Благочестивые вдовы - Нолль Ингрид
Разделавшись с одной проблемой и чувствуя редкостный прилив вдохновения, я позвонила мужу. Йонас был в поле вместе с нашим сыном, а свекровь почему-то изменила себе и говорила со мной необычайно приветливо, вместо того чтобы, как обычно, приставать с упреками. Чудеса!
От восторженной бабушки я узнала, что Бэла в полном порядке, наел толстые румяные щеки, каждый день с аппетитом уплетает к обеду целый ломоть хлеба с куском колбасы, кровяной или ливерной. В общем, ест, что подают, без капризов и больше не просит спагетти. Во дворе народились котята, живут в сенном сарае – ребенку лучшего развлечения и не надо.
– Одним словом, он здесь просто счастлив, ты за него не волнуйся. А знаешь, может, тебе стоит подумать, не было бы лучше для ребенка, если…
При этих словах мать Йонаса услышала на моем конце провода судорожное всхлипывание, и добрая душа не дала ей завершить злую фразу:
– Ну ладно, я просто так сказала. Ты извини, у меня варенье на плите… – Она распрощалась.
Чтобы занять голову чем-то полезным, я углубилась в учебник итальянского. Скоро мой урок, не хотелось бы провалиться так же, как в первый раз. Может, пойти записаться на какие-нибудь другие курсы итальянского для туристов? Такие, чтобы начинались с утра пораньше, тогда к обеду я смогу появляться перед своей группой со свежими, как весенняя травка, познаниями о предмете. Отличное решение, но не пригодится, ведь Катрин вернется…
Так, посмотрим… Не должна ли я рассказывать немного и о стране в дополнение к языку? Я многое помню из своих экскурсий, но по-итальянски мне не рассказать тот же текст без запинки. И почему, собственно говоря, Флоренция? Довольно странно будет выглядеть, если я ограничусь только одним городом. Пусть будет вся Италия – и я щедро размазала на пол-листа три строчки. «L'Italia е una penisola che ha la forma di uno stivale…» [25]– так я хотела начать.
Откуда мне было знать, что лекцию читать не придется.
Твердым шагом я направлялась к Народному университету. Здравствуй, дорогой мусорный контейнер! Один поворот, и я вижу двор. Небольшое крыльцо – моя маленькая Голгофа, но, может, все не так плохо. Смотри, как ободряюще распахнута дверь…
У меня за спиной раздался щелчок, быстрый топот тяжелых ног, словно кто-то выскочил из машины. Мне бы оглянуться быстрее, но меня схватили сзади, грубо запихнули в рот тряпку, я вдруг согнулась до самого асфальта: кто-то большой заломил мне руки. Не понимая, что происходит, я вырывалась, просто повинуясь инстинкту, но все бесполезно – меня засунули в машину, и та рванула с места. Все, что я видела, лежа на полу, – коврик, край кожаного сиденья, от которого шел приятный новый запах. Но лежать вверх ногами с мерзкой тряпкой во рту очень страшно и неудобно – я попыталась поднять голову, насколько мне позволял некто, насевший сверху, туго стягивавший мне руки. В человеке за рулем я узнала Эрика, а рядом со мной пыхтел от усилий, кто бы вы думали, – муж пленной тайки!
Только не это! Дурной сон прошлой ночи оказался в руку. Ледяной ужас сковал меня: я уже не извивалась и не дрыгала ногами. Лежа на полу, я только тихо недовольно мычала.
Машина остановилась. Знакомое место – дом Эрика. Толстяк вытащил меня за шиворот и погнал перед собой к подъезду. Помогите же мне! Никто из прохожих даже бровью не повел. Эй, тут у вас что, каждый день связанных женщин по улицам таскают?! Подлые трусы!
В гостиной меня вдобавок стреножили, правда, потом хозяин предложил лучшее место: гостью кинули на софу и позволили принять более-менее вертикальное положение. От кляпа меня освободили, для того чтобы устроить допрос: имя, адрес, род занятий.
Я представилась:
– Бьянка Мартини.
Выдавать себя за чистокровную итальянку было не лучшим решением, и мне все равно никто не поверил, но, схватившись за первое, что пришло в голову, я залопотала, изображая акцент:
– Катрин Шнайдер? Кто есть Катрин Шнайдер? – И посмотрела безумным взглядом.
Между тем содержимое моей сумки оказалось на обеденном столе. Эрик выудил из кучи разного дамского барахла учебник – на титульном листе стояло имя Катрин и дармштадтский адрес.
– Значит, говоришь, не знаешь такую? Похоже, это совершенно не мешает ей одалживать тебе книги и посылать вместо себя на урок?
Я надулась и молчала: а почему, собственно, он тыкает? Но тут крепкая затрещина свалила меня на софу и одновременно вытрясла остатки моего мужества.
– Да! Да! Знаю я эту вашу фрау Шнайдер! Я заменяю ее по просьбе директора!
Счастливо и глумливо улыбаясь, гордый тем, что из-под его тяжелой руки полетели мои признания, толстяк открыл большой некрасивый рот:
– Эта Бьянка, или как там ей угодно зваться, сидела у Катрин в кабинете, когда я ходил туда. Они так переглядывались – не скажешь, что едва знакомы. – Он повернулся ко мне и стал уговаривать: – Подумай сама, будет лучше для всех, если ты скажешь, где жена господина Шнайдера.
– Ее нет во Франкфурте – вот и все, что я знаю! Иначе зачем мне работать вместо нее?
Эрик, не в одном из своих знаменитых костюмов, хотя был будний день, а в спортивных штанах и простой футболке, сидел у стола нога на ногу и нетерпеливо стучал моим карандашом по учебнику Катрин:
– Давай не тяни, мы не можем целую вечность ждать ответа! Где она сейчас? Как только Катрин будет у нас в руках, мы отпустим тебя на все четыре стороны. Только не в полицию! Ведь ты умная девочка и не пойдешь к легавым. – Он красноречиво посмотрел на меня, потом перевел взгляд на своего подручного и чуть кивнул ему.
Толстяк поднес к моему носу золотую зажигалку. Сигарету почему-то не предложил. Щелчок – у самого моего лица взметнулось пламя.
– Не хочешь по-хорошему? Можно по-плохому…
Этот жирный кусок мяса вызывал такое отвращение, что и смотреть на него было тяжко, к тому же от него дурно пахло. Пытаясь не вдыхать, я тупо уперлась взглядом в узор на его подтяжках. Сейчас я узнаю, каково было ведьмам на костре…
Бесстрастный взгляд Эрика носил некий оттенок задумчивости, пока он молча наблюдал за происходящим. И тут случилось то, чего я давно опасалась.
– Вспомнил! Я вспомнил, где тебя видел! Ведь это была ты, на лестнице?! Значит, картины – твоя работа? Нет сомнения, вы с Катрин сговорились! Она не только меня провела, но и тебя, дурочка!
Итак, речь зашла о картинах. Как долго я могу прикидываться, что знать о них не знаю?… По всей видимости, Эрик принимает меня за простушку, которую можно вокруг пальца обвести. Я произвожу такое впечатление, или он настолько не разбирается в людях? А ведь не скажешь, что он глуп… Вовсе нет. Даже напротив, весьма умен. Умен и жесток, ему нравится заставлять других страдать, жадный, но на себя денег не жалеет: хорошо выглядит. Эти человеческие качества я уже имела случай наблюдать на примере Коры, но каким бы ни было сходство характеров, симпатичнее Эрик от этого не делался.
– Стащили ключи у моей уборщицы, – тем временем продолжал он, – как дети, честное слово! Не радуйтесь, вам ни на секунду не удалось сбить меня со следа. – Однако его тон был не слишком убедительным.
Я молчала, как партизан, и подручный-истязатель поднес зажигалку к моей левой лодыжке – и тут же запихнул обрывком тряпки мой крик обратно мне в глотку. Он не сразу вынул кляп, а лишь когда до него дошло, что я согласна выложить все как на духу. Хотя головой я закивала уже с того момента, как иссяк первый стон.
– Катрин хотела взять ваши натюрморты на память, спросите ее сами! Да что вы так переживаете, они же совсем дешевые!
Эрик покачал головой:
– Не тебе судить. И вообще картины даже не мои, они принадлежат одному из клиентов, который требует их обратно. – Тяжелая дума отпечаталась на его лице, брови сошлись на переносице. – У меня есть сильное подозрение, что Катрин никуда не уезжала, а банально свалилась с гриппом, – рассуждал вслух Эрик. – Если ты не дашь нам ее адрес, то мы пойдем на поиски сами, а тебя оставим здесь, но не как сейчас с удобствами, на софе, а связанную в тугой сверток. Представь себе – час за часом… Очень скоро тебе перестанет нравиться твое положение.
