Дарья Донцова - Шуры-муры с призраком
– Лампа, – представилась я в очередной раз.
Профессор всплеснул руками.
– Ну конечно! Лампа! У меня записано!
Дед вытащил из кармана халата блокнот и поднес его к носу.
– Лампа! На сегодняшнее число записана! И что надо с ней сделать? Купить? Но какую? Торшер, бра, люстру? Что за лампа потребовалась и кому? Мне? Уж сколько твердил себе: записывай детально. Ан нет!
– Григорий Петрович, – закричал женский голос.
Старичок вздрогнул и уронил блокнот.
– Евлампия, – прогремело за спиной, я обернулась и увидела Каролину, которая спросила: – Хотите оплатить визит к доктору?
– Собираюсь домой, – улыбнулась я, – иду на кассу.
– Не надо ей кошелек опустошать, – возразил Григорий Петрович, – я ничего не делал, мы просто поболтали.
– И капелек Епифана ей не предлагали? – уточнила Каролина. – Всех угощаете, а Евлампию обделили?
– Дорогая, как вас зовут? Имя оригинальное, но постоянно из памяти выпадает. Пошли скорей за микстурой, – оживился старичок, хватая меня за плечо.
– Лампа, – произнесла я, вырываясь из неожиданно крепких пальцев маразматика, – спасибо, вы уже меня попотчевали жидкостью с кошачьей могилы, вон какие ресницы заколосились, и брови в придачу.
– И правда! – изумилась Каролина. – Неужели епифанская дрянь работает? Ой, я хотела сказать…
– Она уже заплатила, – громко заявила Анна, подходя к нам, – я сама клиентку на кассу отводила.
– Это моя обязанность, – вспыхнула Каролина.
– Значит, надо сидеть на месте, а не в буфет бегать, – отрезала Казакова. – Пойдемте, Евлампия, к выходу.
Когда мы очутились в холле, я спросила у Анны:
– Лаура с кем-то дружила в клинике? Может, нам собраться, сходить всем в кафе, помянуть Кривоносову?
Казакова взялась за ручку двери.
– Ступайте спокойно по своим делам. Лаура неконтактная была, ни с кем из сотрудников общаться не хотела. Сядем вместе в комнате отдыха чай пить, она никогда не присоединится, более того, пойдет и Майе Григорьевне настучит, что персонал развлекается. Кривоносова хозяйке о всех чужих прегрешениях доносила, коллегам замечания делать не стеснялась. Мне один раз заявила:
– Ты неправильно повязку наложила, у пациентки появится синяк.
Я психанула:
– Нашлась самая умная, я не первый день работаю. Иди доложи Фединой, она тебе конфетку даст.
Лаура губы выпятила.
– Не сомневайся, Майя Григорьевна уже в курсе.
Но, видно, мои слова ее задели, потому что через пару часов она подошла и речугу толкнула.
– Знаю, Анна, ты меня терпеть не можешь, считаешь кляузницей. Да, я ставлю Федину в известность о нарушениях, совершаемых персоналом. Во‑первых, это входит в мои обязанности, во‑вторых, я радею за клинику. Вот ты утром перетянула Никитиной лоб. А вдруг вшитые нити сместятся? Зря ты меня доносчицей считаешь.
Я обозлилась.
– А кто же ты после этого?
Она ответила:
– Борец за правду. Ненавижу неаккуратных, беспечных, непрофессиональных людишек. Поэтому меня и сторонятся. Всегда такой была, еще со школы одноклассникам объясняла: «Нельзя списывать». И в училище сразу педагогу докладывала, если студентка контрольную у кого-то перекатывала. Что будет нерадивая девушка делать, когда на работу выйдет и один на один с больным останется?
Анна нажала на ручку двери.
– По большому счету она права была, я сама новых медсестер ругаю. Но зачем сразу хозяйке клиники докладывать? Пропесочь человека сама, если не поможет, скажи доктору, не несись к Майе. Кривоносова принципиальностью прикрывалась, а на самом деле хотела перед хозяйкой выслужиться. Никто ее здесь не любил, дружить с ней не желал и о смерти Кривоносовой в клинике не плачут. А вы, прежде чем поминки по Лауре за свой счет устраивать, поинтересуйтесь в домоуправлении. Может, она на вас жаловалась? Мусор вы на лестничной клетке оставляете, или собака чья ей на коврик написала. Кляузница она была. О покойных плохо не говорят, но хорошего я о Кривоносовой вспомнить не могу.
Глава 18
Офис общества любителей собирать модели автомобилей располагался в спальном районе Москвы в обычной трехкомнатной квартире, на первом этаже жилого дома.
– Вас на самом деле зовут Евлампия? – осведомился пожилой мужчина, впуская меня внутрь.
– Давайте остановимся на уменьшительном варианте Лампа, – предложила я. – А вы Валентин Павлович?
– Вахрушев, – дополнил хозяин, – кандидат технических наук, владелец сети авторемонтных мастерских, основатель общества «ОЛСАМ», устроитель ежегодных выставок, издатель журнала «Модель». Что же мы стоим в коридоре? Заходите в офис.
Я сделала несколько шагов, очутилась в просторном помещении и восхитилась:
– Столько моделей! Это ваши работы?
– Да, да, – закивал хозяин, – непременное условие членства в нашей организации – создание моделей и постановка личного клейма на изделии. Могу дать лупу, и вы увидите на днище каждой модели фирменный знак Вахрушева. В детстве я увлекся моделированием и не бросил это занятие, став взрослым. Я создал «ОЛСАМ», провожу ежегодные выставки, в них участвуют даже иностранные граждане. Кроме того, издаю журнал, киоски его не распространяют, но по подписке издание хорошо расходится, правда, оно интересно только членам нашего общества. Когда вы позвонили в дверь, я как раз сел писать некролог про Обжорина. Ваш начальник со мной ранее беседовал, сказал, что приедет детектив, она ищет виновного в смерти Никиты. Но в «Желтухе» написали, что водитель, сбив пешехода, застрелился. Пресса, как всегда, соврала?
Я ушла от ответа.
– Я слышала, что Обжорин постоянно побеждал на ваших конкурсах?
Валентин Павлович сел в кресло.
– Прошу, устраивайтесь поудобнее. До того, как Никита Владимирович получил членский билет, лучшим в мире создателем моделей считался я. В последнее время произвести уменьшенную копию автомобиля стало до смешного просто. Иди в магазин, покупай коробку, там готовые детали, их лишь соединить требуется. Да и то у некоторых криво получается. А раньше нужно было самому сделать все, я научился даже стекло выдувать, на станках работать, лично каждую ерундовину мастерил. А краска?! Ее днем с огнем в СССР не сыскать было, приходилось идти на невероятные ухищрения. Помнится, работал над моделью, а у той сиденья из темно-зеленой кожи. Где взять материал? И что школьник Вахрушев придумал? Отрезал у сапог матери кусок голенища, покрасил кожу зеленкой, вышло превосходно. До сих пор спина чешется, когда тот случай вспоминаю, ох, и досталось мне от отца по полной программе за находчивость.
Валентин Павлович тихо рассмеялся.
– А сейчас! Принесут на конкурс кое-как сляпанную копию из готового набора и ждут восторга. Никита же работал, как я, по старинке, с фантазией. Поэтому всегда был первым, я отдал ему свой лавровый венок, просто перестал участвовать в состязаниях, надо дать дорогу молодым.
– У Обжорина были друзья среди коллег по хобби? – задала я вопрос дня.
Собеседник ответил:
– Нет, Никита человек необщительный, даже я о нем ничего не знал. Разве что общие сведения из анкеты, ну, знаете, адрес, возраст… Правление общества состоит из пяти человек, мы собираемся раз в месяц, обсуждаем всякие организационные вопросы. После одного такого заседания Обжорин мне сказал: «Я женился, поправьте в учетной карточке данные». Это был единственный случай, когда он заговорил о личной жизни. С супругой Никиты я не знаком, но понял, что они жили счастливо. Кит пополнел, стал приходить на совещания в чистых глаженых рубашках… Еще раз подчеркну, он ничего не рассказывал ни о себе, ни о спутнице жизни, предпочитал помалкивать. Язык у него развязывался, когда следовало описать, над чем он работает. На конкурс положено представить не только собранную модель, но и доклад о ней. Ну, допустим, вы сделали «БМВ‑Х5». Значит, прикладываете папочку, в ней фото настоящей машины, рассказ об ее создании, рестайлинге. Но с «БМВ‑Х5» у вас нет шансов на победу, слишком известный вариант. Вот, если, например, скопируете кабриолет, созданный в единственном экземпляре, это заявка на медаль. Никита был мастер! Уникальные колеса представлял. В прошлом году все ахнули, когда увидели, что он обнаружил одну из машин актрисы Веры Холодной, и ведь смог доказать, что авто принадлежало звезде немого кино, просидел массу времени в архивах и предоставил копии всех документов. А на будущую выставку, она вот-вот откроется, он приготовил нечто феерическое. Месяц назад мы обсуждали предстоящий конкурс, решали разные вопросы, связанные с ним, и вдруг Обжорин объявил: «Я такое покажу! Все умрут!» Он никогда раньше не хвастался, а тут его прорвало. Я понял, что Никита Владимирович отыскал раритет, опять золотую медаль получит, и решил пошутить: «Предлагаю ввести две высшие награды. Одну всегда будем вручать Никите, а вторую тому, кто ему в затылок дышит». Но мои слова присутствующие восприняли всерьез, а Обжорин неожиданно отреагировал агрессивно: «Я лучше всех. И что? Если появится человек, который меня переплюнет, отдам ему корону. Но пока вблизи талантов я не вижу». Другой член правления, Юрий Прохоров, вскочил и схватил Никиту за грудки: «Вы с Вахрушевым судий подкупаете! Потому они первое место тебе, криворукому, дают. Почему мои модели всегда на втором месте оказываются?» Тут уж я вознегодовал: «Юра, остынь! Я сам участвовал в конкурсах и побеждал в них регулярно. Если, по твоему мнению, даю взятки арбитрам, почему я сам больше не выставляюсь? Логично себе победу купить. Зачем мне Никиту возвеличивать?» У Прохорова глаза забегали, потом он заорал: «Вы оба педерасты! Я догадался! Я понял!!!» Хлопнул дверью и убежал. Некрасивая история.
