Дарья Донцова - Лебединое озеро Ихтиандра
Я повертела в пальцах бордовый цилиндрик с никелированной блестящей пупочкой и засунула его в карман. Какая разница, кто утащил копеечную ерунду! У меня есть проблема посерьезнее – надо добраться до дома и понять, каким образом можно уложить парашют назад в кресло. Я на раз-два сгребла материал и стропы в кучу, подняла все, уложила на сиденье и, прыгая на правой ноге, дотолкала Лауру к дому. Она молчала: не возражала, не спорила, не приказывала мне сесть, похоже, потратила все свои силы на эвакуацию.
На все про все ушло чуть больше пяти минут. Желая поскорее лечь в кровать, я пнула заднюю дверь, из которой выезжала в сад. Наглая Афина решила, что ей следует пойти вперед. Собака безо всякого смущения оттолкнула меня от входа и прогалопировала по коридору, за ней кинулся Рип. Но в отличие от беззаботно скачущей Фины щенок заволновался, замер у встроенного шкафа и принялся скрести створку лапой.
– Прекрати, – приказала я, – иди в спальню.
Однако Рип не успокаивался, он методично царапал панель. Афина прискакала назад и тоже начала уродовать гардероб.
– Как вы мне надоели! – вздохнула я. – Ладно, смотрите, там пусто! Глупые создания! Что привлекло вас к шкафу?
Продолжая отчитывать псов, я отодвинула створку и отпрыгнула в сторону. Левая нога очутилась на полу, боль от лодыжки поднялась вверх.
– Мама! – сдавленно пискнула я. – Вы кто?
Внутренность шкафа представляла собой небольшое углубление с горизонтально прикрепленной перекладиной, на которой покачивалось несколько вешалок с грязными куртками. Наверное, Эдуард, Вадим или Патрик натягивают их, когда работают в саду. Но меня напугали не шмотки. У стены громоздилась темная фигура.
– Вы кто? – стараясь не заорать от страха, повторила я. – Зачем зашли в «Приют доброй Клары» и спрятались в гардеробе?
– Не знаю, – ответил знакомый голос. – Как меня зовут?
Я вздохнула полной грудью.
– Николай Ефимович! Как вы сюда попали?
– Спать ложусь, – ответил Поповкин. – Пришел к себе, а кровати нет. Где она?
Мне стало до слез жаль дедушку. Не дай бог потерять ум и превратиться в беспомощного ребенка.
– Подушки нет, – продолжал Николай Ефимович. – Темно!
– Это не ваша комната, – сказала я.
– Ох, простите великодушно, – зачастил дедок. – Попал в чужую? Поверьте, без злого умысла. Вы Таня?
– Нет, Даша, – терпеливо ответила я.
– Аха-ха! – ухнул Гектор. – Даша! Каша-малаша!
– Прекрати болтать, – устало приказала я птице.
Ворон гавкнул. Фина оглушительно чихнула, раз, другой, третий, Рип присел на корточки и напрудил лужу, Николай Ефимович принялся раскачиваться из стороны в сторону.
– Куда я попал? Чего я хочу?
Меня охватила усталость. Афина, похоже, простудилась, иначе почему она безостановочно чихает? Щенок так и не понял, что свои дела надо совершать на улице, а не в доме. Гектор произносит какие-то заклинания, надеюсь, он не вызывает злых демонов. Николай Ефимович впал в прострацию. В инвалидном кресле гора материи, и непонятно, как и куда ее убрать. Бурдюк строит планы мести, левая нога у меня не работает, а в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо.
– Пора ложиться, а то не высплюсь, – забеспокоился Николай Ефимович и стал оседать на пол.
Я встряхнулась. Не время проявлять малодушие. Ничего ужасного не происходит, простые бытовые неурядицы. Я схватила Поповкина за плечи.
– Пошли.
– Куда? – спросил безумец, но покорно последовал за мной.
Если вы полагаете, что я без приключений доставила старичка в его опочивальню, то ошибаетесь. Прохромав по коридору, я уперлась в крепко запертую створку. То ли Софья, решив, что все обитатели приюта мирно похрапывают в постельках, задвинула на этой двери щеколду, то ли ее захлопнул сквозняк. Мне пришлось вести Поповкина на улицу, огибать дом, вводить деда, Афину, Рипа и втаскивать кресло через центральный вход.
Когда мы добрались до спальни старика, Николай Ефимович хлопнул себя ладонью по лбу.
– Старый дурак!
– Дурак, – не упустил момента схамить Гектор.
– Вот же кровать! – радовался Поповкин, показывая на письменный стол.
Я от всей души посочувствовала Софье. С каждым днем Николаю Ефимовичу будет становиться хуже. Вчера он выглядел бодрячком, его подводила память, но тарелку с ботинком пенсионер не путал. Сейчас Поповкин уже не различает предметы мебели!
Дед подошел к столешнице, уложенной на две массивные тумбы, постучал по ней пальцем и расстроился.
– Жестко.
Я увидела около стопки журналов упаковку самоклеящихся листочков, оторвала один, вынула из кармана ручку, написала на розовом прямоугольнике «ПОСТЕЛЬ» и разместила объявление на спинке кровати.
– Ложитесь сюда. Видите бумажку?
– Спасибо, Танечка, – обрадовался Николай Ефимович.
На следующий день за завтраком я со вздохом заметила:
– Жаль, у вас не сохранилась инструкция по пользованию инвалидным креслом!
– Это точно, – ответила Мурмуль.
– Вообще-то странно, – вздохнула я, – передвижное устройство дорогое, сложное в эксплуатации, к нему непременно обязаны приложить руководство.
Эдик потянулся за тостом.
– Это подарок от одного человека.
– Вроде оно принадлежало его родственнице, – подхватила Софья, – он привез к нам кресло и сказал: «Пользуйтесь».
– Мы даже не успели спросить, как спонсора зовут, – продолжил Эдуард.
– Приюту делают презенты, – зачастила хозяйка, – мы рады любой вещи, швабре, обогревателю, комплекту постельного белья.
– Иногда бэушные вещи приносят, – хмыкнул Эдуард. – Но в основном одежду из церкви. Тут неподалеку расположен храм. Местный батюшка щедрый человек.
– Нам с отцом Пименом повезло, – оживилась Софья, – к нему много богатых прихожан заглядывает, из тех, кто деньги не считает. Нашим постояльцам достается от них отличная обувь, свитера, костюмы, платье.
– Отец Пимен часто говорит пастве: «Помогите нуждающимся», – подхватил Эдуард.
– Но кресло не от него, – уточнила Софья. – Думаю, у кого-то из очень богатых людей умер член семьи, инвалид. Выбросить коляску рука не поднялась, и человек справедливо рассудил: в приюте она больше пригодится. Но он нам ничего не объяснил, мы попробовали разобраться, нажали на кнопку и услышали иностранную речь. Увы, мы не обучены языкам, дыра у нас с Эдиком в образовании. Ой, Дашенька! Вы-то со своими лингвистическими талантами определенно поняли, как рулить креслом!
– Овладеваю «методом тыка», – улыбнулась я, – непременно запишу для вас все, что выяснила. Настя поехала к врачу?
– Рената ее повезла, – кивнул Эдуард.
– Булочки, – захлопотала Софья. – Попробуйте. Фирменная выпечка Вадика.
– Всем привет, я проспал! – громко сказал Патрик, входя в столовую.
Я посмотрела на психолога и потерла пальцами виски. Патрик вырядился в ослепительно-красную рубашку. Как определить этот цвет? Окрас ополоумевшей пожарной машины? Огня, бушующего после ядерной катастрофы? К сожалению, у меня иногда бывает мигрень. Не путайте эту напасть с обычной головной болью. Таблетка цитрамона или растворимый аспирин мне не помогут. От мигрени нет лекарств, а приступ может накатить в любой момент. Я отлично знаю причины, которые могут активизировать ее: резкий запах духов, внезапный громкий звук, обида, усталость или нечто пронзительно-красного цвета.
– Что случилось? – заботливо спросил Патрик. – Вам плохо?
– Мигрень, – прошептала я и встала, – мне надо срочно уйти.
– Я вас провожу, – засуетился психолог.
Нестерпимо-красное пятно надвинулось на меня. Я вытянула вперед руки.
– Не подходите.
– Я испугал вас? – озабоченно спросил Патрик.
Я закрыла глаза и соврала:
– Полный порядок, нога болит.
– Я думал, вам плохо, – донесся из тумана озабоченный голос Эдуарда.
– Ой, она побледнела! – застрекотала Софья. – Вывих – дело непростое. Дашенька, лягте в постель! Вам необходимо набраться сил. Это моя вина, отпустила вас вчера за стиральной машиной, вот сегодня организм и отомстил.
До носа долетел запах дорогого лосьона, букет шипра и розы. Мне стало еще хуже. Крепкие пальцы взяли меня за плечи.
– Даша, откройте глаза.
Я распахнула веки, вновь увидела прямо перед носом кровавую сорочку, схватилась за горло и не удержалась от крика:
– Отойдите подальше! Неужели непонятно? Мне плохо из-за вас!
Патрик попятился.
– Почему?
– Рубашка, – простонала я, – она красная.
– Вас пугает цвет? – сделал неправильный вывод психолог и быстро пощупал мой лоб.
Я вывернулась из-под его руки.
– Отстаньте, умоляю! Отойдите!
– Простите, – воскликнул психолог и переместился к окну, – так лучше?
– Спасибо, – шепнула я, – извините меня.
– Бедняжечка, – засуетилась Софья, – Вадик, скорее завари успокаивающий чаек из мелиссы.
– Пойду переоденусь, – живо сказал Патрик, – синий пуловер вас не испугает?
