Там, где растает мой след - Ольга Геннадьевна Володарская
А однажды, Лида тогда училась во втором классе, папа не вернулся. Ни в назначенный день, ни через неделю, ни через месяц. Лидочка уже не верила маме, озвучивающей все новые даты папиного приезда, и обратилась к бабушке. Та сообщила, что ее отец уехал на Кубу в составе группы советских специалистов, чтобы помочь коммунистам с Острова свободы строить светлое будущее. Лида ей поверила и стала еще больше папой гордиться. Но и больше скучать. Куба далеко, она карту хорошо изучила, и теперь он не скоро вернется. Ей было бы легче, звони он ей и пиши. Но она получила одну лишь открытку в день своего восьмого дня рождения. Без штемпеля. Лида спросила у мамы почему, та, пряча глаза, пробормотала: «В конверт была вложена, я его выбросила!» Именинница плакала. Ей так хотелось видеть почтовую печать Кубинской республики и показывать ее друзьям, а то они стали сомневаться в том, что ее папа там.
Она никак не могла уснуть и хныкала в подушку, как ей казалось, тихо.
— Да не реви ты, — услышала Лида голос тети Зоси. — Восемь лет еще не старость.
Она своеобразно шутила. И всегда с серьезным лицом.
— Почему папа мне не звонит? — шмыгнула носом Лидочка. — На Кубе что, нет телефонов?
— Только у Фиделя Кастро.
— Не выдумывай. У девочки из моего кружка по рисованию отец в Эфиопии год работал, и даже там есть и телеграф, и почта, и магазины с игрушками, и она получала от него и письма, и подарки, и звонил он два раза в месяц.
Тетя Зося молчала, поджав свои некогда полные губы. Даже они ссохлись и походили на два забытых в тарелке на ночь вареника, еще больших, но плоских, морщинистых.
— Он бросил нас? — выпалила Лида. Эта мысль посещала ее не раз, но она боялась ее озвучивать. Как будто стоит это сделать, как она материализуется.
— Мне влетит от сестры, но я все же скажу тебе, — решительно проговорила тетя Зося. — У отца твоего другая семья. Уже два года. Точнее, баба другая…
— На Кубе?
— Да какая, к черту, Куба? В Мордовии. Куда отец твой чаще всего в командировки мотался. Ну и закрутил…
— Ну и крутил бы дальше, — выпалила Лида. — Зачем же нас бросать?
— Мордовка ребенка ему родила, сына. Пришлось выбирать.
— Может, папа еще передумает и вернется к нам?
— На развод уже подал (иначе не рассказала бы тебе). Суд на следующей неделе.
Лидочка задумалась.
— Мордовия недалеко от нас? Не как Куба, так ведь?
— Семь часов на поезде.
— Тогда почему папа не приехал ни разу, чтобы увидеть меня? И он не звонит, не пишет (открытка не в счет!). Он что, разлюбил меня, как только у него появился новый ребенок?
— Надеюсь, что нет, — пробормотала тетка. — Мать твоя очень на него обижена, поэтому не разрешает приезжать. И когда голос предателя слышит в трубке, тут же ее бросает. С ним Тося общается, — так сокращенно звали бабушку Лиды Антонину. — И уж поверь, она все сделает, чтобы уговорить дочь одуматься и позволить отцу общаться с ребенком. Но нужно подождать. Так что терпи, Лидка. И, пожалуйста, не говори Тоське о том, что я проболталась.
Лидочка Зосю не выдала. А через месяц спросила у бабушки, когда они планируют посвятить ее в семейную тайну.
— Родители развелись, я знаю, — сообщила она после.
— Сестра моя язык за зубами не удержала?
— Я уже не маленькая и не дура: все понимаю. А еще слышу хорошо. Вы шепотом с мамой ругаетесь, и ты, как я поняла, за то, чтоб папе разрешали со мной видеться, а она…
— Передумает! Успокоится, все осознает и изменит свое решение.
— Баба, я хочу хотя бы поговорить с папой, — взмолилась Лидочка. — Помоги мне. Клянусь, я маме не расскажу.
Тося сердито мотнула головой, но спустя два дня просьбу исполнила.
Они созванивались несколько раз до того, как отец уехал со своей новой семьей в Комсомольск-на-Амуре. Строить БАМ, зарабатывать на квартиру. И все бы хорошо, но папа не приехал проститься. Лида думала, из-за мамы, устроила той скандал, но оказалось, он просто не нашел времени.
Вскоре ушел из жизни дед. Невзирая на то, что бабуля всеми верховодила, он был главой семьи Краско. Жену он слушался не потому, что боялся возразить, а из уважения к ней. А еще Тося лучше понимала, как лучше наладить их быт, досуг, как строить отношения с родственниками, соседями, чиновниками и слесарями из ЖКО. Если ее заносило, дед отстранял бабулю от должности директора и сам все улаживал. Тося возмущалась, обижалась, симулировала недомогание, но мятеж не поднимала. Знала, власть к ней скоро вернется.
Остались они вчетвером. Но тоже ненадолго. Зося начала болеть. Ей стало тяжело ходить и даже двигаться. Когда она во сне хотела перевернуться, звала Лиду на помощь. Та вставала, бывало, по пять раз за ночь. В школу ходила вареная. Днем за сестрой бабушка ухаживала. Но ей самой бы кто помог: диабет после смерти мужа появился, боль в ногах, отеки. А мама на работе до вечера, а после — на курсах каких-нибудь или танцах. Ее не трогали лишний раз, и мать и дочь хотели ей личного счастья.
Пришлось им Зосю отправить к дочке в Крым. Не очень они между собой ладили, но надо же когда-то мириться. Мать плохая совсем, умрет вот-вот, и не простятся.
Там, в благодатном климате, Зося расцвела. Начала гулять, портить жизнь соседям, есть с аппетитом. Она поправилась на пять кило, щеками порозовела. Когда Краско навестили ее, то не узнали. Лида, соскучившаяся по ней, льнула к Зосе, вслух фантазировала о том, как на следующий год они вдвоем взберутся на Медведь-гору, легендами о которой та развлекала девочку в раннем детстве.
— Помру я скоро, Лидка, — шепнула ей на ухо двоюродная бабушка.
— Как помрешь? — ахнула та.
— Тихо ты, — шикнула на нее та. — Сынок мне снится, Витюша, — тот попал под поезд в семнадцать лет, после этого Зося и начала сохнуть. — Зовет. Значит, пора.
— Но ты только выздоровела!
— Это небеса подарили мне несколько месяцев довольства жизнью. Я провела их в красоте, спокойствии, рядом с дочерью. Хорошо, что вы приехали, я и с вами смогу проститься…
Лида тогда расплакалась, накричала на Зосю.
— Не каркай! — плевалась она словами и слюной. — Все же так хорошо, а ты… Как
