Хелена Секула - Барракуда
– Ты можешь их заработать.
– А почему именно я?
– У тебя много свободного времени и нет денег, – сказал он. – А на пляс Мадлен ты тоже не разбогатела.
– Ты от Армана?
У меня даже мороз по коже пошел от мысли, что Арман меня выследил. Я уже стала оглядываться, чтобы сообразить, куда бежать.
– Нет. Я случайно обратил на тебя внимание. Ты смахивала на новенькую. Ты меня заинтересовала, потом я к тебе присматривался.
– А, так ты за мной шлялся!
Плохо дело. На пляс Мадлен у меня был другой цвет волос, ошивалась я там только однажды. И все-таки он нашел меня аж в Марэ. Я прикинула, что он мог обо мне разнюхать.
– Я должен кое-что узнать о человеке, прежде чем дать ему работу.
Он много дней наблюдал за мной в Центре, даже знал, что я ела. Жареная картошка нон-стоп навела его на мысль, что бабок у меня нет. Теперь подкараулил меня у дома и напросился в мансарду. У меня не хватало смелости его сплавить, да и грошика лишнего не было.
– Меня не интересует, что тебя связывает с мужчинами из полуподвала, но мне нужна абсолютная конспирация.
– Ясно. И что ты мне предлагаешь?
– Время от времени будешь приносить посылки на указанный адрес. За каждый раз получишь тысячу франков.
– Ты щедр, как местечковый карманник. Мало.
Он молчал. Сперва посмотрел на меня, потом обвел взглядом мою хавиру. Единственное пальто на гвозде, одинокая пара колес под вешалкой и платье на спинке кровати. Непохоже было, чтобы я могла диктовать условия.
– Не выпендривайся. У тебя есть что-нибудь получше?
– Есть Пикассо, Василий Кандинский, Марсель Дюшан в Центре. Две тысячи! За меньшее даже поганой метлой не дотронусь до твоих посылок.
– Не знаю, стоишь ли ты двух тысяч. Я должен тебя проверить.
– Стою. Но у меня нет денег, и только поэтому можешь меня иметь за два куска. И не торгуйся, потому что за такие гроши никто с тобой не свяжется. Да еще наверняка велишь мне на каждый рейс одеваться по-другому и притворяться, что это не я.
– А откуда ты знаешь?
– Я мыслящий тростник. Так сказал о человеке один местный абориген. А тот, кто об этом знает, считается интеллигентом. Следовательно, я интеллигентка. А посему на мой гардероб изволь разориться отдельно. Вышепоименованная сумма – гонорар в чистом виде.
– Необходимо остерегаться полиции.
– Догадываюсь. Обычным курьерам двух тыщ за рейс не платят.
– А я тебе их еще не дал.
– Но дашь обязательно, потому что так дешево никто не согласится. Но я оставляю за собой право бросить эту работу сразу же, как мне расхочется служить на побегушках.
– Еще не начала, а уже думаешь, как бросить!
– Не выношу рабства. Я должна знать, что могу уйти в любой момент. Иначе пальцем не шевельну.
– Хорошо, уйдешь, но не сразу. После того как предупредишь человека, которому будешь доставлять товар. Ты не хочешь спросить какой?
– Если мне надо это знать, ты сам скажешь. Он не сказал, а я предпочитала не знать.
Он согласился на мои условия, и больше я его не видела.
Я по-прежнему посиживала в кафе Центра, где в разное время меня отыскивал какой-нибудь незнакомец. Мне нужно было занять два места и сверху положить сумочку. Я носила большие сумки-конверты, очень модные. Ждать не приходилось, связной приходил с точностью до секунды.
– Разрешите выпить с вами чашку кофе, – обращался он ко мне.
Никакой это был не пароль, он действительно пил со мной кофе.
Проглотив содержимое чашечки чуть больше наперстка, он исчезал. А я немного задерживалась. Уходя, прихватывала подложенную под сумку плитку шоколада «Сушар». Посылки были точной копией товара известной фирмы.
Оставлять их нужно было в ресторане гостиницы «Роз» на Фобург-Сент-Оноре. Я частенько видела там Левретку – она равнодушно проходила мимо меня – и Армана, который ни разу не бросил мне свое всегдашнее «Как дела?». Он меня не узнал. Видел он меня всего однажды, очень похожую на всех его девочек, а теперь в «Роз» приходила бесцветная, заурядная девица. Хотя могло быть и так, что империя, которой я служила, исключала всякое панибратство с его стороны.
Я предупредила Мессера. Они держались от меня подальше, но я не прекращала рискованного занятия. Так всегда получается, когда ешь креветок или семечки, – трудно остановиться.
«Еще один раз» – говорила я себе, получая деньги в баре «Роз» вместе со сдачей, потому, что после передачи посылки мне велено было заказывать перно, от которого меня с души воротит. Так полагалось по инструкции нанявшего меня типа. Черт его знает, почему нельзя было выбрать что-нибудь другое, кроме этой зеленой мерзости, которая белеет при добавлении воды и воняет анисом. Цифры на счете за это лакомство означали день и час встречи со связным в Центре.
Ну и доигралась.
Нас схватили в Центре. То ли они поторопились, то ли им нужен был связной, а не я. Во всяком случае, он еще не успел подложить под мою сумку шоколад. Улики указывали только на него, теоретически я была чиста как слеза младенца, но радоваться было рано. Они могли давным-давно за мной следить. Вряд ли я выйду сухой из воды.
Я иностранка, ни в коем случае не буду хвастать своим французским, стану калечить его и плохо понимать, что мне говорят. Я понятия не имею, в чем дело. Если только получится, дам деру при первой возможности. Все это я моментально решила, пока нас везли в участок.
– Документы! – потребовал мужчина с проседью.
Он сидел в кабинете с решеткой на окнах, как в камере.
– Недоразумевание, mon comissaire. Иметь виза и позволение работать. – Я сунула ему под нос свои замечательные документы.
Я стучала пальцем по нужным рубрикам и трындела на смеси французского с африканским, щедро пересыпая его сербским. Перепуганная, отчаявшаяся, я вся тряслась. Косить почти не приходилось – я в первый раз попала в такой компот.
– Гражданство? – Мужчина листал мой паспорт.
Меня на понт не взять… только почему он сразу подозревает, что у меня ксива липовая? Может, фоторобот из Вены или еще что-то, чего я пока не знаю?
– Югославия. Сербиянка. Лица Милович. Студентка.
– Кто тот мужчина, с которым ты встречалась?
– Garson, jamais! Я приличный девочка! – возмутилась я. Поскольку плохо знаю язык, то могла понять его вопрос именно так. – Я студентка! Использовать ученые книги и кассеты в Центре! Я хотеть говорить французски!
– Ни черта не понимает!
Мы уже беседовали, как гусь со свиньей. Отлично! Пусть взбесится и дозреет до переводчика.
– Где ты учишься?
– Ля Сорбонна! – торжествующе надулась я и начала скорострельно палить в него сербскими причитаниями.
Мужчина швырнул папку дела на пустой стол, крытый выцветшим зеленым сукном, и вынул из ящика фото.
– Откуда ты его знаешь? – медленно, по слогам продекламировал он.
Анфас и профиль, над бритой башкой сигналетическая линейка, сбоку полицейский номерок… Морда выродка. На фотографиях из уголовных дел все так выглядят. Я кое-что об этом знаю. Моему отцу такие фото делали. Первый приговор выносит не судья, а фотоаппарат в полиции.
– Кто бы это мог быть? – бормочу я про себя по-сербски, демонстрируя абсолютную готовность помочь.
Смотри, Феля, смотри! Если не случится чуда, если чего-нибудь не выдумаешь, тебе сделают такие же, с линеечкой и четкими циферками.
– Моя не знать!
Это почти не вранье. Родная мать не узнала бы в извращенце на фото того связника, с которым меня накрыли.
Седеющий вытащил с десяток фотографий таких же уродов. Парочку я еще могла бы опознать – они приносили или забирали у меня плитки шоколада «Сушар», но я тупо уставилась на этот парад звезд, готовая сесть за диез с двумя бемолями, но никого не узнавать.
Я тянула время, не имея понятия, что можно сделать, чтобы спасти свою шкуру. Промедление наверняка не повредит, а счастье может ждать за поворотом. Пусть комиссар сдастся и попросит переводчика. Вряд ли под рукой у него есть кто-нибудь со знанием сербского. Это уж была бы исключительно злая шутка судьбы!
Он вдруг заревел, словно сел на ежа. На меня орет. Для пущего страху даже по столу кулаком бабахнул, Я подумала даже, что из него труха посыплется. Из стола, ясное дело, не из комиссара.
– Не гневаться на меня, mon comissaire, я невинна! – завизжала я с должным ужасом и отчаянием. Хочешь, чтобы испугалась, – изволь, к твоим услугам.
Он капитулировал и вдавил кнопку звонка. Вошел молодой парень в водолазке.
– Чертовы иностранцы! – Моего комиссара трясло. – Я знаю английский, испанский и итальянский, но эта идиотка говорит только по-сербски, а еще ей кажется, что она знает французский.
Именно потому, топ старина comissaire, я и люблю происходить от малых народов, чьи языки еще не распространились в ментовских кругах Европы.
– Кто-нибудь у нас знает сербский? – Водолаз засомневался. – Оставь ее в предварилке и найди мне переводчика, – приказал комиссар.
