Керри Гринвуд - Радости земные
– Она смыла этикетки со всех его бутылок, – простонал Джеймс, – и ушла.
Я чуть не рассмеялась, но вовремя остановилась, внезапно осознав, сколь страшна была месть Елизаветы. Ведь почти все винные бутылки имеют одинаковую форму и размер. Как теперь отличить одно вино от другого? Разве что по пробке. Со старыми винами проще: тогда бутылки были разные, а современные – все на одно лицо. Надо думать, после этого случая Том стал проводить со своей коллекцией еще больше времени. Нет, Елизавета мне определенно нравится!
– Какой ужас! Бедный Том. А как поживает Холли… или Холланс, ну, тот бизнесмен, который любил цитировать Джорджа Буша: мол, французы ничего не понимают в бизнесе, у них и слова-то такого нет, и даже не догадывался, что это шутка?
– Холлидей, – поправил Джеймс. – Странно, что ты о нем вспомнила. У него случилась беда. Дочь убежала из дома. И пропала, будто ее и не было. Он развелся с женой. Между прочим, он теперь живет в вашей дурацкой «Инсулате».
– В «Инсуле». – На этот раз поправила я. – Мне нравится там жить. Здание весьма своеобразное, но очень удобное.
– Ты всегда была оригиналкой, – пробормотал Джеймс.
– Бедный Холлидей! – сказала я. – Теперь понятно, почему он такой угрюмый.
– А ведь раньше он был большим боссом, – не без сочувствия заметил Джеймс. – Занимался недвижимостью. А теперь его никто не возьмет на работу: он начал пить. Бедолага угробил часть денег на квартиру, а остальное досталось жене. С женами всегда так.
Камешек в мой огород – и совершенно не по делу. Квартиру я купила на свои сбережения и на кредит, который потом с лихвой отработала. Я так и сказала Джеймсу. Он согласился.
Принесли десерт. Джеймс заказал себе цавальоне: он обожает все приторное, а мне – мороженое ассорти. Восхитительное лакомство, совершенно непохожее на тот разноцветный лед, который летом продают с лотков: апельсиновое – дивного оранжевого цвета, со вкусом свежего апельсина, ореховое – нежно-маслянистое с тертым фундуком, душистое малиновое… Шеф умудрился извлечь из ягод все косточки, но вкус и аромат сохранился. Я слизнула десерт за милую душу.
– Джеймс, а теперь к делу! – сказала я, дожевав миндальные вафли. Черный кофе и бокал мускатного вина меня взбодрили.
Расстегнув пуговицу на жилетке, Джеймс наклонился ко мне через стол и, заглянув в глаза, сказал:
– Если бы ты продала свою квартиру, ты бы выручила за нее круглую сумму.
– Верно, – согласилась я.
– Я сейчас работаю над одним проектом и хочу взять тебя в долю, – скороговоркой поведал он. – Мы покупаем банк в Сингапуре. В результате слияния у нас будут внушительные активы, что позволит нам развернуться.
– Джеймс, – попыталась возразить я, но он меня не слушал.
– Рынок недвижимости вот-вот рухнет, – с воодушевлением продолжал Джеймс. – Самое время скупать старые здания, которые пойдут под снос, и строить на их месте новые. Если цены снова начнут расти, мы озолотимся.
– А если продолжат падать, мы окажемся по уши в дерьме, – подытожила я. – Извини, Джеймс, но мой ответ – «нет». Спасибо за ужин.
Я поднялась и собралась уходить.
– Хотя бы посмотри проспект, – сказал Джеймс, протягивая мне папку.
– Всенепременно. Нам нужно почаще встречаться. Спокойной ночи, Джеймс! – сказала я и покинула ресторан с большой глянцевой папкой под мышкой и твердым намерением отправить ее в первую попавшуюся урну.
Джеймс, похоже, теряет деловую хватку. Неужели он и вправду считает, что маленькая компания каким-то образом повлияет на то, как большая компания распоряжается активами? Нет, это просто смешно! Джеймс должен понимать: если один из участников игры, например, австралийское предприятие, сливается с большой, скажем, английской, страховой компанией, то стирать грязное белье под Новый год будет отнюдь не английская сторона. Они знают о нас больше, чем мы о них. Так уж выходит!
Только оказавшись дома, я обнаружила, что за размышлениями забыла выкинуть проспект. Швырнув его на стол, я поздоровалась с кошками, переоделась, отчиталась перед Мероу и стала ждать Дэниела.
Бедный Холлидей! Завтра же к нему зайду и хотя бы поздороваюсь. Потерять ребенка – ужасно, но когда ребенок уходит из дома – ужасно вдвойне. Мне его так жаль! А я ведь даже не знаю, как его зовут.
Глава восьмая
Я ждала Дэниела, а в голове крутилась строчка из стихотворения, подходящая к моменту: «Меня жди при лунном свете». А что же там было дальше? Порывшись на книжных полках, я нашла то, что искала – свой старенький школьный песенник с надписью «Я люблю “Дюран Дюран”» на обложке. Полистав его, я нашла стихотворение, которое обожала в отрочестве за минорный лад и романтический трагизм: «Разбойник» Альфреда Нойеса.
«Меня жди при лунном свете, вернусь я при лунном свете, хотя бы разверзся ад», – сказал разбойник своей любимой, и Бесси, узнав, что ему угрожает опасность, ценой своей жизни предупредила его, но все равно: «От пули он пал на дороге, упал словно пес на дороге, лежит он в крови на дороге, у горла завязан шнурок».[9]
Внезапно у меня ком встал в горле. Нет, со мной определенно что-то происходит. Такого эмоционального накала, как в последние дни, я не испытывала уже лет сто.
Я закрыла песенник. Мне показалось, что я ощущаю – Мероу объяснила бы, каким образом, – напряжение, охватившее дом. Холлидей скорбит о пропавшей дочери, мы с Мероу трясемся от страха из-за маньяка, Кайли и Госс страдают от неразделенной любви, как и положено юным девам. Интересно, как продвигается план по соблазнению Джона? Кажется, все это затеяла Кайли, хотя точно не припомню… Скорее бы пришел Дэниел, а то я уже засыпаю – не привыкла я бодрствовать в столь поздний час.
Он позвонил в дверь ровно в полночь, и я спустилась к нему, прихватив мешок с хлебом. Одевшись как заядлый турист, я положила деньги и ключи в поясную сумку. Так удобней и безопасней: никто ничего не отнимет, да и руки свободны.
Дэниел обнял меня. Наверное, я никогда к этому не привыкну. Я отдала ему мешок, и мы пошли в конец переулка, где стоял автобус – чуть больше, чем фургон для перевозки мороженого, со специальным окном для раздачи. Мне показалось, что в нем полно народу. Я не ошиблась. Несколько человек были заняты нарезкой хлеба, вот к ним-то я и присоединилась. Мы делали добротные толстые сандвичи с сыром. Женщина в одеянии монахини, которая резала сыр, ласково мне улыбнулась.
– Я сестра Мэри, – представилась она. – Приятно познакомиться. Вы здесь впервые? – Она передала мне стопку идеально ровно нарезанного сыра.
Я кивнула. За свою жизнь я сделала великое множество сандвичей, но благотворительностью занималась впервые.
– Мы даем каждому суп и сандвич, – объяснила сестра Мэри. – Если кому-то нужен юридический совет, то это к Филу. – Молодой человек в тенниске с надписью «Не от своего имени» сверкнул улыбкой. – А медсестрой у нас сегодня миссис Палмер.
Статная пожилая женщина окинула меня пристальным взглядом. У нее был такой вид, словно она родилась в медицинской форме, с тонометром и стетоскопом. Я бы с удовольствием доверила ей свое здоровье. На таких медсестер начинающие доктора молятся, на их опыт опираются и, если в этих молодых медиках есть хоть капля благодарности, покупают шоколадки. От нее исходили спокойствие и уверенность.
– Наш социальный работник и ангел-хранитель Джен, – продолжала сестра Мэри. – Она обладает удивительной способностью уговорить клиента пойти в ночлежный дом. Ну, а мы с вами на раздаче. Уже закончили с сыром? Вон там поднос с солониной. И не забудьте про огурчики. А вы, должно быть, пекарь! – Она схватила мою руку и сжала в своих. – У вас замечательный хлеб! А то, что вы помогаете бедным, говорит о вашем милосердии. Господь Бог все видит и наградит вас за доброту. – Сестра Мэри взяла половник и помешала суп.
Джен тем временем паковала сандвичи в вощеную бумагу и раскладывала их по пакетам.
– Нас видит не только Господь Бог, но и городские власти, – сказала она, улыбнувшись мне. – Так что глядеть надо в оба, особенно в том, что касается мест и длительности остановок. А то Борцы за чистоту Мельбурна спят и видят, как бы от нас избавиться. Они уже пытались снять с автобуса номера, мол, мы самовольно его переделали и все такое, но у них ничего не вышло. Тогда они разослали письма всем фирмам и учреждениям, расположенным по нашему маршруту, чтобы те не разрешали делать остановки. Но Фил сказал им, что они не имеют права нам мешать, поскольку дорога не является частной собственностью.
– Речь идет о старой Куинз-Хай-Роуд, – сказал Фил. (Он выглядел слишком юным для адвоката.) – Пока мы ведем себя тихо-мирно и не нарушаем общественный порядок, нас не тронут.
– Смотря что понимать под общественным порядком! – вставила сестра Мэри. – Разумеется, наши клиенты – публика сложная, с проблемами. От них и шум, и мусор… Поэтому мы стараемся ездить закоулками, с запасом мусорных мешков и всегда за собой убираем. Так что пока мы держимся на плаву.
