Анна Ольховская - Дрессировщик русалок
– Бдит. Следит то есть.
– А-а-а, а то я подумала…
– Знаю я, что ты подумала! – возмущенно проворчала я. – Твоя мама, между прочим, никогда в присутствии наследников престола этого не делала!
– А в присутствии остальных, которые не наследники, значит, бывало? – еще больше развеселилась дочка. Вот и славно, вот и хорошо, слезы уже почти высохли.
– Да за кого ты меня принимаешь!
– За самого лучшего в мире мамсика, – окончательный вердикт был припечатан теплым поцелуем в щеку. – Ты только не умирай, ладно? Я без тебя жить не умею.
– Я постараюсь, – в носу вдруг защекотало – это готовились к работе слезные железы. – И вообще, что это за разговорчики по поводу моей безвременной кончины, а? Я никуда не тороплюсь, мне и на этом свете хорошо.
– Это все тот дядька, – Ника закопошилась у меня на груди, устраиваясь поудобнее, – это он сказал.
– Какой еще дядька?
– Ну я же недорассказала тебе! В общем, я начала тебя звать, немножко поплакала, и тут ты застонала! И совсем рядом, надо было просто руки протянуть, а не носом хлюпать! Я обрадовалась, трясу тебя, трясу, а ты не отзываешься, только стонешь. Потом захрипела, так страшно! Тебе словно что-то не давало вздохнуть. Я старалась, честно, очень старалась помочь тебе дышать, но у меня плохо получалось, у тебя внутри словно слизь какая-то разбухать начала. И очень быстро, я не успевала ее чистить! В общем, я перепугалась и как заору! И почти сразу открылась дверь, она вон там, – кивок в сторону ничем не отличающейся от остальных стены, – и сюда заглянул какой-то дядька. Здоровый такой, белесый. Он посмотрел на тебя, злобно прошипел что-то, кажется, на немецком, я точно не знаю, потом позвал какого-то Стивена. И с ним, Стивеном, разговаривал на английском.
– Стивен, говоришь? – задумчиво проговорила я. – А как он выглядит, этот Стивен?
– Тощенький такой, невысокий, в очках. Мамс, ты не перебивай, я все сама расскажу. Так вот, прибежал этот невысоклик, выругался, быстренько убежал обратно и почти сразу вернулся с чемоданчиком в руках. Мамочка, – Ника вдруг вжалась лицом в мою шею и всхлипнула, – он колол тебя прямо в сердце!
– Чего-о-о-о?! – Так вот какая лошадь меня лягнула!
– В сердце! И ругался на этого типа, так ругался! Что-то насчет той гадости, которую нам в лицо брызнули. Вроде слишком сильнодействующее средство, на женщинах и детях применять нельзя, и теперь у матери – это у тебя, мамсик – проблемы с сердцем и дыханием! Белесый на меня показал и говорит – а девчонка-то в порядке, вон проснулась уже, скандалит. А этот Стивен буркнул, что девчонка, то есть я, она другая. Мамсик. А что он имел в виду? Что значит – другая? Я что, не человек, что ли? Инопланетянка?
– Уверяю тебя, солнышко, ты – человек, – я поцеловала ребеныша в висок. – Самый мой лучший человечек! А что касается слов этого типа – ты же сама знаешь, родная, что действительно отличаешься от большинства. Но ты не одна такая, вас на Земле все больше. Считается, что вы – новый вид человеческой расы.
– Дети-индиго, – прошептала Ника. – Я читала в Интернете. Но пока никого, похожего на меня, не встречала.
– Потому что мы с папой не стали отдавать тебя в научный центр, где изучается этот феномен. Не хотели, чтобы ты стала подопытным кроликом для спецслужб, ты и так практически с самого рождения и даже до него привлекала нездоровый интерес всяких уродов.
– Я помню, – мрачно проговорила Ника. – Я все помню.
– А я так надеялась, что ты забыла! – Я еще крепче прижала к себе дочь.
– Я просто не хотела об этом говорить. И сейчас не хочу. Но, насколько я поняла, нас украли из-за меня. И они хотят заставить тебя нарожать еще кучу таких, как я.
– Что?!
– То. Этот Стивен сказал, когда на белесого орал, что из-за их тупости чуть было не сломался инкубатор гениев. Потом ты задышала нормально, он вколол тебе в вену еще какое-то лекарство, и они ушли. Еще и мне подмигнул, уходя, гад такой!
Стивен. Маленький, тощенький, экспериментатор на людях…
Стивен МакКормик?!
ГЛАВА 24
Больше пяти лет назад Саша Голубовская, моя подруга, уговорила меня поехать с ней и ее детьми в Чехию, куда всю семью Голубовских пригласил Фридрих фон Клотц, партнер по бизнесу главы семьи, Андрея.
Безобидная поездка, обещавшая прекрасный отдых в личном замке фон Клотца, превратилась в жуткий кошмар, в котором весьма затейливо перемешались крысы, катакомбы, склепы, тайная лаборатория-тюрьма ЦРУ и прочие «прелести» (см. роман Анны Ольховской «Первый раз»).
В этой подземной лаборатории активно проводились эксперименты над пленными, в результате которых «конечный продукт» являлся запрограммированным биороботом, эдакой миной замедленного действия, готовой взорваться в любой выбранный хозяевами момент.
Тамошние уроды едва не превратили нежную, хрупкую, очень женственную Сашку в такого вот бездушного кретина, запрограммированного убивать. Но мы справились, Сашка снова стала прежней, правда, быть хрупкой и слабой ей разонравилось, и она теперь постоянно тренируется, поддерживая спортивную форму.
Но главным уродом этого секретного объекта ЦРУ можно было смело назвать Стивена МакКормика, без сомнения, талантливого ученого, но по совместительству – бездушную скотину. Именно он, Стивен, с упоением экспериментировал на людях, не видя большой разницы между захваченным в плен террористом и самой обычной женщиной, которую дома ждут двое детей.
Я имела сомнительное удовольствие личного общения с мистером МакКормиком, когда меня перепутали с Сашкой и притащили в лабораторию этого тощего крыса. Я как раз была тогда беременна Никой, и поганец невероятно воодушевился, затлев идеей поэкспериментировать с еще не рожденным ребенком.
К счастью, развернуться парнишка не успел, ЦРУ-шное гнездо нашли и разгромили арабские террористы. Они, правда, прихватили в качестве трофея меня, но это уже совсем другая история.
Между прочим, после разгрома базы Стивен куда-то исчез, прихватив с собой все результаты исследований. Коллеги из ЦРУ, возмущенные столь неспортивным поведением соратника, землю рыли не только носом, но и остальными выступающими частями тела, но увы – мистер МакКормик телепортировался, видимо, в другое измерение. Во всяком случае, следов славного доктора не нашли.
А может, просто так искали. Кое-кому исследования мистера МакКормика были весьма интересны, поскольку могли обогатить личный карман.
Во всяком случае, именно так думал Винсент Морено, полевой агент ЦРУ, отлавливавший когда-то террористов всех мастей, в том числе и для лаборатории МакКормика. Ему и раньше не нравилось то, что душка Стивен вытворял с людьми, пусть и преступниками, а когда мистер Хренов Экспериментатор (по версии Винсента) взялся за Сашку, а потом и за меня, Морено окончательно взбунтовался и отказался быть охотником за головами. Тем более что с Сашкой у них тогда все только начиналось.
А сейчас продолжается, хотя они так и не поженились. Почему? Да как-то не до того. Сашка рулит унаследованным бизнесом, Винсент постоянно пропадает по делам, появляясь один-два раза в месяц. Чем он сейчас занимается, я, если честно, не знаю, видимо, потому, что мне это абсолютно фиолетово, причем в крапинку. Профессионал уровня Морено в его конторе на вес золота, думаю, ему нашли применение и без охоты на людей.
Главное, что Винс – классный мужик и всегда оказывается рядом, когда он нужен.
Но в данный момент рядом оказался его бывший коллега, тот самый телепортировавшийся Стиви. Теперь я совершенно точно знаю, кто фотографировал Нику возле дельфинария. И почему мне эта крысиная физиономия показалась знакомой.
Но что он делал там, в Алании?
И самое главное – какого… гм, черта его принесло туда именно тогда, когда там были мы?
И что это гудит, в конце-то концов?! Они что, засунули нас в раритетный «ЗИЛ» без глушителя? Тогда следующий вопрос по существу – откуда в Турции «ЗИЛы»?
Хорошенечко пораскинуть мозгами над этим животрепещущим вопросом мне не удалось. Во-первых, раскидывать было нечего – почти все серое вещество выгрызли горластые термиты, – а во-вторых, вопрос трепетал как-то вяло, без огонька.
Было еще и в-третьих – тихое сопение уснувшей дочери у меня под боком. Оно действовало просто гипнотически, превращая веки в неподъемные чугунины.
Ну и ладно. Не хватало еще тратить драгоценные силы на сражение с собственными веками.
И вообще, я…
Второй дубль сцены «она пришла в себя» получился чуть лучше первого. Во всяком случае, состояние было средней степени паршивости – тошнота практически исчезла, голова болела, но гораздо меньше (может, потому, что термиты уже все сгрызли?), а вот место, куда наш славный доктор Стивен вогнал мне иглу, ныло довольно сильно.
А еще – сменилась тональность гула. И трясло теперь не так сильно, скорее – покачивало.
Но самое главное отличие от первого дубля обнаружилось, когда я, прочитав три мантры и сосредоточившись на пупке, смогла приоткрыть один глаз. На этот раз повезло правому.
