Дмитрий Щеглов - Участковый – Васька Генерал
Смотрю, заместитель враз поскучнел, побледнел и лопочет мне:
– Вась! Василий! Я же пошутил! Давай мировую забацаем!
А сам злые глаза прячет, отводит в сторону. Ну, думаю, злыдень, душа твоя черная. Надо тебя погонять в хвост и в гриву, пока ты на колесах. И говорю я ему:
– Давай говорю, забацаем. Только на мировую барашка режут. Мы из леса придем, а тут, барашечек освежеванный должен ьыть. Ты суетишься! В глазки начальству заглядываешь. У мужиков, глядишь, и настроение будет другое, насчет твоих, чуть-чуть великоватых тебе погон.
Понятливый у Ворона заместитель оказался. Обрадованный, сломя голову он бросился к машине.
– Бу, все сделано в лучшем виде!
– Эй. стой! – тормознул я его. Грузить, так грузить по полной программе. – Баньку, вон, в огороде видишь? Истопи, как уедем!
– Зачем? – дурак, спрашивает. Я ему отвечаю:
– Ты видно никогда на медведя не ходил. – Истопи! Не помешает! Мало ли как дело обернется! И две машины с водителями, чтобы в пять утра с прогретыми моторами у моего забора стояли.
– Сам за рулем буду! – докладает он мне.
Долго ли, коротко ли, а утром я всю эту генеральскую кампанию бужу. Они тянуться похмелиться. Я им дал чаю по два стакана выпить и баста. На медведя, говорю, идете, а это вам не шутки. Морды скривили мужики. Чертыхаются, а ничего, молчат. Потом, говорю, им разговеетесь. А если, кто желает дома остаться, тогда может выпить. Сопят, но слушаются.
Выгнал я их во двор. Еще ночь. А ночь светлая. Облака высоко. Снег под ногами хрустит. Смотрю, а это они хрустят солеными огурцами. Фляжка в кармане у Шпака оказалась. Так, для форсу больше, грамм на двести. Отвернулся я, думаю, пусть взбодрятся охотнички. Им, при их загривках, по семьдесят грамм, мертвому припарки.
Отвязал Карая. Он у меня пес умный, знает, что на охоту идем. Так и ластится, старается в лицо лизнуть. Сели мы в две машины и поехали через лес к Красному Кусту. Деревенька, километров двенадцать от нас. Лет пять в ней никто не живет. А дорога есть, пробили мужики тракторами. Брошенные дома на кирпичи разбирают. Ага, приехали мы. Вылазьте, говорю. К берлоге на машине ходу нет. А сам смотрю на часы. Пока дойдем, еще часа два пройдет. Они хотели на лыжи становиться, я им отсоветовал. Бурелому там, куда пойдем, много, через каждые двадцать метров надо будет их отстегивать. Тут, недалеко говорю, вы лучше санки возьмите. Это зачем, спрашивают. А медведя, на чем, на горбу понесете? Смотрю, мои мужики, совсем уверовали в меня. Даже топтать дорожку вызвались. Нет, уж идите за мной говорю. Да постарайтесь, поменьше шуметь. Идем, а сам я думаю, вот будет здорово, если кто-нибудь до меня медведя спугнул. Не простит мне Ворон такой шутки.
Через час я их привел к берлоге. Фу, слава богу, смотрю снег в одном месте, там, где непролазь, на верхушке одного сугроба, желтый. И следов никаких. Значит, здесь он, лежит и не знает, что день последний его пришел.
А я случайно на берлогу наткнулся, дня за три до этого, сам в Красный Куст ходил, дом разбирал. А тут снежок стал подваливать, я и решил через лес путь домой скоротить. По дорожке километров двенадцать, а напрямки тока семь. А из этих семи, километр по лесу, остальное по ручью, по чистому ледку и прямо до дома. И вот тогда я и наткнулся на мишку. Смотрю, сугроб курится, сверху пожелтел. Парок из него идет. Эге, думаю, на берлогу наткнулся. Надо, кого-то с лицензией приглашать, а тут они сами начальнички припожаловали.
Короче, тихо подошли, Карай рвется у меня, шерсть на загривке дыбом становится, но я его еще держу, не спускаю. У меня в руках рогатина и длинная слега, я ее по дороге срубил. Мужики доглядели, где берлога, когда я им показал. Расставил я их у себя за спиной полукругом, трех генералов, Ворона и говорю, стрелять только в тот момент, когда мишка полезет из берлоги. В спящего не палить. Я ружье снял со спины, положил его в снег, в одну руку взял слегу, в другую рогатину и спустил, наконец, Карая.
Лай, крики, я слегой в берлоге шурую. Кстати вы знаете, что такое рогатина? – неожиданно спросил участковый. Мясоедов быстро ответил:
– Что тут знать. Из молодого деревца рогатина вырубается, из тонкого и желательно прямого ствола. Рогатка одним словом на длинной ручке. Медведю к горлу приставляешь и поднимаешь его на дыбы. А снизу, в это время, нож в сердце всаживаешь. Раньше так охотились.
Участковый не меняя интонации, тем же ровным голосом продолжал.
– Рогатина друг, похоже на копье, только пострашнее. На двухметровое древко крепко привязывается заточенное с двух сторон лезвие ножа, это и есть рогатина. А на ту рогатину, что ты придумал, попробуй, подними простую овцу, может быть у тебя получится.
Короче, сую я слегу в берлогу, мишку собираюсь выгнать. А он стервец, возьми и вырви ее у меня из рук. Так и затащил ее в берлогу, слышно было, как в злобе он ее сломал. Пес от ярости уже весь слюной изошел, стоит на краю, у самого отверстия. Я ближе подошел, готов встретить его рогатиной. А мишка, вдруг куда-то пропал. Слышу со спины голоса.
– Затаился наверно в углу берлоги!
– В глаз, ты ему спросонья ткнул, протирает бельмы.
– К атаке готовится.
– Ага, карту наступления развернул.
– Считает, сколько нас!
Никто не угадал. А я боюсь оглянуться, стерегусь, медведь обычно пулей из берлоги вылетает. Что у меня за спиной делается, плохо вижу. А мои мужики, видят, что пора стрелять, придвинулись ко мне, хотя я им не давал команды приближаться. Назад, им кричу! Куда там? И вдруг, слышу у себя за спиной, чуть сбоку, бах, бах, а потом крик, шум борьбы и топот ног.
Шпак стрелял и только ранил медведя. Оборачиваюсь, ё-мое, вижу, мишка нас перехитрил. Обычно, когда медведи устраивают берлогу, они делают запасный выход. Метрах в трех, ну от силы в четырех от главного входа. А этот стервец, прорыл ход метров десять длиной, и устроил выходное отверстие за поваленной сосной. А на стволе сосны. генерал Шпак смел рукой снежок и удобно, как в тире пристроил свое ружье. И тут у него, сбоку в полуметре вдруг летит в разные стороны снег и появляется рядом, чуть не между ногами морда Михайло Потапыча, свирепая морда. Шпак ему прикладом раз и по морде, а стволы бах, бах. Отдачу при выстреле ты никак не самортизируешь. Досталось мишке, взревел он и вырвал ружье у Шпака. Когда я оглянулся, смотрю, за моей спиной, будто старая смоленская дорога, где Кутузов гнал Наполеона. Мишка, по протоптанному следу, гонит впереди себя генерала Шпака.
Представляете, впереди улепетывает генерал, а за ним вдогонку несется медведь. Я бросаю рогатину, хватаю в руки ружье, а стрелять нельзя. Мишка и генерал от нас на одной прямой. Что делать? Генерал то Шпак свое ружье бросил. Это потом он нам лапшу на уши навешивал, что мишка ружье у него из рук выбил. Растерялся мужик, древний инстинкт выживания у него сработал, деру дал. Страшно мне стало, думаю, сейчас Михал Потапыч его догонит и одним ударом лапы хребет перебьет, или скальп снимет. Мои охотнички стоят, рты разинули. Тогда я кидаю вслед медведю Карая, и сам за ним с одной рогатиной. Хорошую тропинку мы вшестером протоптали, легко бежать. Уф… до сих пор мороз по коже пробирает.
Участковый перевел дыхание. В зале стояла мертвая тишина.
– Чем охота на медведя опасна? Бедой! Не знаешь, каким боком она тебе выйдет. Медведь – зверь хитрый, сильный, злой, так просто его не возьмешь. Мысли несутся у меня вскачь. Знаю, не убежит Шпак, догонит его вот-вот медведь, господи, чем тогда дело закончится? Посадят меня ни за что! Это мне силы и придало. А мои беглецы отбежали уже метров на пятьдесят.
Впереди, прямо на их пути стояла высохшая березка, сучья да ствол. Кто-то года два назад начал ее рубить и бросил. Засохла она. Мы еще когда сюда шли, я ее помнил, как ориентир. На нее я, и проложил тропку. И вот уже почти у самой сосны медведь нагнал Шпака. А мне до них бежать да бежать, и Караю еще метров тридцать. Только я смотрю, мой Шпак, в валенках, подшитых на кожу, прыг с тропы в сторону и как обезьяна за пять секунд вскарабкался на вершину этой березки. Мишка тоже налетел на дерево, и даванул ее всей своей массой. Бедный Шпак как флаг американский на Луне заколыхался, но держится, ствол из рук не выпускает. Медведь еще поднажал, деревцо хрустнуло у основания и начало заваливаться. Метрах в десяти от комлевой части ствола приземлился Шпак.
Ну, и прыть у него была. Как заяц порскнул в сторону. А медведь за ним. Мишке сподручнее бежать по глубокому снегу. Он его почти нагнал, когда ему в зад вцепился Карай. Тогда медведь развернулся, а тут и я подбежал. Шпак рванул в чащобу, только мы его и видели, а мне пришлось брать медведя на рогатину. Страшно, честное слово, с обиженным зверем бодаться. Как раньше наши предки один на один выходили на него? Хорошо хоть, Карай помог мне, отвлек его в сторону. Тут я ему сбоку под лопатку и всадил рогатину, да так что она переломилась пополам. Тридцать сантиметров лезвия вошло в тушу, а медведю хоть бы что. Собака на нем висит, из него кровина, как из свиньи хлышет, а он прет на меня с обломком древка в боку.
