Дарья Донцова - Монстры из хорошей семьи
– По-моему, ты дура, – с презрением заявила Ира. – Человек человеку волк, в лучшем случае свинья. Надо думать лишь о себе, вот тогда проживешь счастливо. Скажи, у нас денег много?
– Не очень, – спокойно ответила мать. – Сама знаешь, живем от получки до получки, экономим на многом.
– Вот-вот, – кивнула Ира, – а зачем-то еще прихлебалок кормим.
– Кого? – изумилась Элла.
– Нюру и Маню! – рявкнула Ира. – Живут, за коммунальные услуги не платят, едят без стеснения, электричество жгут, а еще ты им рубли отстегиваешь. За что?
– Ира! – пораженно воскликнула Элла Дементьевна. – Маня тебя вырастила, вынянчила! А без Нюры мы просто пропадем, она мастер на все руки, целый день по хозяйству хлопочет!
– Ладно, – нехотя согласилась Ирина, – Нюрку можно оставить, хоть прок от бабы небольшой, она в основном на диване лежит. А Маню вон! На один рот меньше, нам легче.
Элла Дементьевна подняла на дочь глаза:
– Мане некуда идти, мы ее семья!
– Ой, ой, ой… – закривлялась Ира, – можно подумать, она родственница…
И тут Элла встала, выпрямилась и жестко сказала:
– Нюра и Маня для меня как родные, тебе придется смириться с этим фактом. Они никогда отсюда не уйдут!
Маня, подслушивавшая разговор из коридора, опрометью бросилась в туалет, так ей стало страшно. Подобного тона у хозяйки она ни разу не слышала. Оказывается, Элла умела разговаривать, словно диктор Левитан, а бедная Манечка всякий раз холодела, услыхав из приемника голос: «Внимание! Работают все радиостанции Советского Союза!»
Глава 13
Через год после того, как Ирочка пожелала выгнать Маню, Элла Дементьевна умерла. Домработницы, горько рыдая, устроили поминки, помыли посуду и на следующий день после скорбных процедур вдруг поняли: их благодетельницы нет.
– Что нам теперь делать? – испугалась Маня. – Ирочка вон вытурит.
– Не знаю… – растерянно ответила Нюра.
Впервые в жизни женщины сообразили: в Москве они проживают на птичьих правах, Ирочка правильно оценила положение домработницы и няньки. Не успела земля на могиле Эллы осесть, как девушка заявила:
– У меня нет денег вам платить.
– И не надо, – живо замахала руками Маня.
– Сами тебе дадим, – воскликнула Нюра, – накопили чуток!
– Куда ж нам их тратить? – подхватила Маня. – Ты нам дочка!
– Нашлись маменьки… – фыркнула Ира. – Собирайтесь.
– Нам идтить на улицу? – уточнила Нюра.
– По месту прописки, – ехидно ответила воспитанница, – в деревню.
– Мы там всю жизнь не были, – попыталась разжалобить Иру Нюра, – уж и не знаем, стоят ли родительские хаты.
– А вот это ваши проблемы! – рявкнула Ира и ушла.
Нюра и Маня поплакали, а затем начали ломать голову, как быть. Два дня они в полной растерянности сидели дома, а на третьи сутки к ним явился участковый, за широкой спиной которого маячила ухмыляющаяся Ира.
– Сигнал поступил, – кашлянул сержант, – о нахождении на данной жилплощади лиц без прописки и постоянного места работы. Документики попрошу.
– А где наши паспорта? – испуганно спросила Маня Нюру.
– У Эллы Дементьевны в шкафу, – вспомнила подруга и ринулась в комнату покойной хозяйки.
– Может, чайку? – робко предложила участковому Маня.
– Спасибо, я при исполнении, – ответил мужчина.
– Чай не водка, – решила наладить контакт с представителем властей нянька.
– Видали? – сердито воскликнула Ира. – Распоряжается тут, как у себя дома!
– Разберемся, гражданочка, – сурово перебил ее участковый, взял принесенные Нюрой документы, внимательно изучил странички, потом глянул на Ирину и укоризненно сказал: – За обман можно и пятнадцать суток дать.
– Вы о чем? – не поняла Ира.
– Вот штамп, – ткнул пальцем в один из паспортов милиционер, – все у них честь по чести. У Марии Андреевны комната номер один, у Анны Ивановны номер два, следовательно, ваша третья. Где тут номера на дверях? Уж разберитесь.
– Они тут прописаны? – завизжала Ира. – Не может быть!
– Смотрите, – пожал плечами участковый.
Так Нюра и Маня узнали, что незадолго до смерти Элла Дементьевна позаботилась об их судьбе. Просто сходила в паспортный стол, дала, видимо, малую толику деньжат его сотруднице и оформила бумаги, не поставив о том в известность ни домработницу с нянькой, ни дочь.
Дальше – больше. В мае позвонила Нелли Ильинична, сменившая на посту директора внезапно умершую Эллу, и сказала подругам:
– Раньше вы тут формально числились, но теперь можете начинать работать.
Нюра и Маня не поняли, о чем идет речь, но поехали в библиотеку, и снова их ожидало удивление. Оказывается, Элла Дементьевна оформила женщин на ставки уборщиц. Деньги, положенные им, она делила между не слишком хорошо зарабатывающими библиотекаршами, и те, крайне довольные прибавкой, сами смахивали пыль с подоконников и терли тряпкой полы. Нюре и Мане шел рабочий стаж.
– Элла Дементьевна очень просила оставить вас на службе, – спокойно пояснила Нелли Ильинична, – многократно повторяла: «Если я умру, тебе библиотекой править, так уж не брось моих». Элла Дементьевна мне столько хорошего сделала! Я не могу ее подвести, поэтому предлагаю: хотите – приходите работать, не хотите – оставим все по-старому.
– Нам зарплата нужна! – воскликнула Нюра.
– Значит, жду завтра, – кивнула Нелли.
Маня с Нюрой вышли на улицу и побрели к метро. Самым расчудесным образом их, казалось, неразрешимые проблемы испарились: у женщин имелось жилье и работа. А все благодаря предусмотрительности Эллы Дементьевны, святой женщины, некогда вытащившей девушек из захудалого колхоза…
Добравшись до этого места в разговоре, старухи примолкли и стали сосредоточенно допивать чай.
– А дальше-то что? – с любопытством воскликнула я.
– Ирка родила, – брякнула Маня.
Нюра бросила на подругу быстрый взгляд.
– Верочку, – каким-то странным голосом уточнила Маня.
– Ага, – с явным облегчением подхватила Нюра, – точно. Мы помирились.
– Ирина у нас прощения попросила.
– Сказала, что по глупости с нами сварилась.
– Мы ее простили.
– И Веру вынянчили.
– Ну, допустим, с девкой ты одна крутилась, – решила установить справедливость Нюра, – я в библиотеке пахала, в Малкине не жила.
– Охохоюшки… – протянула Маня, – не так уж там и плохо было. Верочка-то слабая уродилась, ветерок дунет – чихает, дождик польет – кашляет. Не ребенок, а чистая мимоза. Я с ног сбилась, не знала, как ей здоровье укрепить. А потом врач из поликлиники присоветовала: вы, говорит, девочку на лето в деревню везите, на три месяца – там парное молоко, свежие яички, воздух, овощи с огорода!
Маня решила последовать совету опытного доктора, а поскольку лишних денег в семье не имелось, то нянька поехала на их с Нюрой историческую родину, в деревню Малкино, надеясь найти там дешевое жилье. Каково же было удивление Мани, когда она узнала: хата Нюры давным-давно сгорела, а избушка, принадлежащая родителям Мани, стоит на месте, в ней до сих пор живет сестра Марии Андреевны.
И снова все устроилось замечательным образом. Верочка оказалась на природе и стала здороветь бешеными темпами.
– Тяжело ребенка без отца тащить, – вдруг ляпнула Маня, – но мы справились.
– Постойте, – удивилась я, – но Ира была замужем!
– Ага, – растерянно ответила Маня.
– Тогда почему о безотцовщине речь завели?
Маня отхлебнула из чашки и принялась натужно кашлять. Я терпеливо ждала, пока внезапно возникший приступ пройдет, но бабка старательно выдавливала из себя:
– Кха, кха, кха…
– Хорош уж кашлять! – хлопнула по столу ладонью Нюра. – Не ломай комедию!
Маня стихла.
– Ты, Маня, дура, заболталась и понесла. Ладно, Виоле можно рассказать, – сурово заявила Нюра.
– Ну… оно так… верно, – зашептала провинившаяся Маня, – увлеклася… случайно… я ж вообще-то никому… И потом, Нелли Ильинична знает, не скрыть до конца.
– Вы обещали мне помочь! – напомнила я.
Нюра ладонью пригладила торчавшую «химию».
– Мы ведь отчего с Ирой помирились… ну, по какой причине она прощения просить стала, Лиса Патрикеевна…
– Ребеночка она нагуляла, – встряла Маня, – невесть от кого!
– Мы сразу поняли, в чем дело, когда ее по утрам тошнить стало.
– Нелли врача посоветовала…
– А та не взялась…
– Пожалуйста, поподробнее! – взмолилась я.
Маня подперла щеку кулаком.
– Ща, попробую…
После того как выяснилось, что домработницы являются полноправными хозяйками жилплощади, Ира прекратила всякое общение с женщинами. Только процедила сквозь зубы: «Моя полка в холодильнике верхняя», – и больше не сказала Нюре и Мане ни слова.
Состояние «холодной войны» длилось полгода. Потом Нюра приметила, что Ире плохо.
– Наша-то, гляди, бледная, прямо синяя стала, – сказала она однажды Мане.
– Тошнит ее по утрам, – вздохнула подруга.
