Дарья Донцова - Жаба с кошельком
– А ты на что? Чего стоишь? Видишь, человек от голода умирает! Звони быстро по своим каналам, узнавай, где этот хренов академик, Попов Федор Евгеньевич, проживает!
– Ага, – заторопился Александр Михайлович, – точно, бегу!
– А вы, – не успокаивался Кеша, – спускайтесь вниз, ступайте ужи… то есть идите в столовую, оставьте мать в покое.
Все покорно вышли в коридор.
– Ты, – повернулся ко мне злой Кеша, – лежи смирно, читай детективы, сейчас привезем гипнотизера, блин!
Я забилась в самый угол кровати и прижала к себе сопящего Хуча. Слава богу, от него пахло не едой, а шампунем.
Дверь в спальню тихонько скрипнула, вошла Зайка. Она села ко мне на кровать и заискивающим голоском осведомилась:
– Дашунчик, совсем-совсем есть неохота?
– Нет.
– Тошнит от всего?
– Угу.
– А какую фразу надо повторять?
– Рао-вао-сао-мао, – сообщила я, сглатывая слюну.
– Рао-вао-сао-мао, – мечтательно протянула Ольга, поглаживая себя по бокам, – а за сколько времени до трапезы?
– Не знаю.
– Ну ты когда говоришь?
– Она сама в мозгу всплывает, без желания.
– Ясненько, – кивнула Зайка, – ну лежи, отдыхай.
Я полистала новый роман Татьяны Устиновой и неожиданно заснула, вернее, задремала. Хучик забился под мое одеяло и прижался к коленям. Черри калачиком свернулась в кресле. Остальные собаки, очевидно, толкутся в столовой. Кто же покрыл чашки изнутри ядом? Баба Рая? Зачем бы ей это делать! Вика? Но в связи с произошедшими событиями мне все меньше и меньше верится в виновность Столяровой!
В лицо ударил свет, я открыла глаза и увидела около кровати растерянно моргающего Федора Евгеньевича и бледного до синевы Кешу.
– Начинай немедленно, – каменным тоном заявил сын, – да не вздумай схалтурить. Чтобы была такая, как раньше, понял?
Академик стал ниже ростом.
– Понимаете, я… э… ну… в общем.
Кеша уцепил его за плечо:
– Хватит мэкать, приступай! Смотри, не дай бог, не получится! Я тебя бандитам сдам.
Дверь в мою спальню приоткрылась, и раздался голос Дегтярева:
– Посажу на фиг, найду за что! Академик хренов!
– Да, да, да, конечно, – закивал Федор Евгеньевич, – оставьте нас вдвоем.
– Ну-ну, – скривился Кеша и ушел.
Профессор робко сел на край кровати.
– Как мы себя чувствуем?
– Отвратительно, – бодро ответила я, – вернее, вполне хорошо, пока про еду не вспоминаю.
– Понятно.
– Раскодируйте меня.
– Ну… это… того… в общем, это трудно!
Я возмутилась, вот негодяй, решил набить цену, но не умирать же мне голодной смертью.
– Не волнуйтесь, вам заплатят!
Федор Евгеньевич заколебался, потом неожиданно поинтересовался:
– А этот сердитый молодой человек вам кто?
– Аркадий? Сын.
– Он где работает?
– Кеша адвокат.
Академик посерел.
– Значит, не врал про бандитов!
Я улыбнулась:
– Не бойтесь, это он так просто, хотя кое-каких знакомых имеет в криминальных кругах. Кеша сгоряча ляпнул. И потом, вы же меня сейчас расколдуете.
– А лысый, толстенький, который посадить обещал, кто?
– Дегтярев Александр Михайлович, полковник, служит в милиции.
– Ой, – вздрогнул Федор Евгеньевич и посерел, – ну я и влип!
– Вы о чем? – удивилась я.
Неожиданно академик схватил меня за плечо:
– Милая, дорогая, вы же не хотите моей смерти?
– Нет, конечно.
– Помогите!
– Но в чем?
– Сейчас я расскажу вам правду, – перешел на шепот профессор, – все-все объясню.
Я подоткнула под спину подушку.
– Валяйте!
– Давайте дверь запрем, чтобы никто не вошел?
– Хорошо.
Федор Евгеньевич быстро повернул ключ и приступил к повествованию; я не верила своим ушам. Ну, Дашутка, ты влипла!
На самом деле Попов преподаватель физкультуры в школе. Был когда-то не слишком удачливым спортсменом, а потом пытался сеять разумное, доброе, вечное. Жил Федор Евгеньевич вместе с мамой, очень тихо, не пил, не курил, зарплатой был доволен, службой тоже, вечера проводил у телевизора, ни к чему не стремился, так бы и дотянул до пенсии, но тут косяком пошли несчастья. Сначала грянула перестройка, мигом сделавшая всех нищими, потом Федор заболел, слег, из школы его уволили. Два года ходил безработным, жил на мамину пенсию, пытался пристроиться, докатился до должности лифтера, в общем, мрак. И неизвестно, как бы жизнь потекла дальше, но однажды Федор увидел по телевизору выступление гипнотизера. Тот махал руками, бормотал с умным видом какую-то абракадабру, дальше последовал комментарий журналиста, сделавшего передачу.
– Отчего у нас так много мошенников? – вопрошал парень. – Да мы сами виноваты. Вы видели только что гипнотизера? Никакой он не врач, не психолог, просто ловкач, очень хитрый. Кодирует якобы от ожирения всех, ни за какие болезни не берется, лишь избавление от лишнего веса. Снял помещение, повесил табличку: профессор, академик… И к нему пошли клиенты. Никто, подчеркиваю, ни один человек не проверил у «ученого» документы…
Тут Федора Евгеньевича осенило! Вот она, золотая жила, неразработанная, только собирай самородки. И Попов, вдохновленный чужим примером, начал действовать.
Вскоре «доктор наук, диетолог, рароэнтолог и член международной академии космоэнергетики» начал прием больных. Сначала Федор дико боялся, а ну как кто-нибудь из посетителей потребует диплом, но потом с блеском вышел из положения. Отпечатал на цветном принтере кучу всяких «документов» и перестал трястись. Но старался он зря, никто из приходящих ни разу не попросил взглянуть на бумаги, всем хватало таблички на двери. Самое же интересное открытие его ждало впереди. Народ спокойно расставался с долларами, и, что самое удивительное, кое-кто и впрямь начинал худеть. Помогало не всем. Большинство пациентов второй раз не появлялись, многие из них, закоренелые тучники, испробовав все способы избавиться от сала и пройдя «кодирование», привычно констатировали: опять не помогло. Пару раз разгневанные бабы прибегали с воплем: «За что деньги платили!»
В таких случаях Федор не спорил, мгновенно отдавал гонорар и спокойно пояснял:
– Я сразу предупредил: мой метод помогает лишь в девяноста процентах. Вы, очевидно, попали в оставшиеся десять. Я никого не обманываю, заберите деньги.
Скандал потухал, не успев разгореться. Но таких случаев все же было мало, и «академик» процветал. Он обзавелся фотоальбомчиком, прочитал кое-какую литературу и теперь смело оперировал словами «чакра», «карма», «астральный диагноз» и «гипнотический транс».
Сейчас Федор вполне обеспеченный человек. Он давно переехал из блочной «двушки» в просторные хоромы. Одна беда, год назад скончалась любимая мама, и Попов живет один, очень хочет жениться, да не на ком!
– Погоди, погоди, – пробормотала я, – значит, раскодировать меня ты не можешь?
– Нет, – в отчаянии воскликнул «академик», – вообще не понимаю, каким образом вы так закодировались, уму непостижимо! Впрочем, есть еще один идиот, русский буддист, с ним похожее произошло, теперь лишь кефир пьет! Но он натуральный псих, вы же совсем не похожи на ненормальную.
Я содрогнулась, вспомнив скелет, замотанный в оранжевые тряпки и украшенный цепочкой от унитаза. Ничего себе, перспективка!
– И что же нам делать? – вырвалось у меня.
– Вы, когда совсем оголодаете, небось есть начнете, – воскликнул «гипнотизер», – а меня ваши точно с лица земли сотрут: либо бандитам сдадут, либо посадят! Во влип!
Внезапно мне стало смешно. Рао-вао-сао-мао! Вот чушь!
– Миленькая, дорогая, кисонька, – Федор умоляюще сложил на груди руки, – очень прошу, скажите, что раскодировались, не губите невинную душу!
– Ладно, – кивнула я, – зови всех.
Попов бросился к двери.
– И как? – сурово поинтересовался Кеша.
– Полный порядок, – закивал «академик», – аппетит на месте, извините, мне пора, не провожайте, сам до шоссе добегу.
– Э нет, – ухватил его за футболку Дегтярев, – уж очень ты суетливый, словно таракан, мы сейчас проверим.
– Как? – в ужасе подпрыгнул «профессор».
– Просто, – не дрогнул Александр Михайлович, – Катерина, неси салат.
Вмиг передо мной оказалась плошка с овощами.
– Приступай, – велели Кеша и Дегтярев хором.
Я взяла вилку, проглотила тягучий комок, застрявший в горле, попыталась отогнать назойливо вертящееся в мозгу заклинание, увидела умоляющие глаза Федора, насадила на вилку кусок огурца, сунула в рот и в ту же секунду понеслась к туалету.
– Не вышло, значит, – подвел итог Кеша, – начинай сначала.
– Но больше одного раза в день нельзя подвергаться гипнозу, – начал вяло врать «академик».
Я стояла в ванной, облокотившись о раковину. Интересное дело, мне совсем хорошо, пока речь не заходит о еде.
– Значит, так, мил человек, – самым сладким голосом пропел Аркадий, – ты живешь тут, в Ложкине, безвылазно, пока мать на моих глазах не съест жареную курицу, целиком, с костями, усек?
