Иоанна Хмелевская - Бесконечная шайка

— А ты почему так думаешь?

— С Хенеком мы дружили с детства, кореши можно сказать. Доверяли друг другу. И потом переписывались. Вот он мне об этом в письме и написал. Не прямо, но так, чтобы я понял. И еще потом, через несколько лет, меня разыскал по поручению Хенека турист. Я с ним немного повозился, поводил по музеям и забегаловкам. И на прощание он мне передал поручение Хенека: если мне когда-нибудь доведется услышать о какой-нибудь неполной карте, «некомплектной карте», выразился он, так чтобы я тут же о ней забыл. Два раза повторил! Я ничего не понял и до сих пор не понимаю, но слова его запомнил.

— Слепая курица, под своим носом не видит, — пробурчала я.

— Не понял! — удивился Мачек.

— Да нет, это я так... комплименты делаю. И что дальше?

— А дальше я и сам не знаю что. Вот теперь узнаю, что сын Хенека приехал и забрал карты, и очень боюсь, как бы Хенек не влип в какое грязное дело.

— Знаешь ли ты, мой дорогой, что ничего в мире я так не жажду, как разыскать некомплектную карту! — со злостью сказала я. — Опиши мне того кретина, который велел тебе забыть о ней!

— Что ты говоришь! — удивился Мачек. — А в чем дело?

— Может, потом и скажу. Так кем был тот твой турист?

— Если бы я помнил! Смутно помнится, у него где-то на Западе была мастерская, но вот какая... То ли сапожная, то ли шорная... Как-то с кожей связано, с выделкой кож...

— Скорняк?!

— А что, у тебя есть знакомый скорняк? Сколько эмоций может вынести человек за один раз? У меня создалось впечатление, что я алчно пожирала, в жуткой спешке, нечто смачное, чтобы не успело сбежать. Теперь, заглотав, могу передохнуть. Переваривать пищу надо спокойно...

— О скорняке приходилось слышать, — небрежно информировала я обоих братцев. — Некомплектная же карта представляет собой государственную тайну, поэтому о ней не будем. Скажу лишь, что тайна не военная, но очень опасно держать такую карту у себя, все равно что гремучую змею...

Вспомнив, что у меня дома лежит кусок гремучей змеи, я вскочила с места, заявив оторопевшим хозяевам:

— Не знаю почему, но все наиболее важные и самые замечательные идеи приходят мне в голову именно тогда, когда я общаюсь с людьми. Мне надо немедленно возвращаться! И учтите, мне ничего не известно ни о какой некомплектной карте, первый раз слышу о такой. И вообще, у меня склероз...

Подумав, я решила привлечь Мачека к делу. Знала его давно, доверяла во всем, а он к тому же знал Хенека. Правда, по зрелом размышлении я вспомнила, что видела этого Хенека, когда в давние годы он как-то раз пришел ко мне с Мачеком. И с большой эльзасской овчаркой. Из-за нее я совсем не запомнила Хенека, зато ее прямо как сейчас вижу. Из-за такого нечеткого воспоминания экспертом по Хенеку оставался Мачек. В конце концов, надо же мне с кем-то говорить, а разговоры с Алицией были слишком накладны.

В ходе бесед с Мачеком мы наметили важнейшие фигуры среди охотников за сокровищами. А авангарде, наголову опередив остальных мошенников, прочно утвердились Михалек и Мундя, ноздря в ноздрю с ними шел скорняк. Совершенно ничего не известно нам о человеке, который вместе с Михалеком перефотографировал карты, разве что одно — по возрасту он был старше остальных. Кстати, их поведение в тот момент свидетельствовало о желании сохранить факт перефотографирования карт в тайне, видимо от Мунди, так что они могли представлять интересы конкурирующей шайки. Темной лошадкой оставался и сын Хенека, взявший карты у брата Мачека.

Вскоре я с торжеством известила Алицию по телефону, что в Высоком Лесу (решила не называть по-немецки Хоэнвальде) обнаружилось дополнительное дерево с точкой на стволе, выросшее на сторожке у въезда в парк. В ответ Алиция сказала, что фамилию слуги сообщит в письменном виде. Интересный разговорчик, если бы компетентные органы подслушали, наверняка бы заинтересовались нами. Прямо шифр!

Поскольку и Алиция со своей стороны заверила меня в кристальной честности Настермаха, которого лично знала, я отбросила подозрения против этого человека, но тогда как объяснить, что в руках Фреди оказалась нужная нам штабная карта?

— Выходит, Мундя стащил только одну карту, — рассуждал Мачек. — Остальные прихватили Алиция и мой брат. Если бы штабная карта с Хоэнвальде исчезла вместе с Мундей, все было бы ясно, но она оказалась у Фреди.

— О Хоэнвальде знал еще и ординарец, — напомнила я. — Неплохо было бы раздобыть его фамилию и адрес. Имя обещала сообщить Алиция. Эх, если бы знать, каким образом у Фреди оказалась карта!

— Повтори еще раз весь разговор с ним. Я повторила слово в слово, и он очень не понравился Мачеку.

— С чего вдруг он спросил про фотографию карты? Постороннему человеку такой вопрос просто не пришел бы в голову. Наверняка он что-то знает, а карту тебе показал как приманку...

— Да что он может знать! Он намного моложе остальных и в те годы просто не мог принимать участия в махинациях, — возразила я.

— Сколько же ему, по-твоему, могло быть тогда лет?

— Да не больше шести.

— Ив этом возрасте он интересовался фотографией, пропадал в дядюшкиной фотолаборатории? И так хорошо запомнил твою Алицию?

— Насчет Алиции ты не прав, кто раз ее увидел, запомнит на всю жизнь. А вот все остальное... Наверное, наврал мне. Сказал, карта ему досталась от Настермаха.

— Не верю.

— Я тоже. Но если бы сказал, правду, если бы все это время карта провалялась у него, тогда самым подозреваемым оказывается ординарец. Только он один смог бы обойтись без этой карты. Впрочем, Мундя знал ординарца, они могли действовать вместе. А что касается Фреди... Тогда он действительно был слишком мал, но потом мог что-то услышать о богатствах, запрятанных немцами, и картах. Может, заинтересовался этим, сам принялся разнюхивать, может, связался с другой шайкой, из подросшей молодежи...

— Да, теперь молодежь пошла шустрая, — согласился Мачек.

Долго, на все лады обсуждали мы загадку. Слишком мало фактов, слишком много неясностей. Ясно одно: начатая много лет назад преступная деятельность не прекратилась до сих пор, продолжается и в наше время. И Матеуш был такого же мнения.

Наверняка исчезновение «Цыганки» нанесло шайке большой ущерб, не исключено, тот, у кого находилась другая половинка карты, пытался разыскать первую. Отсюда такой горячий интерес к картам. Возможно, на штабные карты наносили новые крестики уже позже, получив новые данные. Оказавшийся в распоряжении Алиции фрагмент карты не подходил к остальным по своему масштабу, да и вообще составлял едва одну пятнадцатую общей карты. Нам с Мачеком удалось путем длительного сравнения с картами атласа определить, какую именно часть бывшей Германии он обозначает, но это нам ничего не дало.

— Прежде чем мы отправимся разыскивать ординарца...

— начал Мачек.

— Как это — отправимся? — удивилась я. — Ты тоже намерен разыскивать?

— А ты что думала! Меня тоже вся эта история чрезвычайно заинтересовала, к тому же твоя миссия может оказаться опасной, двоих как-никак трудней пристукнуть, чем одного.

Я очень обрадовалась.

— Прекрасно, дождемся письма от Алиции и отправимся.

— Нет, — возразил Мачек. — Я считаю, сначала надо разобраться с Фредей.

— Ты прав, — согласилась я. — И даже знаю, как к нему подступиться. В доме напротив живет один мой хороший знакомый. Удивится, конечно, что я вспомнила о нем через столько лет, но пусть удивляется.

Когда я со всей серьезностью объявила Балтазару, что влюбилась в его соседа, который живет вот в том доме, как раз напротив, тот долго хохотал, шлепая себя по ляжкам, а потом счел нужным проинформировать меня — тот человек женат и ему, Балтазару, жена того человека кажется намного меня моложе. Грустным голосом я согласилась с этим бестактным замечанием. Да, я знаю, на взаимность мне рассчитывать нечего, я и не рассчитываю, с меня достаточно хотя бы говорить о предмете моей любви, узнавать о нем, как он живет, как раньше жил, чем занимается. Это хотя бы мысленно приблизит меня к любимому, хоть как-то успокоит изболевшееся сердце.

Балтазар ржал, как целое стадо жеребцов, а закончил громоподобным зовом:

— Дарееееек!

На лестнице послышался громкий топот, и в дверях показался сын Балтазара Дариуш, которого я до этого видела в возрасте четырех лет. Теперь мальчику было девятнадцать.

— Когда отец включает сирену — надо поспешить, — значит, предстоит что-то интересное, — сказал он мне в радостном — ожидании. Ты чего, тато?

Особой деликатностью Балтазар никогда не отличался и сейчас тоже без околичностей сообщил сынуле об «очередном бзике» этой старой бабы. Я не обиделась, знала, на что шла. Только при чем тут Дарек?

— А что я говорил! — еще больше обрадовался Дарек.

— С удовольствием помогу этой симпатичной пани. Видишь, второй раз пригодятся мои фотографии.