Андрей Ильин - Козырной стрелок
— Прямо сейчас?
— Прямо сейчас.
Бригадиры неохотно поднялись и двинулись к выходу, переговариваясь на ходу насчет того, что барыги так просто бабки не сдадут и что будет большая буза и, возможно, придется пускать кому-то кровь.
— Лысый, Дылда, Гундосый, Татарин, остаетесь здесь, — сказал Шустрый.
— Почему остаемся?
— Папа сказал. У вас своя работа будет.
— Какая?
— Французский язык изучать.
— Ха-ха-ха! — заржали в голос бригадиры. — Ну Шустрый, как скажет...
Зря, между прочим, заржали. Потому что Лысому, Дылде, Гундосому и Татарину действительно предстояло изучать французский язык. По ускоренному методу. Причем не сомнительному Илоны Давыдовой, а по очень действенному методу Королькова Ильи Григорьевича. По кличке Папа.
— Сколько вы берете за час занятий? — спросил зам Папы по финансовым и деликатным вопросам найденную по объявлению в газете преподавательницу французского языка.
— Дело в том, что я высококвалифицированный специалист. Я преподавала много лет в вузах. Кроме того, я не могу опускать расценки ниже существующих. Меня не поймут мои коллеги по цеху.
— Сколько?
— Тридцать. За час.
— Долларов?
— Что вы?! Конечно, нет! Конечно, рублей.
— Хорошо, мы будем платить вам сто рублей.
— В час?!
— В час.
— Но это слишком дорого. Я боюсь...
— Дело в том, что у нас трудный контингент. И когда вы с ним столкнетесь, названная сумма не покажется вам большой.
— Трудные ученики?
— Очень трудные.
— Второгодники?
— По-разному. Кто второгодник, а кто и того больше.
— Какова предполагается, интенсивность обучения? То есть я хотела спросить, сколько предполагается часов?..
— Двенадцать.
— В неделю или в месяц?
— В день.
— В день?!
— Да, в день. Это должен быть очень интенсивный курс. Который позволит заговорить вашим ученикам через две-три недели.
— Через две-три недели заговорить невозможно!
— Почему?
— Потому что невозможно заставить ученика заниматься по двенадцать часов в сутки. Он просто-напросто откажется.
— Эти не откажутся. Эти будут заниматься столько, сколько надо.
— И все равно я не возьму на себя ответственность...
— Хорошо. Если вы считаете, что не справитесь, мы найдем другого преподавателя...
— Вы меня неверно поняли. Я могу попробовать, но нет никакой гарантии...
— Если ваши ученики заговорят через две недели, мы удвоим ставку. То есть вы будете получать в час не сто, а двести рублей.
— Когда приступать к занятиям?
— Сегодня. Сейчас.
— Но я... Но учебники, пособия... Наконец, ученики.
— Ученики ожидают вас в соседней комнате. Все учебники, которые вам необходимы, мы привезем через двадцать минут. Что еще?
— Больше ничего.
— Тогда прошу в класс...
— Здравствуйте, — приветствовала своих новых учеников учительница. — Как вас зовут?
— Это Дылда, этот вон Гундосый, тот Татарин, — представил своих «одноклассников» Лысый. — Ну и я — Лысый.
— Как вы сказали? — растерялась учительница.
— Дылда, Гундосый, Татарин и Лысый, — повторил Лысый. — Чего тут еще непонятно?
— Это, так сказать, клички? — переспросила учительница.
— Ну?
— А как ваши имена?
— Чего?
— Имена.
— Нас как зовут? — спросил Лысый.
— Меня Серый. Гундосого Колян. Татарина — Абдула.
— Меня Жора зовут, — поправил Татарин.
— Один хрен — Абдула. И вообще, кончай, ворона, гонять порожняк, пора уже делом заниматься...
Учительница схватилась за лицо и выбежала вон.
— Они, они... — пыталась она сказать хоть слово заму Папы по финансам.
— Ну что еще они?
— Они по кличкам. И назвали меня... назвали вороной.
— И что?
— Но это оскорбление!
— Никакое это не оскорбление. Это на их языке рассеянная женщина. Не кошелка какая-нибудь.
— А что такое кошелка?
— Это не вы.
— Но все равно. Они так странно выражаются. И вообще...
— Я же предупреждал, что контингент будет непростой. И что сто рублей за их обучение немного. Впрочем...
— Нет, я все понимаю. Но нельзя ли...
— Хорошо. Я помогу вам. Больше они выражаться не будут. Когда учительница вернулась в «класс», там было уже пять учеников. Пятый выглядел хуже предыдущих четверых вместе взятых.
— Слышь, училка, меня Юрист прислал, чтобы эти Васи с парашютами тебе мозги не пудрили.
— Вы кто?!
— Я? Я Лось Рваный. Да ты, училка, не дрейфь. Если эти фраера дешевые еще будут базлать и будут лезть на рога, я им уши пообтесываю, а мало будет, очки опишу или вообще вглухую заделаю...
— Что-о-о?
Первый урок пришлось отложить на день. Но только на день...
— Здравствуйте, — опасливо поздоровалась учительница при новой попытке войти в «класс».
— Здравствуйте, Зинаида Ивановна, — нестройно приветствовали ученики свою учительницу, опасливо косясь на сидящего в стороне Рваного Лося.
— Bon jour, — еще раз поздоровалась учительница по-французски. — Asseyez-vous.
— Чего это она? — удивились между собой ученики.
— А ну тихо, малахольные! — прикрикнул Лось.
— Это я по-французски сказала «здравствуйте» и разрешила сесть.
Ученики плюхнулись на стулья.
— Мослы подберите, — предложил Лось. Ученики втянули под стулья ноги.
— Французский язык — это язык великой нации... — начала свое вдохновенное вступление Зинаида Ивановна.
— Какой нации? — перебил ее Гундосый Колян.
— В каком смысле «какой»? — не поняла учительница. — Естественно французской... нации. Если французский язык.
— А-а.
— Тогда давайте начнем сразу с алфавита, — печально сказала учительница. — Во французком алфавите двадцать шесть букв... Повторяйте за мной... Еще раз... Еще... А теперь попытайтесь сами. Еще раз... Еще... Но ведь это так просто! Ведь букв всего двадцать шесть. Ну я прошу вас! Напрягите память. Ну?.. — Нет. Безнадежно! Татарин снова споткнулся на четвертой букве, Лысый и Гундосый — на пятой. Дылда дотянул до шестой.
— Ну неужели это так трудно, запомнить несколько букв? — сокрушалась учительница. — Неужели вам неинтересно изучить один из самых красивых языков мира?
Ученики незаметно переглядывались, перемигивались блудливо усмехались друг другу. Достала их эта училка и её язык.
— Вы че, точно никак не можете запомнить? — участливо спросил Рваный Лось.
— Не-а. Ну падлы будем!
— Папа сказал, что, если вы, фраера драные, не выучите язык за две недели, он вам кишки на вертел намотает.
— Чей папа? — удивилась учительница. — Его папа?
— Их Папа. Их общий Папа.
— Они разве братья? — поразилась учительница внешнему несходству своих учеников.
— Ага. Братья. Вы, Зинаида Ивановна, пока покурите. А я с ними алфавит выучу.
— Вы?!
— Я.
— Вы знаете французский язык?
— Я? Не-а. Но я знаю, как этих фрае... я хотел сказать учеников, учить. Вы идите. А через полчаса приходите...
— Ну я не знаю... — сказала учительница. — Но если вы настаиваете... Тогда я пока схожу пообедаю...
— Идите, идите, Зинаида Ивановна.
Через полчаса Зинаида Ивановна вернулась и была немало удивлена. Алфавит у нерадивых учеников просто отскакивал от оставшихся целыми зубов.
— Как вы смогли?! Так быстро? И почему... почему у них лица такие?.. Такие опухшие...
— Упали они, Зинаида Ивановна.
— Упали мы, Зинаида Ивановна...
— Как упали?.. Так, может, в больницу... А то вдруг...
— Не надо в больничку, — сказал Рваный Лось. — Им некогда в больничку. Они это, заниматься хотят.
— Ага, ага, — согласно закивали головами ученики. — Не надо больницу. Давайте лучше учиться.
— Ну раз вы так... Раз вы так хорошо усвоили французский алфавит, давайте запомним, как звучит по французски слово «мама».
Ученики с великим вниманием выслушали слово «мама» по-французски и с не меньшим энтузиазмом стали его запоминать...
Нет, все-таки методика Папы — это вам не какая-то там Илона Давыдова. По методике Папы язык выучить можно гораздо быстрее и гораздо лучше. Причем даже если очень этого не хочешь...
Глава 17
Человек, который не был собой, а был товарищем Прохором и товарищем Федором и в своем лице, но в их содержании общался с генералом Петром Семеновичем, вгоняя его в холодный пот своим уверенным видом и своими многозначительными речами, — на самом деле был никто. Совсем недавно бывший кем-то.
К его сожалению, пик его карьеры пришелся на начало великих партийных потрясений, и столь удачно начавшаяся партийная карьера мгновенно провалилась в тартарары. Вместе с выслугами, привилегиями, должностными перспективами личным кабинетом, который располагался рядом с кабинете Федора.
