Иоанна Хмелевская - Девица с выкрутасами
— Нет, с тех самых пор я Климчака не видела.
— Вы помните, как предостерегали Руцкую от дружбы с Зажицкой?
Мельницкая слегка удивилась:
— Я такого не помню…
Тут счёл нужным вмешаться господин адвокат:
— Я просил бы госпожу Руцкую напомнить, как было дело с этим предостережением.
Стася сорвалась с места:
— Подруга явно забыла. Тебя звали на Современную…
— А, был такой случай. Я встретила Зажицкую, которая мне сказала, что Гонората ждёт на улице Современной, мол, у неё ко мне есть дело, но я не пошла.
— Почему? — полюбопытствовал судья.
— Зажицкая говорила, что Гонората просит, чтобы я дала показания в пользу Климчака против Руцкой. Я не согласилась.
— Похоже на то, что это пока единственный свидетель, который не врёт, — пробормотала Патриция. — Ничего удивительного, что не к ней эта Стася помчалась со своей историей об изнасиловании…
* * *Судье везло на контрасты. Обнаружили Карчевскую.
Место свидетельницы заняла абсолютная противоположность Мельницкой. Девушка молодая, красивая, с ошеломляющим начёсом, уродливо увеличивающим голову, сзади здорово всклоченным и помятым, а значит, собственноручного производства. Одетая в такое куцее мини, что короче просто некуда, а будь чуть поуже, то просто бы лопнуло. Стройная, даже, можно сказать, худая, нагловатая и пребывающая в состоянии полного отчаяния. Зажицкая на её фоне выглядела чуть ли не великосветской дамой.
Попутно Патриция похвалила вкус Лёлика, который выбирал себе девиц, не превосходивших его ни ростом, ни прочими параметрами. Стася, почти одного с ним роста, и в самом деле могла ему не понравиться. Рядом с ещё более крупной бабой и вовсе бы выглядел смешно…
Судья обошёлся без ненужных вступлений:
— Климчак был вашим женихом, да?
— Да.
— Вы с ним сожительствуете?
Карчевская, вся на нервах, прилагала неимоверные усилия, чтобы не глядеть ни на Климчака, ни на Стасю, но тут вдруг прямо раздулась от гордости:
— Да.
— Вы в тот день работали на даче?
— Да, подавала бетон.
— А Гонората не работала?
— В тот день Гонораты не было.
Привычка скакать во времени у судьи не прошла, да и с местом действия он не заморачивался.
— Почему вы не входили в комнату?
Да уж, для Карчевской вопросы были не особенно приятными. Она отчаянно пыталась подобрать подходящий на её взгляд ответ, но получалось из рук вон плохо. Поразмыслив, она решила изобразить гордое пренебрежение, из-под которого во все стороны торчала неловко скрываемая подавленность.
— Когда я вижу своего жениха в обществе других женщин, то начинаю ревновать. Я услышала голоса и решила не выходить.
— Климчак приносил вам на кухню водку?
Опять двадцать пять! Давненько о транспортировке спиртного не вспоминали. Было очевидно, что снова заскучавшему птеродактилю на эти бабские антипатии глубоко плевать. Предосудительным чувствам он предпочёл предосудительные факты.
А свидетельнице так было только легче.
— Нет, — ответила она твёрдо. — Не приносил.
Стася не стерпела. Карчевская на неё не смотрела, она же, напротив, не сводила с конкурентки глаз. И не смолчала:
— Ещё как приносил, — вывела она злыдню на чистую воду.
Карчевская тоже не выдержала, обернулась к Стасе и повысила голос:
— Нет, не приносил!
Стася вскочила со своего места:
— Нечего кричать! Приносил!
Карчевская развернулась к сопернице, откровенно выказывая своё отношение к Высокому Суду вместе с его столом и заседателями. Она так и дышала ненавистью:
— Последний раз говорю для особо понятливых, что не приносил, и я не стану тут ни перед кем отчитываться!
Стася уже стояла посреди зала, практически нос к носу с Карчевской. В долгу она не осталась: её ненависть была ничем не хуже:
— Ещё как станешь! Перед судом!
— Да уж не перед тобой!
Ещё секунда, и обе дамы вцепились бы друг дружке в патлы. Патриция не сдержалась — наконец-то настоящая сцена ревности, в искренности которой можно не сомневаться!
— Папаша Климчак, что, совсем не пьёт? Даже за ужином ни капли? — яростно прошипела она, чуть не оглушив Кайтуся.
Тот только сердито зыркнул в её сторону.
Судья от души наслаждался скандалом, но, вспомнив про свои обязанности, с видимой неохотой привычно грохнул молотком по столу:
— Попрошу тишины! Свидетель Руцкая, вернитесь на своё место!
Стася нехотя уселась на лавку. Разбушевавшаяся Карчевская, вспомнив, где находится, повернулась лицом к судье. Прикольный старикан не замедлил похвастаться своей тактичностью:
— Когда вы узнали, что он её изнасиловал?
Карчевской удалось перевести дух, и она с трудом выдавила:
— В прокуратуре, после ареста.
— Вы верите, что изнасилование имело место?
— Нет, не верю!
— Почему?
— Он совсем не такой, я по себе знаю… Он невиновен!
— Так ведь он сам признался.
— Нет!
Господи, до чего же отчаянно это прозвучало. Перед судом разворачивалась настоящая трагедия. Просто горе горькое.
Судья чихать хотел на горе и трагедию.
— Подсудимый, как было дело?
На этот раз Климчак отвечать не рвался, встал медленно.
— Я её не насиловал.
— Но половой контакт был?
— Был.
— Вот видишь, — упрекнул свидетельницу бесчувственный старый пень.
Отчаявшаяся Карчевская лихорадочно искала, что ответить.
— Если сама набивается, а потом жалуется, как такую назвать?
Патриция могла бы ей подсказать. Коварной злодейкой, змеёй подколодной. Вот только коварства у Стаси не было ни на грош, равно как и необходимых знаний. Слишком уж она уверовала в свою драгоценную добродетель, а о собственной физиологии понятия не имела. Нет чтобы нужную книжку почитать, небось даже о существовании такой полезной литературы не догадывалась. Патриции вспомнилась подружка времён ранней молодости, чей жених, впоследствии муж, имел подобные претензии. Сколько слёз пришлось тогда вытирать у оскорблённой незаслуженными подозрениями…
Что Стася положила глаз на Климчака, Патриция теперь была абсолютно уверена. Пожалуй, и добилась бы своего, не стань ей поперёк дороги её проклятущая невинность.
Судья тем временем решил переключиться на другую тему:
— Вы знакомы с шофёром из прокуратуры?
Карчевской с неимоверным трудом удавалось подавить своё возмущение:
— Я разговаривала с ним пару раз, когда там бывала.
— О чём?
— Он спрашивал, зачем я пришла, а я отвечала, что к жениху.
Судья нырнул в бумаги и так надолго там закопался, что Карчевская успела охолонуть и вернуть себе потерянное душевное равновесие. Она настороженно ждала продолжения допроса, и, надо признать, что это продолжение поставило бы в тупик любого.
— А о документах ничего не говорил, что является девицей?
— Кто? — изумилась огорошенная Карчевская.
— Ну, тот шофёр…
Вконец дезориентированная свидетельница пробормотала:
— Нет, не говорил…
Точно так, слово в слово, показания и были продиктованы для протокола Секретарша, разумеется, ничего странного не заметила. Шофёр, вне всякого сомнения, оказался честнейшим человеком, поскольку не утверждал, будто является девицей.
Судья приступил к длительному совещанию с народными заседателями. Дискуссия трёх титанов позволила Патриции оторваться наконец от пристального наблюдения за свидетелями и их взаимоотношениями. Высокая судебная инстанция самым откровенным образом растерялась и оказалась не в состоянии принять хоть сколько-нибудь разумное решение, а следовательно, по мнению Патриции, надо было взять паузу, а ей предоставить возможность отловить Кайтуся.
Старый гриб не подвёл и объявил перерыв.
* * *— Да таскай он ей эту водку хоть вёдрами, что с того? — сердито рычала Патриция за угловым столиком в ближайшей забегаловке. — Законом же не запрещено! Не хочу селёдки, лучше — картофельные оладьи. Какого чёрта он привязался к этой водке?
Кайтусь тоже был сердит и озабочен. Картофельные оладьи одобрил. С пивом.
— Сам не знаю. Водка выступает как элемент, заслуживающий осуждения…
— Следовательно, подзаборная шлюха не пить её никак не могла? Слушай, они же сами себе вредят, да ещё при полной Стасиной поддержке. Во-первых, застигнутая врасплох невеста и в самом деле имела полное право дёргаться. Там, извольте видеть, Стасю принимают по первому разряду, а тут она в кухне вполне могла рассчитывать на успокоительное. Коньяка же у них не было? А во-вторых, сколько этой водки, в конце концов, там было, цистерна?
— Все дружно показывают, что четверть в графинчике и пол-литра в бутылке. А что?
— А то, насколько я понимаю, всё обвинение строится на Стасиной правдивости?
