Фаина Раевская - Трижды заслуженная вдова
— Серега не убивал! — наконец решительно заявил Пашка. — Они с Соней были любовниками.
Моя нижняя челюсть медленно отвисла до колен, а я не потрудилась вернуть ее обратно. Примерно то же самое произошло и с Люськой.
По словам Пашки, Соня Либерман была очень неравнодушна к молодым крепким парням. В общем-то, учитывая возраст ее трех покойных мужей, это вполне понятно. Однако дамочка занялась настоящим коллекционированием мужских особей. Ей было неважно, кто перед ней: охранник или студент, сантехник или бизнесмен. Равнодушна была Соня и к «морде лица». Главное, чтобы кавалер мог продержаться в постели достаточно долго без помощи «Виагры». Когда все охранники были испробованы и изрядно надоели, Соня начала реальную охоту. Вечерами, примерно раз в неделю, она выезжала из дома. Иногда одна, иногда — в сопровождении кого-либо из ребят-охранников. Случалось, что ее избранник по нескольку недель жил в доме Сони. Потом он ей надоедал и исчезал в неизвестном направлении с карманами, оттянутыми неплохой суммой денег. В периоды холостячества Софья Арнольдовна отличалась особенной вздорностью характера и неуемной тягой к алкоголю. В такие дни охранники старались не попадаться ей на глаза.
Серега Осауленко начал работать у Сони примерно полгода назад.
— Короче, хозяйка на Серого сразу глаз положила, — продолжал Пашка. — Обогрела, приласкала... А что? Парень он видный, бывший спортсмен... Правда, с головой не все в порядке...
— Псих, что ли? — удивилась Люська.
— Сама ты псих, — обиделся за друга Павел. — В Чечне он воевал еще в первую войну. До сих пор по ночам или когда много выпьет «чехов» мочит.
Пашка глубоко вздохнул, ненадолго замолчал и продолжил:
— Так вот, Серега влюбился, как школьник. Сонечка то, Сонечка се...
— Но Соня намного старше, — напомнила я.
— И что? Любви, как ты помнишь, все возрасты покорны. Мы ему в один голос твердили, что дамочка — обыкновенная нимфоманка, что через пару-тройку недель она его бросит... А что толку? Я, говорит, ее люблю, а вы мне просто завидуете. Он ее и вправду любил, — тихо добавил Пашка.
— Поп тоже любил собаку, — проворчала я. — Может, Соня бросила твоего Серегу, вот он и решил... Тем более ты говоришь, у него с головой не все в порядке... А о дне гибели Сони что ты можешь сказать?
— Да все как обычно! Дежурство, обход... Правда... — Павел замялся.
— Что? — я напряглась.
— В наше прошлое дежурство к Соне мужик приезжал. Они здорово ругались.
— И ты, конечно, ничего не слышал, — предположила я.
— Мне не положено, я охранник, — опустил голову Пашка.
Я сразу сообразила, что кое-что ему все-таки известно, но в силу каких-то причин говорить об этом он не торопится.
— Пашенька, — как можно мягче обратилась я к парню, — я хочу, чтобы ты понял одну простую вещь: Соню убили. До тех пор, пока настоящий убийца на свободе, Серега будет сидеть в тюрьме. Как ты думаешь, с его-то головой он там долго протянет?
— Но я действительно ничего не знаю! Если бы Соня заподозрила, что кто-то что-то услышал или увидел лишнее — моментом бы вышибла без выходного пособия! У нее как раз период безвременья начался.
— То есть? — не поняла я.
— А то и есть! С Серегой они расстались, а нового мужика она пока не приобрела...
— А как гость выглядел? Это-то хоть ты помнишь?
Павел на мгновение задумался. Было видно, что ему не совсем хорошо. Точнее, очень даже плохо. Сегодня он впервые после операции поднялся, и это отняло у больного слишком много сил.
— Обыкновенно выглядел, — Пашка пожал плечами. — Приехал на машине, это помню. «Форд-Проба» красного цвета...
— А номер запомнил?
— К чему мне? Но мужик этот уже не первый раз к Соне приезжал, это точно, — убежденно сказал Павел.
Подошла молоденькая медсестра.
— Извините, — обратилась она к нам, — но часы посещения уже закончились. А ему еще нельзя так долго находиться в вертикальном положении.
Я нехотя поднялась.
— Что ж, Паша, спасибо... Выздоравливай...
Он неуверенно кивнул и попросил:
— Девчонки, вы уж помогите Сереге. Он хороший парень и... Не убивал!
Чертов с трудом поднялся и, поддерживаемый медсестрой, поплелся к палате.
Уже сидя в машине, Люська разочарованно протянула:
— Ну и что нам дал этот визит кроме расстройства?
— Кое-что все-таки дал. Мы знаем, что накануне гибели Софья Арнольдовна принимала гостя. И навещал он ее не первый раз, то есть это, наверное, не один из ее... м-м-м... избранников! — отозвалась я задумчиво.
— Ну и что? Он же не мог шланги перерезать! Иначе Соня погибла бы по крайней мере в тот вечер, когда они с Серегой куда-то ездили, — резонно рассудила Люська. — Знаешь, Жень, что-то мне подсказывает, что вряд ли мы найдем убийцу Сони — вон у нее сколько мужиков было!
— Что да, то да, — уныло согласилась я.
Настроение у меня испортилось окончательно, поэтому дома я отказалась от ужина и уединилась в ванной.
«Интересно, — размышляла я, нежась в пене, — Розу Адамовну и Соню убил один и тот же человек? Если это так, то какова причина? Неужели все эти смерти только из-за наследства папаши? В таком случае убийце, скорее всего, придется еще многих убрать... А если Розу убил кто-нибудь посторонний? А Соню, к примеру, один из многочисленных поклонников? Хотя бы тот таинственный посетитель? Осерчал, допустим, что его бросили или денег мало заплатили, ну и... Н-да, грустно, девицы! Так, кажется, говорил Остап Бендер? Кто бы ни был убийцей Сони, диверсию со шлангами он совершил либо ночью, либо... либо... Стоп! Может, Люська права? Ведь Левка куда-то выходил во время нашей беседы. Конечно, мотивов я не вижу, но это вовсе не значит, что их нет! Ну Левка, ну артист! Вот уж я доберусь до тебя, погоди! Пусть Ульянов не смог тебя расколоть, а мне это — пара пустяков!»
Я торопливо покинула ванную и, оставляя мокрые следы, протопала в комнату. Люська мрачно уставилась в телевизор и делала вид, что следит за развитием экранных событий. Однако сильно сомневаюсь, чтобы она могла всерьез увлечься политическими дебатами в Госдуме. Тем более что выступления депутатов без переводчика с русского на русский все равно понять невозможно. Предположив, что Людмила предается размышлениям о своей нелегкой судьбе, я не стала ее отвлекать. Взяла телефонную трубку и ушла на кухню.
У Левки было занято. Потратив минут пятнадцать на бесплодные попытки дозвониться, я тихо выругалась, закурила сигарету и задумалась. Вскоре ко мне присоединилась Люська.
— Как ты думаешь, Люсь, — я перевела взгляд со стены на подругу, —горячий утюг на животе — это очень больно или терпимо?
— Смотря как долго он будет стоять на животе, — со знанием дела ответила она. — А тебе зачем?
— Левку пытать, — честно призналась я.
Люська побледнела и, глядя на меня ок-руглившимися от ужаса глазами, пролепетала:
— А почему именно утюгом? То есть я хотела сказать... Вовка же его допрашивал...
— Ха, Вовка! — я презрительно скривилась. — Да он только со спекулянтами и с маньяками какими-нибудь может работать! А как дело коснется чего-то серьезного...
— Значит, ты думаешь... Ты предполагаешь...
— Это, между прочим, ты первая предположила, — напомнила я. — Так что напрягись и вспомни, чем еще пытать можно, а то утюг как-то чересчур банально! Мы же не быки какие-нибудь!
Люська задумалась, а я повторила попытку дозвониться до Левки. С третьего раза он недовольно откликнулся:
-Да?
— Здравствуй, Лева! — приветливо поздоровалась я. — Ты сейчас очень занят?
— Ну, вообще-то...
— Очень хорошо! Нам бы хотелось с тобой побеседовать.
— Это срочно? — мое чуткое ухо уловило в голосе Левки недовольство. — Может, завтра, Жень? Поздно уже...
— Нет, дорогой, сегодня, сейчас! — твердо сказала я. — Через полчаса ждем тебя на нашей конспиративной квартире!
Я отключилась и довольно посмотрела на Люську.
— А где у нас конспиративная квартира? — оторопело спросила она.
— Здесь! — я радостно развела руки в стороны. — Ты не отвлекайся, Люсь! Скоро Левка приедет, а мы еще не знаем, как его пытать!
— Под пытками и я признаюсь в чем угодно, — проворчала Люська, но задумалась.
Левка приехал даже раньше назначенного срока. Я пригласила его пройти и усадила на заранее приготовленный стул. Лев тревожно смотрел то на меня, то на Люську.
— Че за дело, девчонки? — собрав волю в кулак, спросил подозреваемый.
Люська пристально посмотрела ему в глаза и печально ответила:
— Левчик, ты прости, но мы вынуждены... Не советую тебе сопротивляться, честное слово! Побереги здоровье — оно тебе еще пригодится!
Бесконечно страдая, подруга извлекла ремни, Санины галстуки и прочие подручные орудия пыток. Авакян-младший изумленно смотрел на нее, пока она, сосредоточенно сопя, привязывала его к стулу.
