Людмила Ситникова - Не откладывай убийство на завтра
Марина чуть не выронила чашку.
– Катарина, ты с ума сошла или у тебя обострение шизофрении? О чем ты спрашиваешь? Я воспринимаю Круглова исключительно как актера, заметь, актера с нетрадиционной ориентацией. И если уж говорить совсем начистоту, я сильно сомневаюсь, что между Любомиром и Татьяной могли воспылать чувства. Уверена, они специально подстроили все таким образом, чтобы я стала свидетельницей их якобы страстной сцены.
– С какой целью?
– Понятия не имею, к примеру, для того, чтобы начали распространяться слухи о его гетеросексуальности.
– Неувязочка выходит.
– Какая неувязочка? – Марина потихоньку раздражалась.
– Какие могут быть слухи, когда, кроме приближенных к нему людей, никто и не догадывается, с кем спит Круглов.
– Это тебе так кажется, почитай прессу, журналисты давно трубят о его пристрастиях, что, кстати, сильно подмачивает его репутацию.
– Лично я узнала о его нетрадиционной ориентации неделю назад.
– Ты не показатель.
– Согласна, но тем не менее Таня считала, ты ревнуешь ее к Круглову.
– Катарина, ради бога, твои слова не выдерживают никакой критики. Я и Любомир… да такое в страшном сне не приснится!
– Антон догадывался о его шашнях с Карповой?
– Мне-то откуда знать, если Любомир решил привлечь к себе его внимание с помощью Татьяны, тогда, наверное, догадывался.
– А лично ты ему ничего не говорила?
– Нет! Нет! И еще сто раз нет! У меня существует золотое правило – никогда не вмешиваться в дела других людей. Я следую ему на протяжении многих лет и отступать не собираюсь. Естественно, у меня имеется собственное мнение на этот счет, но я держу его при себе.
– И каково оно?
– Давай рассуждать логически, допустим, Круглов был любовником Татьяны… маловероятно, но все же, черт с ним. Тогда возникает простой вопрос: почему он продолжал жить с Антоном?
– Ты сама сказала – любовником, а не мужем, день – с Таней, день – с Антоном…
– Ты действительно так считаешь или придуриваешься?
– Не понимаю.
– Значит, не придуриваешься. Катарина, ты наивна до невозможности, у меня такое впечатление, что ты вчера приехала из глухой деревни. Честное слово, уборщица на студии искушеннее тебя в миллион раз.
– Спасибо за комплимент, – Копейкина залпом выпила кофе.
– Мне все-таки кажется, ты позвала меня не за тем, чтобы говорить о Круглове, – Марина достала зеркальце и поправила прическу. – Интуиция подсказывает: тебе от меня что-то нужно. Вот только не могу понять, что именно? С кинематографом ты свою судьбу связывать не собираешься, а…
– Ты веришь, что Карпова покончила жизнь самоубийством? – задала Катка главный вопрос.
– Вот те раз, ну и вопросик, как по лбу долбанула!
– Ответь!
– Все указывает на самоубийство.
– Что именно?
– Ты же присутствовала на площадке и сама прекрасно видела: Таня отравилась.
– Верно.
– Яд оказался в кофе, – Марина отодвинула чашку.
– Тоже верно.
– Я, как и все остальные, склонна думать, что она сама подсыпала цианид.
– А можно поинтересоваться, почему ты так думаешь?
– Ну, – Марина замялась, – просто…
– Я отвечу за тебя. Ты придерживаешься такого мнения, потому что кто-то его озвучил, и все с радостью его поддержали.
– Кого ты имеешь в виду под словом «все»? Хочешь сказать, сама так не считаешь?
– Нет, я уверена, что Таню Карпову отравили. Произошло самое настоящее убийство!
– Странная ты особа, Катарина, ведешь себя как-то подозрительно, наверное, сказывается страсть к литературе детективного жанра. Кто, а главное, зачем мог отравить Татьяну?
– Мне самой не терпится узнать имя убийцы.
– Катарина, повторяю: поменьше увлекайся детективами, у тебя слишком богатое воображение, кроме Карповой, никто не мог незаметно насыпать яд в кофе.
– Откуда ты знаешь, ведь, когда Ручкин объявил перерыв, ты ушла с площадки.
– Я уверена.
– Нет, Марина, ты не уверена, просто, как ты сама сказала в начале нашего разговора, тебя не интересует ничего, кроме твоей работы. Вы все поглощены лишь собой, у вас на уме одни деньги – как можно больше заработать и…
– Неправда! Я никогда не ставила материальные ценности выше моральных. Не скрою, я люблю деньги, как и каждый нормальный человек, как и ты, в конце концов, и не пытайся убедить меня в обратном. Я никогда не была эгоистична по отношению к людям, годы работы в шоу-бизнесе сделали меня жестче, но, уверяю тебя, это лишь оболочка. В душе я люто ненавижу лицемерие и обман.
– Марина…
– Мне жаль, что ты считаешь меня бесчувственной куклой, не способной реагировать на чужие неприятности.
– Я такого не говорила.
– Но подразумевала!
– Нет.
– Не выкручивайся, я все прекрасно поняла.
– Марина, возможно, я была несправедлива к тебе, тогда прошу прощения. Просто мне жизненно необходимо разобраться в ситуации. Понимаешь, я не верю… ну хоть на части меня режь, не верю, что Танюха покончила жизнь самоубийством!
– И какие у тебя мысли?
– Честно?
– Конечно.
– Пока никаких, есть предположения, но они настолько туманны, что даже не хочется их оглашать.
– Одно могу сказать совершенно точно, Катарина, понадобится моя помощь – можешь смело обращаться. Если будет по силам, непременно помогу.
– Спасибо.
– А то, знаешь, не очень-то приятно, когда тебя видят исключительно бессердечным роботом, поглощенным работой, не замечающим ничего вокруг.
– Прости, что обидела тебя.
– Забудь. Слушай, может, закажем еще по одной чашечке кофе и пирожные?
– Отличная идея, не возражаю.
Марина подозвала официантку. Сделав заказ, женщины начали болтать ни о чем. За разговором Катарина пришла к мысли, что у них с Мариной много общего, и будет совсем неплохо, если они подружатся.
* * *Не успев переступить порог, Катка услышала недовольный крик Ангелины:
– Павел Николаевич, неправильно делаете, неправильно!
– Тогда, может, вы сами займетесь ремонтом? – зло бросил Павел.
– И займусь…
– Катарина приехала! – закричал Артем, выбегая из кухни.
– Как дела?
– Нормально, у бабушки очки сломались, папа пытается починить, но пока ничего не получается, – Артемка понизил голос: – Бабка в гневе.
– Я уже поняла, а где мама?
– Они вместе чинят.
Взяв на руки Парамаунта, Катка прошествовала на кухню.
– Всем добрый вечер.
– Для кого он добрый, а для кого нет, – пробурчал Пашка, склонившись над столом.
– Почему я слышу пессимистические нотки в твоем голосе?
– Это ты у Ангелины Дормидонтовны спроси.
Копейкина перевела взгляд на старуху.
– А почему сразу я? Я прекрасно себя чувствую, просто произошло небольшое ЧП, у меня сломались очки…
– Сломались? – негодовал Пашка. – От них живого места не осталось, оправа пополам развалилась.
– Ну а стекла-то целы!
– Удивительно, как они не разлетелись на тысячу кусочков.
– Потому что на клумбу упали.
– Нет, не потому, что на клумбу упали, – передразнил Пашка тещу, – просто кое-кто очень любопытен и сует нос и другие части тела не в свои дела.
– Павел Николаевич, хватит болтать, склеивайте… склеивайте!
– А как очки оказались на улице? – Катка села на стул.
– Бабушка высунулась из окна, они и слетели.
– Лучше бы вместо них слетела бабушка, – пробасил Павел. – Шучу-шучу, Ангелина Дормидонтовна. Где ваше чувство юмора?
– А зачем вы высовывались? – не унималась Ката.
– Вот и я про то же, – Павел смерил Ангелину презрительным взглядом. – Любопытство до добра не доведет.
– Знаете, Павел Николаевич, я, между прочим, за вас беспокоилась.
– Интересная версия!
– У подъезда стоял мужик и лобызался с бабой, мне показалось, что это вы.
Марго показала матери кулак.
– И вы решили убить меня очками? Спешу довести до вашего сведения, дорогая Ангелина Дормидонтовна, что я сегодня вообще не выходил из квартиры. Более того, мы раз десять сталкивались с вами в коридоре, но вы так неслись в туалет во время рекламы в сериалах, что не заметили бы даже слона.
– Риточка, это правда?
– Правда, мама, правда, я тебе уже говорила.
– Тогда неувязочка вышла, – Ангелина заулыбалась. – Но тот мужик так на вас походил… Ей-богу, одна морда, и в анфас, и в профиль.
– Мама!
– Бабушка, у тебя слишком богатое воображение.
– Точно! – подхватил Пашка. – Богаче не бывает, звонили из психушки, вами уже интересовались. Шутка.
Ангелина побагровела. Дабы избежать очередных разборок, Катарина быстро спросила:
– Слушайте, а почему бы вам не купить новые очки, какой смысл склеивать треснувшую оправу?
– Я в течение часа долдоню ей о том же.
– Шустрые, я погляжу, очень, да вы знаете, кто их покупал?
– Неужели Иван Сусанин?
– Тьфу на вас! Рита, твой папа купил их ровно двадцать два года назад.
– Мама, боюсь, уже ничего нельзя сделать.
