Ричард Бротиган - Грезы о Вавилоне. Частно–сыскной роман 1942 года
68. Лоно
«Ну и какого хуя я теряю?» — подумал я, тыча ключом в зажигание. Я все решил. Тело им я доставлю. Теперь было чуть за одиннадцать, и мне следовало убить еще какое-то время, пока не пришла пора являться на кладбище «Святой Упокой», поэтому я решил немного поездить. Слишком долго у меня не было машины. Я посмотрел на уровень топлива: бак на три четверти полон. Будет весело. Я завел двигатель и сорвался с места.
Я направлялся к набережной.
Я включил радио.
И сразу же замычал какую-то популярную песенку, которой раньше никогда не слышал. У меня очень хороший слух на музыку. Быстро мелодии улавливаю. Один из моих талантов. Жаль, что я так и не выучился петь или играть на музыкальных инструментах. А то мог бы далеко пойти, до самых высот.
Мне было очень хорошо.
Я все решил.
Я слушал хорошую музыку.
И у меня в багажнике лежало тело мертвой шлюхи.
Чего еще желать человеку в эти смутные времена? То есть весь мир воюет, а у меня все здорово. Жалоб нет. Сегодня мой день.
Проезжая по Коламбус-авеню к набережной я думал о том, как стану в Вавилоне извести руководителем оркестра и у меня будет своя радиостанция.
— Алло, публика. В эфире радиостанция «ЛОНО» с самой вершины Висячих Садов Вавилона. Мы очень рады представить вам сего вечером К. Зыря и его биг-бэнд, — скажет диктор. — И вот для вас — К. Зырь…
— Привет, свингующие кошаки Вавилона! — скажу я. — Ваш слуга звука К. Зырь играет музыку, чтоб грезы ваши сделались светлее, и начнем мы с мисс Нана-дират, нашей певчей птички запретных наслаждений, которая споет «Когда в глазах ирландских есть улыбка».
Я получал максимальное удовольствие от радио. То есть пока не заметил, что за мной едет другая машина.
69. Мясное рагу
То был черный седан «плимут» 1937 года, и внутри сидели четыре черных парня. Очень-очень черных, и все — в темных костюмах; Машина выглядела куском угля с фарами и определенно следила за мной. Кто эти парни? Как они влезли в картину? Мои несколько мгновений радиоблаженства разбились вдребезги. Почему жизнь не может быть такой простой, какой может быть?
На следующем перекрестке горел красный свет. Я притормозил и стал ждать, когда он сменится.
Черный «плимут» с черными людьми подъехал и пристроился сбоку, а переднее окно рядом со мной открутилось вниз. Один из черных людей высунулся и сказал голосом низким и глубоким — такому впору звучать в «Шоу Эмоса и Энди»:[19]
— Мы хотим тело. Съезжай к обочине и отдай его нам, или мы бритвами пошинкуем тебя на мясное рагу.
— Вы очень ошибаетесь, — ответил я через свое частично открытое окно. — Я не знаю, о чем вы говорите. Я страховой агент компании «Хартфорд» из Нью-Йорка.
— Не остри, Рагу, — сказал черный. Зажегся зеленый, и погоня продолжалась. Это была первая автомобильная погоня, в которой я очутился.
В кино-то я их видел много, но никогда раньше не участвовал. Эта сильно отличалась от тех, которые я видел в кино. Перво-наперво, я не очень хороший водитель, а у них за рулем сидел настоящий ас. Кроме того, в кино погони длятся много миль. Эта не длилась. Через несколько кварталов я свернул на Ломбард и сразу врезался в запаркованный универсал. Так резко завершилась эта погоня. Интересная. Жаль только, такая короткая.
К счастью, себе я ничего не повредил.
Меня встряхнуло немного, но в целом порядок.
Машина, полная черных парней, подъехала сзади, они выскочили. Верные своему слову, они все держали в руках по бритве, но у меня в кармане револьвер, поэтому шансы не так неравны, как выглядят.
Я медленно вышел из машины. Хорошо все делать медленно, если у тебя в кармане 38–й калибр, готовый к действию. Все время на свете — мое.
— Где тело, Рагу? — спросил тот, который говорил и раньше. Очень крутой на вид омбре, как и три его смуглых мучачос.
Я вытащил из кармана револьвер и прицелился в их общем направлении. Весы склонились в другую сторону. Все мгновенно замерли.
— И мне не нравится называться мясным рагу, — сказал я, наслаждаясь ситуацией. — Бросайте свои бритвы.
Раздался лязг четырех бритв о мостовую. В игре я в самом деле опережал. То есть пока на свое парадное крыльцо из дома не выскочила старуха и не осведомилась, зачем это мы испортили ее машину. Свой вопрос она сформулировала во всю глотку:
— Мой универсал! Мой универсал! Я только вчера за него все выплатила. Отослала последний чек.
Десяток ее соседей или около того тоже вывалили на свои парадные крыльца и начали быстро становиться на сторону старухи, у которой универсала больше не было.
Моя точка зрения никого не интересовала. Я не мог даже слова вставить.
Я прикинул, что передышки от них добиться можно лишь одним способом — выстрелить из револьвера в воздух. Это разгонит их по домам, а мне даст минуту-другую, чтобы овладеть ситуацией и что-то сделать, поскольку мне точно нужно было что-то делать, причем быстро.
Я прицелился в воздух и нажал на курок.
щелк
ЧТО?
щелк щелк щелк, — щелкал я.
ЭТО НЕ ТОТ, БЛЯДЬ, РЕВОЛЬВЕР!
Это был мой револьвер — пустой. Четыре черных человека нагнулись к мостовой за своими бритвами. Тетка по-прежнему орала:
— Мой универсал! Мой универсал!
Соседи деловито вторили. Вся эта ситуация вдруг превратилась в Бедлам в неудачный день.
Черные люди переобритвились и теперь двигались на меня. Я сунул руку в другой карман и вытащил револьвер Колченога — тот, что с патронами.
— Стоп! — сказал я черным парням.
Выглядели они мерзее ада — за исключением одного, который улыбался. Того, кто назвал меня «мясным рагу». Улыбка у него была огромная — от уха до уха, словно ожерелье из жемчуга. У меня по спине побежали мурашки. Им надо познакомиться с шеей. Они замечательно подружатся. У них так много общего.
Я уже слышал, как их представляют друг другу;
— Улыба, познакомься с Шеей.
— Приятновстречь.
А если бы я был рядом, меня бы представили Мясным Рагу:
— Рагу, это Шея.
— Здорово, Шея.
— Мой друг Улыба.
— Друг Шеи — мой друг.
И тут в реальность меня выдернул реальный голос Улыбы, который произносил:
— Рагу, твоя удача только что закончилась.
— Я тебя предупреждаю, — сказал я.
— Хи-хи, — ответил Улыба.
Он все еще улыбался, когда я подстрелил его в ногу. От этого хозяйка разбитого универсала и все ее соседи с воплями разбежались по домам.
Улыбка не покинула лица Улыбы, но изменилась с улыбки от уха до уха на мягкую такую улыбочку — как у старика, получившего рождественский подарок от ребенка. Бритва мягко выпала из его руки. На ноге у него появилась маленькая кровавая заплатка, которая расплывалась все больше и больше. Пуля прошла сквозь его ногу навылет дюймах в шести выше колена. Я только что его продырявил.
Три оставшихся черных человека тоже уронили бритвы.
— Черт, Рагу, ты подстрелил меня из незаряженного револьвера, — сказал Улыба. — А это не стоит никакой полусотни баксов. Нам сказали, что ты отдашь тело, если мы тебе засветим бритвы. Черт, пуля только что прошла через мою ногу.
У меня не было времени его утешать. Нужно сматываться оттуда, пока не приехала полиция и не положила всему этому конец. Что ж, моя машина больше не работала, поэтому оставалась одна работающая машина — их.
— Хватит, — сказал я. — Все вдохнули поглубже и не шевелимся. Я скажу, когда можно выдохнуть.
Все они вдохнули поглубже и затаили дыхание. Я подошел к разбитой машине Колченога и вытащил из зажигания ключи.
— Не выдыхайте, — предупредил я, помахав револьвером. Потом обошел машину сзади.
Я видел, что у четверки черных джентльменов с дыханием возникли сложности. Я открыл багажник.
— Ладно, — сказал я. Все выдохнули.
— Черт, — сказал Улыба. — Черт.
— Вытаскивайте отсюда тело, — сказал я. И снова махнул им револьвером, а они сделали шаг вперед и изъяли тело из багажника. — Кладите его на заднее сиденье своей машины, — сказал я. — И бегом. Не весь день же с вами возиться.
Улыба все так же улыбался. Улыбка его несколько стерлась, но ее можно было по-прежнему считать улыбкой. Лучшее определение для такой — философская.
— Черт, — сказал он. — Сначала он стреляет в меня из пустого револьвера, затем велит не дышать, пока у меня в голове не мутится, а теперь еще и угоняет мою машину.
Отъезжая прочь, я еще видел, как он улыбается.
70. Одинокий орел
Отъехал я примерно на квартал, когда вдруг свернул влево, обогнул этот квартал и вернулся к разбитой машине Колченога и четырем черным гадам. Подъехал я к ним сзади. Они стояли и смотрели туда, куда я уехал.
Я бибикнул, и они обернулись.
Никогда не забуду их лица, когда они меня увидели. Трое нераненых снова подобрали свои бритвы. Когда они меня узнали, бритвы сами по себе выскользнули из их рук на мостовую, которая быстро становилась этим бритвам родным домом. Теперь казалось, что никогда они уже не смогут нашинковать никакого мясного рагу и даже бритье у них не получится.
