула я. Ведьму убивать — себе дороже, дух ее потом не успокоится, пока убийцу на тот свет за собой не утянет. А уж как там убитый и убиенный разбираться будут — никому не ведомо. — И как же он тебя уговорил ?
