Лев Корсунский - Игрек Первый. Американский дедушка
«Если б мама называла меня по имени и фамилии, я отыскал бы ее сейчас», — без всякого сожаления рассуждал Игрек, направляясь на зов сестрички. Смазанный образ малознакомой тети не вызвал у него душевного отклика.
* * *Кокетка распалила воображение Судакова и исчезла, оставив после себя облачко головокружительного дурмана. Обладая собачьим нюхом, контрразведчик в закрытом помещении без труда мог отыскать с завязанными глазами ухоженную даму.
Заметив преследователя, ветреница ускорила шаг. Судакова всегда возбуждало, когда от него убегали. Охотничий инстинкт, свойственный самцам.
Вертихвостка поступила как настоящая самка: почистила перышки, распушилась… потом вильнула хвостом и кинулась спасаться в надежде, что ее догонят.
* * *Метафорическое восприятие отношения полов контрразведчика существенно отличалось от того, что ему предложила жизнь.
Нагнав Тину, Сергей Павлович схватил ее за руку, намереваясь увлечь на травку. Незатейливая пастушеская пастораль пленяла его больше изысканных композиций в отеле «Метрополь», к примеру.
Прелестная пастушка, однако, оказалась с норовом. Она вмазала по чисто выбритой (и оттого особенно чувствительной к прикосновениям) щеке полковника звонкую плюху.
Такие пассажи воодушевляли Сергея Павловича необычайно. Он постарался не услышать словесного сопровождения очаровательного взбрыка, и это ему почти удалось.
— Отвали, старый козел! — эту партию можно было бы исполнить на австрийском рожке, человеческий голос был для нее слишком груб.
— Ты хотела, чтоб я тебя захотел! — сыграл Сергей Павлович на флейте.
Затем пошли сплошь ударные инструменты.
— За яйца тебя повесить, дедуля?
— Ты сначала посмотри на них!
— Если увижу — откручу!
— Ты будешь от них в восторге!
Словесная какофония сопровождалась бестолковыми телодвижениями.
Пастушок, превратившись в Сатира, норовил спустить с себя штаны, полагая, что ни одна пастушка на свете не устоит перед его мужским очарованием.
— Сколько ты стоишь?
— Не продаюсь!
— Болтают, что тебя за два обеда купили эпилептики! Но я не верю!
На Тину напал истерический смех.
— За два обеда? С компотом?
— Безусловно.
— Надо подумать!
— И думать нечего! Я тебе предложу кое‑что получше!
Мысли участников сексуальной потасовки были об Игреке.
Судаков находил оправдание разгулу низменных инстинктов в том, что измена потаскухи отвратит мальчика от нее, а Тина не сомневалась в обратном: что только через любовную интрижку можно покончить с пагубной дружбой голубоглазого Ангела и черноокого беса.
— Что же ты можешь мне предложить? — Тина каталась от смеха.
Судаков сдернул с себя штаны и трусы. Таким образом, любовное предложение было сделано. Но своенравная шлюха не желала опускать глаза, чтобы узреть мужское великолепие полковника Судакова.
— Американский протез! — коварно солгал Сергей Павлович. Уловка, не раз позволявшая ему добиться благосклонности милых дам.
Алевтина невольно опустила глаза. Медленно подняла их, встретившись с победоносным взглядом самца.
— Только не здесь!
* * *Привычная к переменчивости судьбы, Кукушка была изгнана из своей клетки на волю.
Любовные перипетии на скрипучей койке отразились в мыслях Тины:
«У старикана мания величия. Древняя развалина мнит себя обалденным самцом! Дамы из сострадания делают ему комплименты, а козел принимают их за чистую монету!»
Излечить душевнобольного от мании величия Ведьма могла бы одним взглядом, но гуманность не позволила ей это сделать.
Впрочем, суетливый любовник не особенно мешал Алевтине достичь неземного блаженства. Обычно попадались самцы, неустанно демонстрировавшие свою мужскую доблесть. Обделенную любовью женщину они считали нимфоманкой. Тина ждала лишь сладостного мига, когда останется в одиночестве. Никто не любил Тину больше, чем она сама. Разве что Ангел.
6.Обосновавшись в теле старого распутника, Ведьма покинула любовное ложе. В этом вместилище ей было отвратительно все: руки и ноги, как плохо подогнанные протезы — скрипят и ноют. Голова — деревянная, хуже любого протеза, похрустывая, держится на шее еле — еле, на соплях. О, спина вообще не гнется! Стиральная доска! Гениталии — позор нации, а не предмет гордости. Не дай бог остаться в этом теле навсегда!
Алевтина прошлась по палате, поскрипывая и пощелкивая суставами. Музыка старости нагнала на девушку меланхолию.
«Неужели и мне суждено стать когда‑нибудь старой каргой!»
Ответ Тина знала давно, но мнимая печаль из‑за тленности всего сущего приятно ее щекотала.
Ведьмы бессмертны! Когда станет немощным тело, данное ей Богом или дьяволом, Тина найдет себе молодую красивую плоть и поселится в ней. Ее бессмертная душа привыкнет к новой оболочке. Стоит состариться новому вместилищу сатанинского духа, как Тина найдет что‑нибудь подходящее. И вовсе не обязательно это будет женщина. Глупо отказываться от возможности прожить жизнь мужчины. Или несколько жизней. Ведьминым избранником может стать какая‑нибудь знаменитость или даже монарх.
«В любом случае это будет не полковник Судаков! — заключила Аля, натягивая одежду чекиста. — Жаль, конечно, терять время в таком паршивом теле, но ведь у меня в запасе вечность!»
* * *Первым, кого увидела Алевтина, покинув палату, была верная Кукушка, страж чужой любви. Свернувшись клубочком в кресле, она дремала.
Дар небес не обогатил Кассандру, один застиранный халат она чередовала с другим. Свои стоптанные туфли Кукушка не променяла бы и на королевские, украшенные бриллиантами, если для этого пришлось бы покривить душой. Шарлатаны, предсказывавшие новоиспеченным богачам разные приятности, от них в ответ получали материальные блага. А Кукушку за ее трагические прогнозы, случалось, и поколачивали. Но ясновидящая не могла изменить своему предназначению.
Ведьма в ее пророчества не верила. Получалось, что за одно вранье платили деньги, а за другое — лупили. Какое предпочесть? Нищенка выбрала свое.
Наклонившись к уху Кукушки, Ведьма шепнула:
— Тина уснула. Не нужно ее беспокоить.
Кукушка с недоумением воззрилась на Брокгауза.
Она не догадывалась, что ее подружка старпера предпочла Игреку.
— Это наш секрет! — угадав ход мыслей пророчицы, прошептала Алевтина.
— Какой секрет?
— Что я у нее был. Девочка спит без задних ног. Она очень устала.
Кукушка посмотрела на Брокгауза, как на монстра. Он же расцвел под ее взглядом, принял горделивую осанку. От мужского самодовольства чуть не лопался.
— Стыдно вам, Иоанн Васильевич! — сокрушенно покачала головой Кукушка. — Не молоденький уже…
— А молоденькую могу затрахать до смерти! — шепнул Брокгауз. И громыхнул сатанинским хохотом.
Так ему показалось. Вернее, ей.
«Что это со мной? — опомнилась Алевтина. — Поддалась дурному влиянию Судакова».
* * *Зато увидев через минуту понурого Игрека, Аля сразу забыла о том, что она Брокгауз, несмотря на тело — протез.
Ангелу, наверно, уже нашептали про ее неверность.
Жалость толкнула Алевтину к мальчишечке. Она прижалась к нему и присосалась: губы — в губы.
Ангел отшатнулся от Брокгауза. Такие нежности не были у них в ходу.
— Иоанн Васильевич, не смейте так делать!
Ведьма вспомнила себя. Не для того она надела старомодный, скрипучий наряд, чтоб лобызаться с Игреком!
«Хотя… почему бы разом не покончить с дурацкой мужской дружбой!»
Схватив Игрека за руки, Тина жарко зашептала ему на ухо:
— Маленький! Ты мой! Отдайся мне!
Ангел с мученическим ликом испуганно задергался, пытаясь освободиться от рехнувшегося друга.
— Больше не смей подходить к Ведьме! Она откусит твою пипиську! А нам с тобой она еще пригодится! — рука Брокгауза, погладив Игрека по ягодицам, скользнула в промежность.
Всхлипнув от отчаянья, Долговязый отпихнул Иоанна Васильевича изо всех сил.
Старикан брякнулся на пол и пополз вверх по ноге Игрека. Стряхнуть бывшего друга, как гадину, мальчик не мог.
И поплатился за свое малодушие. Брокгауз с нежностью любящей девушки завладел гениталиями Игрека.
— Ты весь мой! Значит, и пися — моя!
Удар по лицу опрокинул блудодея на пол. Чужой головы не жалко. Но удовольствия от нокаута Алевтина не получила.
Испуганное лицо Ангела повисло над Ведьмой, внеся успокоение в ее мятежную душу.
— Иоанн Васильевич, простите меня!
— Бог простит… А я всего лишь полковник! Старый педераст!
— Вы не старый…
Глава восьмая
1.Капитан Мухортых был изрядно удивлен, когда полковник Судаков явился на службу в спортивном костюме.
