Людмила Милевская - Почем фунт лиха
— Маловероятно, — усомнилась Нелли. — Ей особо-то и браться не за что.
Она привычно посигналила Клавдии, чтобы та встречала нас.
Клавдия приняла посылку матери и мое присутствие мужественно и без благодарности, как все, что посылает ей жизнь: и квартиру, и холодильник, и люстру, и даже кошку Изю, принесенную когда-то давно соседкой.
— У меня шаром покати, — сообщила она, и мы с Нелли испытали мучительное чувство вины.
— Сгоняю в универсам, — бросилась к двери Нелли. — Соня, дай денег, свои оставила дома.
Зная, что такое шаром покати, я торопливо достала кошелек и весь целиком вручила его Нелли, сожалея лишь об одном, что там недостаточно много денег.
— Не забудь Изе «Вискас», — крикнула я вслед подруге.
Нет, вы как хотите, а я выбираю новую жизнь. Именно поэтому не одобряю всех тех политиков, которые призывают нас вернуться к старому. Ох, и намучилась я с этой долгожительницей Изей в советские времена, когда за свежей ливерной колбасой приходилось стоять в очереди каждый день, потому что несвежих продуктов Изя терпеть не могла. Теперь же купил коробку «Вискас», и порядок. Изя сыта, Клавдия довольна, и такое счастье длится целый месяц, до новой коробки. Вечный кайф.
Я взглянула на Клавдию, чинно разбирающую питерскую посылку, и спросила:
— Как жизнь?
— Нормально, — пожала она плечами. Глядя на ее хилое тело, завернутое в чистенький бесцветный халатик, на реденькие волосенки, забранные в сиротливый пучок, на бледное лицо со скопищем веснушек на картофелеобразном носу, я поняла, что жизнью здесь и не пахнет. А если пахнет, то как в том склепе, где жизнь есть, но там, наверху, и за пределами кладбища.
— Я подарю тебе сиреневую кофточку с золотой нитью, — пообещала я, не в силах терпеть равнодушного вида Клавдии.
— Такую же, как у Нелли? — вяло поинтересовалась она. — Трикотажную, с золотистыми пуговицами?
Ну ничем эту сонную Клавдию не растормошить. Я готова пожертвовать своей новой кофточкой, восхитительной кофточкой, которую привезла из Польши, а она никак не реагирует. Да таких кофточек, с изысканным декольте и резинкой на любой размер, две во всей Москве: одна у Нелли, подаренная мной к ее сорокалетию, а вторая будет теперь у нее, у Клавдии. Чем не повод для радости?
— Твоя кофточка мне велика, — заявила Клавдия.
— Вот глупости, — возмутилась я. — У тебя талия толще, хоть и рост меньше, а рукава там три четверти. Впрочем, не хочешь кофточку, не надо. Я подарю ее Марусе.
Зачем мне дарить этой нахальной Марусе кофточку? Она, что ли, грустит? Уж такой у меня характер. Проблема входа и выхода. Если собралась дарить, так дарить непременно и неважно кому.
— Тогда уж лучше мне.
Она осторожно присела в кресло и уставилась в одну точку. Клавдия могла сидеть так часами и на вопрос: «Что ты делаешь?» — отвечать: «Думаю».
Вот о чем может думать Клавдия, убей меня, не пойму. Судите сами, о чем может думать человек, которому и думать-то не о чем. Все за него делают другие. Ей все по фигу: ни мужа, ни детей, ни личной жизни, ни интересов, ни подруг, потому что мы с Нелли скорей прислуга на добровольных началах…
В общем, нет ничего и никого, кроме Изи, а она так много думает. О чем, я вас спрашиваю? Не об этой же кошке Изе?
Должна сказать, что моя двоюродная сестра всегда казалась мне инопланетянкой. Она не похожа ни на кого. И я, и Нелли, и Алиса, даже толстуха и бесстыдница Маруся — все мы при всем нашем разнообразии чем-то похожи друг на друга. Клавдия же непонятна никому. Она живет странной жизнью. Например, может прочитать от корки до корки книгу и, бросив ее, сказать «дрянь».
Уму непостижимо! Если дрянь, то и время тратить не стоит. Я так поступаю даже с мужчинами. Как только узнаю, что дрянь, так сразу и бросаю на том самом месте, где узнала. А уж с книгой и задумываться не стала б, тут же подарила бы ее умным людям. Они любят всякое такое, никуда не годное.
Короче, к приходу Нелли я окончательно осознала, что долго в одной квартире с Клавдией не протяну. Уж лучше погибнуть от руки Алискиного хахаля.
Нет, Клавдия, конечно, хороший человек. Она добра. Можешь прийти, взять у нее в квартире любое, что понравилось, она и ухом не поведет.
Она не любопытна. Я точно знаю: и не подумает спросить, почему я живу у нее, когда у меня есть просторная четырехкомнатная квартира, по которой даже на велосипеде можно ездить.
Она не осудит никого, хоть вы там на голове стойте, а ведь терпеть не может ни женщин, ни мужчин..
Она не позавидует. Вот уж до чего ей никогда не додуматься. Она даже посочувствует, по своему, конечно, но все-таки.
Вот, к примеру, пожалуйся я ей на неудачу с Артуром, так Клавдия выслушает и скорей всего пожалеет не меня, и не Артура, и не нашу разбитую любовь, а какую-то совсем незнакомую особу, встреча с которой еще предстоит Артуру.
Видите сами, Клавдия — хороший человек, но кому этот хороший человек может пригодиться, невозможно даже предположить. Лично я не берусь.
Когда вернулась Нелли с «Вискасом», я уже готова была плакать и проситься «забери меня обратно». Нелли мгновенно поняла мое состояние и украдкой шепнула:
— Не волнуйся, я буду часто приезжать.
— Тогда, если не боишься заходить в мою квартиру, возьми ключи и привези сиреневую кофточку, которую я купила в Польше. Сделаю Клавдии подарок.
— Ты дура, но в квартиру надо заглянуть. Я возьму твоего пьянчужку Акима, и мы вдвоем посмотрим, все ли там на месте. А Клавке шиш, а не кофточку.
— Нет, не шиш, а привези, — тоном, не терпящим возражения, приказала я, и Нелли смирилась.
Не буду рассказывать о вечере, проведенном в обществе Клавдии. Я почувствовала себя острым ножом, вспарывающим пресный пирог ее жизни.
Книжку читать она не захотела, потому что я время от времени требовала ввести меня в курс происходящего. Телевизор тоже пришлось выключить, поскольку (поразительно!) ее раздражали мои комментарии, а я не могла тупо смотреть на экран, не имея своего мнения и не выражая его. Уничтожение блох Изи тоже пришлось отложить, так как я тут же предложила более действенный способ борьбы с ними, чем тот, каким пользовалась Клавдия, вычесывая их по одной.
— Дихлофос пополам с шампунем, и кошка абсолютно свободна, — категорически сообщила я, чем, оказывается, прямо оскорбила Клавдию.
— От чего? — скрывая обиду, спросила она.
— От блох, конечно, — заверила я.
— А мне кажется — от жизни.
— Освобождать от жизни твою Изю мне нет никакого резона, — успокоила я, — но надо же чем-то себя занять. Давай намажем лица питательным кремом и будем лежать, задрав ноги под потолок, и рассказывать анекдоты или смешные случаи.
Нет, эта Клавдия совершенно некоммуникабельный человек. Все ей не так. Угодить невозможно. Я видела, как смиренно она терпит мое общество, и не знала, как разнообразить наш тоскливый вечер. Она же ни в чем не хотела пойти мне навстречу.
— Если хочешь, мажь и лежи, а я не буду, — осадила она меня.
— Но почему?
— Потому что терпеть не могу, когда у меня на лице что-то жирное, даже если это и питательный крем. К тому же не люблю задирать ноги под потолок и не знаю анекдотов.
Поразительно! И ведь она говорит правду. Мое сердце зашлось от сострадания, но, увы, ничего поделать нельзя. Клавдия неисправима.
В конце концов она кое-как согласилась поиграть со мной в карты в «дурака», но здесь уже не захотела я. И что это за игра, когда я только и делаю, что тормошу ее, пытаясь вывести из состояния задумчивости. Так даже жульничать неинтересно.
Тут я серьезно озадачилась: а на чем же держалась наша дружба столько лет? Мы даже скучали друг без друга и так веселились, когда встречались. Я напрягла память и поняла, что дружба держалась именно на задумчивости Клавдии. Только с ее задумчивостью можно быть гениальным собеседником, а этого у Клавдии не отнимешь. Я говорила все, что хотела, Клавдии достаточно было лишь кивать и улыбаться. Ее вежливое равнодушие, ее внимательное безразличие я принимала за внимание. Увы, такое общение хорошо лишь на коротких дистанциях.
Слава богу, долго мучаться мне не пришлось. Через два дня вечером неожиданно позвонила Нелли, хотя мы довольно долго общались с ней утром и даже изрядно успели друг другу надоесть, дважды поругавшись не сходя с места.
Однако на этот раз Нелли не лезла ко мне со всякой дрянью, а сообщила, что Алиса уже в Петербурге. Я тут же лично позвонила нашей глупышке и удостоверилась, что это так.
— Ты права, — благодарно доложила я Нелли, — Алиса в Питере и, судя по настроению Германа, вряд ли она собирается отлучаться из супружеского гнездышка в ближайшие дни.
— Само собой. Пусть Герман хорошенько надерет ее тощую задницу, чтобы не бегала по молодым и не охотилась за драгоценностями подруг. Надеюсь, ты ему уже посоветовала.
Я отмахнулась.
— Боже меня упаси что-либо советовать Герману. Не поможет ничего до тех пор, пока он муж Алисы.
