Дарья Калинина - Беспредел в благородном семействе
Алена молчала, пытаясь осознать размер жертвы, на которую толкнула Лену любовь к мужу.
– Потрясающе, – наконец заключила она и встала с кровати.
Уже в дверях она оглянулась на подругу:
– Если хочешь повидать Ваню, то он сейчас внизу. Разговаривает с Василием Петровичем. Только поторопись, они уже заканчивают.
– Меня это не интересует.
Однако стоило Алене скрыться за дверями, как Инга тут же вскочила с кровати. Это перед другими она могла разыгрывать, будто бы ей нет дела до того, где сейчас Ваня. На самом деле Инге было крайне важно поговорить с ним, и желательно с глазу на глаз. Инга и сама толком не могла сформулировать вопросы, которые собиралась задать Ване. Ей хотелось просто побыть с ним наедине, без этой противной Аделаиды, которая почти полностью узурпировала время и внимание ее Вани.
Инга сама не заметила, что назвала Ваню своим. Никогда раньше такого с ней не случалось. Однако сейчас в ней что-то изменилось. После короткого и вроде бы ничего не значащего разговора с дядей Петей в ее сознании произошел какой-то непонятный даже самой ей сдвиг. Теперь Ваня уже не казался ей грубым и неуклюжим варваром, не способным отличить Веласкеса от Лотрека и частенько путавшим Баха и Бетховена. Это все отошло куда-то на задний план, зато вперед выступили другие черты Вани. Такие как преданность, безоговорочная честность и его какая-то непостижимая верность чувствам к ней.
Несмотря на обилие женщин, которые толпились возле Вани, и перманентно возникающие «серьезные» отношения, Инга почему-то всегда была уверена в том, что сердце Вани принадлежит ей одной. Но сейчас что-то заставило ее подумать о том, что это может скоро измениться, уже совсем скоро.
Поэтому Инга быстро и даже торопливо собралась, причесалась на скорую руку и ринулась вниз. Ей повезло. Она столкнулась с Ваней как раз в тот момент, когда тот выходил из кабинета Василия Петровича. Самого хозяина «Дубочков» не было видно. А вот Ваня, заметив спешащую к нему Ингу, как-то напрягся.
– Инга, куда это вы так спешите? – произнес он таким официальным тоном, что Ингу прямо в холод кинуло.
– Я хочу с вами… с тобой поговорить.
– О чем?
Инга стояла и беспомощно смотрела на Ваню. Она планировала поговорить про Аделаиду и Залесного, правильно ли они с Ваней поступили, выбрав себе именно этих спутников жизни? Вдруг они оба сделали ошибку? И если насчет себя Инга еще сознавала: выйдя замуж, она потом может и передумать, и развестись, как однажды уже поступила, то Ваня, сделав один раз выбор, проживет с выбранным объектом до конца своих дней, как бы тяжело ему ни пришлось.
Но Ваня был явно не настроен на подобного рода разговоры. Он смотрел на Ингу чуть ли не с враждебностью. И от холода, который излучали теперь глаза собеседника, Инга неожиданно позабыла все слова, которые собиралась ему сказать.
Она сумела лишь выдавить из себя:
– Как расследование?.. Оно продвигается?
– Думаю, вам самой это лучше знать. Ведь это вы, а не я замужем за следователем.
И Ваня, нахлобучив на голову шляпу, двинулся в направлении выхода. Останавливаться он был явно не намерен. Инга осталась стоять, растерянно глядя ему вслед. Что такое? Раньше Ваня никогда не позволял себе подобного поведения с ней. Впрочем, услужливо подсказал ей внутренний голос, и ты раньше не была официальной женой Залесного.
Видимо, дело было именно в этом. Ваня смирился с тем, что Инга и Игорь – пара. Но когда они официально скрепили свои отношения, бедный Ваня не выдержал. Инга с тоской посмотрела ему вслед. Хоть бы он остановился, хоть бы оглянулся! Тогда она, забыв гордость, кинулась бы к нему и поведала, что живется в браке ей совсем не так уж сладко.
Что Залесный, ходя в женихах, еще пытался вести себя прилично. А теперь, сделавшись официальным супругом, вдруг вообразил, что жена – это всего лишь предмет обстановки и по совместительству кухонный комбайн, стиральная и пылеуборочная машина. Приходил поздно. Уходил рано. Время проводил у экрана телевизора или компьютера. Иной раз бывали такие вечера, когда они не говорили друг другу ни единого слова. С праздниками он в лучшем случае поздравлял ее поцелуем, а то и вовсе обходился без этого.
Нет, Инга совсем не была в восторге от того, как сложилась ее супружеская жизнь. Если вдуматься, то в первом браке муж все же обращал на нее больше внимания. И все равно она порвала с ним. Что же заставляет ее оставаться с Игорем? Чувство привычки? Жалость? Но это были явно не те чувства, ради которых стоило мучить себя и вести жизнь, которая стала Ингу порядком доставать.
Все это Инга с радостью поведала бы Ване. Ей казалось, что он должен был ее понять, посочувствовать или даже дать совет. Но Ваня не желал ее слушать. И как ей теперь быть? Как ей объяснить Ване то, что делается у нее на душе? Это и так не очень-то просто, а когда Ваня не желает ее слушать, то и вовсе невозможно.
– Ну что? – услышала она голос Алены. – Поговорили?
– Нет. Он… он ушел.
Алена внимательно взглянула на подругу, увидела, что та не на шутку расстроена, и сочувственно произнесла:
– Пойдем выпьем кофейку.
Инга кивнула головой. А потом сдавленным голосом осведомилась:
– Скажи, у Вани были какие-то новости об убийстве?
– А вот это мы спросим сейчас у Васи.
Но Василий Петрович сидел над своей огромной чашкой так угрюмо, что сразу же становилось ясно: ничего хорошего Ваня своему хозяину не поведал. Василий Петрович насупился над чашкой, в которую входило не меньше полулитра (не кофе, о нет, травяного чая). Кофе в поместье пока что не произрастал, а Василий Петрович предпочитал пить напитки из натурального сырья, в экологичности происхождения которого он мог быть уверен на все сто процентов, то есть своего собственного производства.
Рядом с Василием Петровичем лежали листы бумаги, на которые он время от времени поглядывал, озабоченно кряхтел и мрачнел еще больше. Женщины подсели к нему за стол, и Алена спросила:
– Вася, если не секрет, что это за бумаги у тебя лежат?
Василий Петрович взглянул на жену. Разумеется, никаких секретов друг от друга у этих супругов никогда не было. Слова Алены были лишь своеобразной шуткой, призванной поднять настроение мужу.
– Ваня составил по моей просьбе список фамилий всех тех, кто находится в «Дубочках» временно.
Помедлив, Василий Петрович признался в том, что его угнетало больше всего.
– Таких набралось больше ста человек.
– Сто человек?! – ахнула Алена. – Как же мы их всех проверим?
– В том-то и дело! И это, Аленушка, еще не считая тех, кто приезжал лишь на саму встречу Нового года. Эти люди уже покинули поместье, найти их след теперь практически невозможно. Ни в клубе, ни в танцевальном зале пансионата, где праздновали Новый год, никаких записей не вели.
– А как же система бронирования?
– Бронь столика оформляли на фамилию, верно. Но другие данные не записывали. И где теперь разыскать Королевых в числе трех человек, Денисовых – двух человек и Зайцевых – целых пятерых? Причем двое сидели за одним столиком, трое за другим, и между собой эти люди явно в родстве не находились!
– Все-таки ты думаешь, что кто-то приехал к нам в «Дубочки» исключительно для того, чтобы грохнуть Толю?
– Не знаю. Раньше я всегда радовался, что к нам приезжает много людей. Что им тут у нас нравится. Но теперь… после случившегося… Я уже не знаю, такое ли это великое благо, что у нас теперь бывает много гостей? Может, стоит закрыть поместье от чужаков?
Василий Петрович выглядел таким угнетенным, каким Инга никогда еще его не видела. И сердце у нее буквально перевернулось от жалости.
– Вася, ты не должен так говорить! Из-за одного мерзавца нельзя перестать верить всем остальным.
– Да! – поддержала ее Алена. – Тем более что этого негодяя мы быстро вычислим!
Василий Петрович в ответ лишь снова покряхтел. Он явно не верил в то, что это возможно.
– Может, и прав был Ваня, когда говорил, что надо по периметру усадебного ограждения камеры наблюдения поставить?
Голос Василия Петровича прозвучал упаднически. И Алена с Ингой встревоженно переглянулись. Чтобы Василий Петрович лично заговорил о камерах наблюдения! Он всегда с пеной у рта утверждал, что более безопасного места, чем «Дубочки», не было и нет нигде в мире. А Ване, который дал хозяину подобный совет, Василий Петрович заявил, что камеры наблюдения в его усадьбе появятся лишь через его труп.
И вот теперь он кардинально изменил свое мнение, сидел и жалобно кряхтел:
– В какое время живем… Эх, что там говорить…
В тот момент, когда Инга с Аленой совсем растерялись, не зная, что им предпринять, как утешить Василия Петровича, от дверей раздался голос Залесного:
– И что было бы толку от этих камер? Во-первых, в такой снегопад их попросту залепило бы снегом. А во-вторых, если преступник не полный дурак, он замаскировался, отправляясь на дело. Ну а если дурак, то мы его и без всяких камер вскоре вычислим!
