Дарья Донцова - Бриллиант мутной воды
– Мой папа замечательный, – с жаром сказала собеседница, – удачливый бизнесмен, только он от мамы ушел. Его другая увела из семьи, молодая!
– Мне очень жаль, но такое случается достаточно часто.
– Вот я и подумала, – неожиданно заявила Оленька, – вдруг у вас дочка есть, такая, как я, ей плохо будет! Знаете, сколько я плакала, когда папа уехал! А он теперь свою новую жену больше, чем меня, любит, мы с ней почти ровесницы.
– Извини, детка, я плохо понимаю, к чему ты ведешь!
Олечка покраснела, надулась и решилась:
– Вы только что в кабинете у Юры сказали, будто хотите сделать подарок Беате Быстровой?
– Да.
– Она ваша подруга?
– Ну… скажем, так.
– Лучше возвращайтесь к жене, – выпалила девочка. – Беата нечестная девушка, она «щука».
– Кто? – удивился я. – Сделай милость, объясни, что это значит.
Олечка вздохнула и затараторила.
Фитнес-клуб посещают в основном обеспеченные люди, такие, которым не накладно выбросить пару тысяч долларов. Банкиры, бизнесмены, звезды шоу-бизнеса, депутаты… Мужчин и женщин тут поровну, но есть среди них особая категория людей, которую сотрудники клуба между собой называют «щуки».
– Если пойдете в бассейн, – пояснила Оля, – обязательно парочку таких увидите. Сидят в джакузи, золотом обвешанные, лицо в макияже, ресницы накрашены… Кавалеров ловят. Впрочем, и мальчишки тоже не теряются, около богатых теток трутся, мышцами играют.
– И администрация клуба смотрит сквозь пальцы на эту ситуацию?
Оленька пожала точеными плечиками:
– А что делать? Они честно заплатили деньги. На человеке ведь не написано, зачем он сюда пришел. Думаете, все так прямо в спортзалы бегут? Вовсе нет. Кое-кто у бассейна на топчанчик ляжет, халатиком прикроется и спит себе спокойненько. Нам строго-настрого запрещено тревожить клиентов. И потом, никто ни к кому внаглую не пристает. Но Беата такая оторва!
В ее голосе прозвучала глубокая обида. Я внимательно глянул на девочку:
– Оленька, она у вас отбила кавалера?
Инструктор кивнула:
– Ага. Да так нахально. Беата сначала тут все вокруг одного увивалась, Леонида Серегина. Он ее, кстати, и привел в клуб. Но, видно, не заладилось у них. Серегин сюда перестал показываться, а Беата огляделась и на Володю кинулась. Между прочим, у нас роман намечался. Только не подумайте, что меня его деньги привлекали. Вовсе нет. А вот Беата сначала в кошелек посмотрела и открыла охоту!
Оля горестно вздохнула, повертела в руках чайную ложечку и добавила:
– Я-то себя берегла, Володя всякие намеки делал, да зря. Так ему и сказала: «До свадьбы ни с кем ни за что». А Беата ломаться не стала… Вот теперь оба сюда носа не показывают!
Я погладил обиженную девочку по руке:
– Не переживай, ты еще встретишь настоящего друга. А про этого Володю забудь, исчез, и ладно.
Оля кивнула:
– И мама так же говорит. Извините, что подошла, но очень мне неуютно стало, когда ваш разговор с Юрой услышала.
– Правильно сделала, – улыбнулся я, – теперь ни за что не буду иметь дело с Беатой, а вернусь назад, в семью, к жене и дочери.
Оленька зарделась.
– Вы занятий не пропускайте, – перевела она разговор на другую тему, – мышцы поболят и перестанут.
– Спасибо, – ответил я, – вот что, дай мне координаты этого Володи.
– А зачем вам?
– Хочу проявить мужскую солидарность. Позвоню парню и открою глаза на его пассию.
Оля заколебалась, потом желание отомстить Беате взяло верх и она сказала:
– Пишите телефоны.
После ухода довольной Оленьки я допил остывший чай и вышел в холл. Интересно, куда подевались мои дамы? Не слишком ли они усердствуют в зале? Но тут из коридора донеслось бодрое щебетанье, и я повернулся в сторону звука. Вот они, живы, курилки.
Николетта весьма бойко дотащила свою сумку и сунула ее мне в руки.
– Все, поехали домой!
Я получил из гардероба две пахнущие духами шубки, накинул дамам на плечи, взял их спортивную амуницию и распахнул дверь, ведущую в паркинг.
– Прошу.
Вниз вела довольно длинная лестница. Николетта поставила ногу на первую ступеньку и ойкнула.
– Что случилось?
– Ой! Не могу идти.
– Ты потихоньку.
– Ой! – вторила Кока. – Моя спина!
– Подождите, – велел я.
Затем быстро сбегал в паркинг, позвал водителя Коки и поднялся наверх. Дамы с бледными лицами жались у стены.
– Невозможная боль, – простонала Николетта.
– В колени словно гвозди вбили, – подхватила Кока.
– Вы перезанимались. – Я покачал головой и взял Николетту на руки. – Первый раз следовало проявить осторожность.
– Мы ничего особенного не делали, – ныла маменька, пока я тащил ее вниз, – просто прыгали со всей группой.
– Надеюсь, она состояла не из двадцатилетних девушек!
– Не хами, – простонала матушка, кое-как влезая в «Мерседес». – О-о-о, моя спина, мы занимались с одногодками, сорокалетними дамами.
Я молча крутил руль. Нет, вы слышали? «С одногодками, сорокалетними дамами»! Хотя странно было бы ожидать, что Кока и Николетта пойдут в свою возрастную группу. Кстати, я совсем не уверен, что в клубе предусмотрены занятия для женщин их возраста… Впрочем, не стану ехидничать, Николетте, похоже, не слишком хорошо.
Сдав охающую матушку на руки причитающей Тасе, я приехал домой и, отчитавшись перед Норой, рухнул в постель. Сил не было совсем.
Утром мне не стало лучше. Я с трудом сполз с кровати и поплелся на кухню.
– Ваня, – бодро закричала Нора из столовой, – топай сюда!
Увидав меня, она ухмыльнулась:
– Ну как? Набрался здоровья?
Я сел за стол и решил сделать вид, что не замечаю ее ехидства.
– Вы наняли новую кухарку?
Нора сделала чудовищную гримасу.
– Ну не поверишь, какая сцена тут с утра разыгралась.
Я удивился:
– Что случилось?
– В восемь утра ко мне ввалилась Ленка, – недовольно поморщилась Нора, – глаза красные, волосы торчком, и заявила: «Прочла вашего Рекса Стаута!»
Элеонора страшно удивилась. Она и не предполагала, что Лена умеет читать.
– Ты заболела? – осведомилась хозяйка.
– Нет, незачем вам кухарку искать, – кинулась в бой горничная, – опять воровку наймете! Я сама могу так готовить, как этот Фриц! Ничего хитрого в этом нет!
Нору трудно лишить самообладания, но, услыхав такое заявление, она слегка оторопела, а потом ответила:
– Это не так просто!
– Ерунда, – заявила Ленка, размахивая томиком Рекса Стаута, – здесь все указано! Я вам не первый год верой и правдой служу, стараюсь, как для родной…
На глазах домработницы появились слезы, голос задрожал. При всем своем ехидстве и цинизме Нора жалостлива, поэтому она быстро сказала:
– Не реви. Хорошо, давай попробуем.
И вот сейчас мы сидим в столовой, поджидая «breakfast»[4]. Не успел я посоветовать Норе все же нанять повара через агентство, как дверь в столовую распахнулась и появилась Ленка с подносом. Она грохнула ношу на стол и заявила:
– Значит, я правильно поняла, вам теперь нормального не надо, никакой геркулесовой каши или яичницы. Хотите питаться, как этот толстяк?
– Я просто намереваюсь изменить свой рацион, – нашлась Нора, – попробовать новые блюда. Что тут странного?
Лена торжественно водрузила перед нами тарелки. Я с подозрением оглядел поданное: нечто желто-коричневого цвета, больше всего смахивающее на пересушенную булку, из которой удалили мякиш и вместо него поместили странную бело-оранжевую массу. Нора с опаской покосилась на «деликатес» и спросила:
– Это что?
– Яйцо-пашот, – с гордостью сообщила Лена и уперла руки в бока, – кушайте, очень вкусно.
– Ты сделала паштет из яиц? – удивилась Нора и смело ткнула ложечкой в непонятную массу.
Лена хмыкнула:
– Да уж, Ниро Вульф подобных вопросов своему повару не задавал! Он-то точно знал, что такое яйца-пашот!
Нора не нашлась, что возразить, а я с изумлением уставился на Лену. Кто бы мог предположить, что она способна ехидничать!
– Да вы ешьте, – приободрила нас домработница, – здорово получилось, я ни на грамм от рецепта не отступила, все как в книге.
Хозяйка храбро засунула в рот ложку.
– Ну как? – оживилась Лена.
– Восхитительно, – пробормотала Нора.
Домработница перевела взгляд на меня. Чувствуя себя как кролик перед пастью удава, я осторожно попробовал бело-оранжевое нечто. Приходила ли вам в голову идея сварить без соли, сахара, перца и других специй кусок ваты? Думается, описанный мною деликатес сильно бы смахивал на поднесенные нам яйца-пашот.
– Нравится? – улыбнулась мне Лена.
Мой отец слишком много внимания уделял моему воспитанию. Иногда кажется, что, привей он мне иные качества, моя судьба могла бы сложиться иначе. Но отец обучил меня основам светского поведения. Всегда улыбайся, вставай, если в комнату входит дама, никогда не говори окружающим то, что о них думаешь… Поэтому сейчас, вместо того чтобы сказать правду, что это дрянь редкостная, я с невинным выражением на лице заявил:
