Александр Звягинцев - Куда смотрит прокурор?
И потом, когда ввалились плотным клубком в казарму, это веселое, летучее возбуждение, которое делает людей неотразимо привлекательными, не пропало сразу. Казалось, что все вокруг свои, все прошлые и будущие помехи смешны своей ничтожностью, жизнь подвластна и неоглядна, исполнена какого-то ясного смысла, и, безусловно, верилось, что все теперь зависит лишь от тебя самого и будущее подвластно и светло.
Давно уже это было, а забыть невозможно.
Надо сказать, Герард Гаврилович никогда, даже в советские времена, не ощущал недостатка личной свободы. Наоборот, в юности он особенно ясно ощущал, что свободен даже с излишком, потому как не знает, что с этой свободой делать. Иди куда хочешь! Вот только куда? Он был из «отличников», которых потом, после победы свободы и демократии, опустят до «ботаников». Он думал, что достойными делами вполне возможно улучшить и облагородить жизнь.
Советские догматы существовали где-то далеко и сами по себе, а изнурительной тирании денег тогда не знали, ибо они еще не все определяли. Вот и было в нем такое ощущение – он свободный человек, и бояться ему нечего. В общем, оказался наш герой едва ли не последним наследником поколений безвестных советских трудяг, для которых работа была важнейшей частью жизни и воспринималась не столько как источник получения денег, сколько как долг и обязанность. Он был из тех, кто верил, что кормить его будет работа, потому что честный профессионал своего дела всегда будет достойно вознагражден. И своими он считал тех, кто были честными пахарями. Никому из них в годы перемен сверху ничего не упало, куски советского пирога пронесли мимо них, а они как были трудягами «с кайлом», таковыми и остались. Как потом он узнал, уголовники кличут таких людей на зоне «честными фраерами»…
Как зачарованный, затаив дыхание, он смотрел, как рушится незыблемая советская страна. Он чувствовал, конечно, определенную правоту тех, кто говорил о развале Советского Союза: «Мы только констатировали смерть больного!» Но как честный и порядочный человек, он не мог забыть, что перед этим те же люди азартно лупили попавшего им в руки больного палками по голове и травили всякой мерзостью, уверяя, что это и есть лучшее и единственное лечение. Да еще доказывали родным, что от этого выздоравливают, и очень быстро…
С изумлением и недоверием следил он, как меняются его сограждане, как они отвергают свое прошлое, как впадают в безоглядное и жадное нетерпение, увидев, что можно быстренько сколотить богатство, пусть даже при этом кого-то кинув и предав.
Сограждане с великим усердием занялись охотой за золотым тельцом, сразу забыв, что, как предупреждал их знаменитый бард, «пряников сладких всегда не хватает на всех». Бард оказался провидцем, и большинство сограждан Гонсо скоро оказались в нищете и бесправии, а история, как говаривали мудрые классики, понеслась вскачь дальше, стуча золотыми копытами по головам дураков. На что он лично мог тогда повлиять? Ни на что. Оставался все тот же проверенный и безотказный выход – вести себя достойно…
Герард Гаврилович дошел до известной всем в городе круглой поляны и сразу понял, о каких двух березах говорил Кресало. Они действительно были примерно одной вышины, и, если их нагнуть, даже не очень сильно, два человека на верхушках вполне могли передать что-то из рук в руки.
У одной из берез были аккуратно уложены друг на друга несколько кирпичей. Видимо, именно на эту взбирался Кресало, догадался Герард Гаврилович.
До прокуратуры от парка было рукой подать. И уже через несколько минут Гонсо был у себя в кабинете. Но его задумчиво-мечтательное настроение никак не пропадало. Хотя за время работы он расстался уже со многими иллюзиями. И пожалуй, главной из них было представление, что все юристы – коллеги, люди одной крови, всегда способные и готовые найти общий язык. Когда-то он был убежден, что коллега – это друг, товарищ и брат. А оказалось, что чаще всего – конкурент, завистник, всегда готовый подложить свинью. Происходит ли это потому, что в юристы идут люди с подобными склонностями? Или профессия делает их такими? Ведь ты должен растоптать оппонента в суде. Мало того, сделать это публично, на глазах присутствующих. Убедить их в его глупости, слепоте или даже подлости. При этом вознестись самому, продемонстрировать, какой ты умный, неподкупный, аки ангел небесный, на фоне продажных и жалких противников.
Тут надо сразу отметить, что Герард Гаврилович вовсе не был прекраснодушным мечтателем, этаким Анжелико, как выражался писатель Шукшин. Но так как вопросы достоинства и чести всегда были для него непререкаемой ценностью, он тяжело переживал те грязные уловки и обманы, на которые, например, иногда шли адвокаты, отмазывая своих подзащитных. И, признавая на словах, что именно в этом и заключается их работа, про себя он по-детски удивлялся: как же они могут защищать заведомого преступника? Неужели не совестно?
Поэтические думы Гонсо были безжалостно прерваны телефонным звонком. Звонил всегда веселый капитан Мурлатов:
– Герард Гаврилович, тут такое дело… Прямо не знаю что сказать! В парке обнаружен сидящим на верхушке березы гражданин, который благим матом орет: «Пригласите сюда товарища Гонсо из прокуратуры! Он в курсе! Он разберется!»
«Старик Кресало», – сразу понял Герард Гаврилович. Не выдержал, правдолюбец несчастный, устроил представление!
– Вы как – прибудете? – вежливо, но явно издевательски осведомился Мурлатов. – Или мне пожарников вызывать, чтобы они его сняли? Пока он оттуда не свалился?
– Сейчас буду, – тяжело вздохнул Гонсо.
Он сложил документы в папку и бросился в парк.
Дед Кресало был в вязаной зимней шапочке, резиновых кедах и брезентовой робе, в которой только пожары тушить. Он сидел на суку у верхушки, обхватив, как лягушка, ствол березы руками и ногами.
Под деревом стоял капитан Мурлатов и лениво вопрошал:
– Как, дед, не иссякла еще сила казацкая? Есть еще порох в заднице? Или пора пожарников звать?
– Врешь, не возьмешь! – тяжело дыша, отчаянно отвечал Кресало.
Увидев подошедшего Герарда Гавриловича, дед возликовал:
– Здравствуйте, товарищ прокурор! Вот видите! Вот так и прошлый раз было! Теперь-то верите?
– О чем это он, Герард Гаврилович? – весело блестя бесстыжими глазами, спросил капитан. – А может, это вы ему поручили? Задание дали?
Герард Гаврилович посмотрел вверх. Сквозь блестящие желтоватые листочки было видно ослепительно синее небо и белые, как снег, облака. Легкий ветерок был напоен утренней прохладой…
И только нелепый старик на дереве портил картину мира.
– Товарищ прокурор! – вдруг услышал он отчаянный крик Кресало. – Раскачивать-то надо для полной достоверности? Или как? Может, не надо – так поверите? А то, боюсь, упаду…
– Чего это он раскачивать собрался? – спросил капитан.
– А черт его знает! – от всей души выругался Гонсо.
Не рассказывать же капитану, зачем старик забрался на дерево! Хотя тот, хитрая бестия, наверняка сам давно обо всем догадался.
– Ладно, – сказал капитан, – вы тут постойте немного, а я за помощью схожу. Сам он, старый дурак, не спустится, а мне за ним лезть тоже неохота. Не люблю я, Герард Гаврилович, с детства по деревьям шастать, – с очевидным намеком вдруг сказал капитан. – Один раз маленьким так свалился, что чуть язык от удара не откусил. С тех пор – ни-ни, меня на дерево никакими коврижками не заманишь!
Капитан скрылся в кустах, а Герард Гаврилович, проводив его взглядом, сердито спросил:
– Ну, что вас туда понесло, Кресало? Чего вы этим добиваетесь?
– Вашего доверия, Герард Гаврилович. Не поверили вы мне, я же сразу понял, – с горькой обидой и тоской сказал Кресало. – Всю ночь не спал, мучился. А утром понял – не могу я ждать, пока вы там эксперимент назначите!..
– А капитан тут откуда взялся? Или вы его с собой специально привели?
– Не ведаю! Аки бес из кустов вынырнул и давай опять издеваться! Сейчас, говорит, я в тебя из пистолета палить начну как в нарушителя общественного порядка. Не хочешь на свободе жить, так тюрьма всегда к твоим услугам. Измывался!
– Вы спускаться-то думаете, Кресало?
– А вы скажите – верите мне или как?
– Ну… – замялся Герард Гаврилович.
– Эх, пропадать, так с музыкой! – вдруг залихватски воскликнул Кресало и качнул березу. – Вот смотрите – так все и было! Кресало врать не станет!
И тут руки Кресало вдруг разжались, ноги разъехались, и он медленно, глядя в небо мученическим взглядом, повалился вниз.
Герард Гаврилович уронил папку и бросился ловить тело правдолюбца.
Падал Кресало долго и с перерывами – время от времени тормозя падение шлепающими ударами о ветки.
А потом ветки кончились, и Кресало, промелькнув мимо расставленных рук Гонсо, мягко шмякнулся о землю. И так и остался лежать без движения на спине, глядя открытыми глазами на то самое небо, которым еще только что любовался Гонсо.
