Бумажная клетка - Дягилева Ирина
С тех пор почти каждое утро она стала находить возле своей двери роскошные букеты свежих цветов. Цветы Пульхерию раздражали. Она не брала их, только относила подальше от двери, чтобы не мешали проходу. Через месяц вместо букетов стали появляться корзины с фруктами. Такой поворот событий разозлил ее еще больше. Однажды, выйдя из подъезда, она отыскала глазами тщедушного хлюпика, выглядевшего несуразно на фоне огромного джипа с тонированными стеклами и двух атлетически сложенных телохранителей, и решительно направилась в его сторону. Двое громил мгновенно встали у нее на пути. Хлюпик только слегка качнул головой, громилы тут же оказались у него за спиной.
– Вы считаете меня не удовлетворенной не только духовно, но и желудочно? – саркастически ухмыльнулась она.
– Извините меня, пожалуйста, Пульхерия Афанасьевна, если я дал вам повод так думать! – смиренно сказал Герман и скромно опустил глаза, опушенные густыми ресницами. – Я хочу сделать вам приятное, только не знаю как. Может быть, вы мне сами подскажете? – Он с усилием оторвал взгляд от асфальта и нерешительно взглянул на свою возлюбленную. Герман очень боялся увидеть презрение, но на ее лице было лишь любопытство.
Пуля хотела послать горе-ухажера подальше, с ее языка готово было сорваться: «Самое приятное для меня – видеть вас в последний раз», но к своему удивлению она сказала:
– Довезите меня до метро.
Один из великанов, довольно ухмыляясь, тут же распахнул перед ней дверцу джипа. Эта двусмысленная ухмылка разозлила Пульхерию, и она решила в долгу не оставаться.
– Скажите, почему чем мельче мужчина, тем крупнее тачку он себе выбирает? – намеренно грубо спросила она у Германа.
– Это папин джип, – с виноватой улыбкой ответил он, – я его взял, чтобы произвести на вас впечатление… – И после небольшой паузы неожиданно добавил: – И этих болванов тоже.
Они посмотрели друг другу в глаза и громко рассмеялись. В тот же вечер Герман позвонил ей, и они проболтали несколько часов. С ним было интересно, выяснилось, что у них много общего.
Они стали встречаться, ходили в кино, театры. Потом долго обсуждали игру актеров и режиссерские находки. Пульхерия словно вернулась в свое молодое и беззаботное прошлое.
Почти два месяца Герман провожал Пульхерию до двери квартиры и, целуя на прощание руку, уходил, даже не делая попытки остаться.
– Вы так ни разу и не поцеловались? – удивлялась Марина их возвышенным платоническим отношениям.
– Мне кажется, он меня боится, – говорила Пульхерия.
– Боится?
– Он боится, что если потерпит фиаско в постели, то потеряет меня навсегда. Такое бывает с людьми, у которых низкая самооценка.
– Тебе надо силой затащить его к себе в койку, – посоветовала подруга.
– Зачем? Меня вполне устраивают наши отношения.
– Неужели тебе не любопытно, какой он в постели?
– Мариша, у меня было столько мужиков, я давно уже убедилась, что, кроме возвратно-поступательных движений, они ничего женщинам предложить не могут.
– А вращательные?
– Ну, на это способны только самые развращенные из них. Мне такие почти не встречались. Биологическое предназначение мужика – осеменение женщины. Дальше этого их фантазии обычно не распространяются. Охмурить, получить и отвалить – вот их программа-максимум. Осчастливить женщину во время акта любви – это слишком сложно. Большинство из них применяют закон компенсаций: благодарный самец дарит своей подруге в знак своей несостоятельности в постели дорогой подарок. Причем чем более он несостоятелен, тем более дорогие подарки дарит.
– Думаешь, Герман такой, как все?
– Чудес не бывает, Мариша!
Пульхерия понимала, что Герман, ограничивая свои сексуальные притязания лишь скромным чмоканьем руки, мечтает о большем, но боится перешагнуть черту, отделяющую их от сексуальной близости. Иногда их тела как бы невзначай ненадолго соприкасались, и тогда его словно пронзал электрический ток. Еще ни одна женщина не вызывала у него таких чувств, как Пуля. Рядом с ней он был пьян без вина и готов взлететь над землей без крыльев.
Пульхерия решила помочь Герману. Надо было пригласить его к себе, напоить и соблазнить. Это было что-то новое для нее. Обычно в качестве жертвы выступала она, поэтому ей стало интересно, справится ли она с этой ролью. После того как прощальные слова были сказаны и дежурный поцелуй отпечатан на ее пухлой ручке, Пульхерия удержала руку Германа. Легонько сжав пальцы и проникновенно глядя ему в глаза, с едва уловимой улыбкой сказала:
– Мне нужна твоя помощь. Сегодня утром под диван закатилось мое любимое кольцо. Помоги его достать. Негоже царской дочери на коленках по полу ползать.
Герман, словно сомнамбула, прошел за ней в квартиру. Пульхерия, войдя в комнату, тут же грохнулась на колени перед диваном, предоставив своему ухажеру беспрепятственно любоваться самой соблазнительной частью женского тела. Просунув руку под диван, она похлопала по полу, пытаясь нащупать кольцо, и огорченно сказала:
– Вот видишь, ничего не получается. А кольцо где-то там… Мое любимое.
– Я тебе десять колец куплю, самых лучших, – пообещал Герман и грохнулся на колени рядом.
– Мне не надо десять. Это память о любимой бабушке.
Герман стал шарить рукой под диваном. Продолжая стоять на коленях, Пульхерия дотянулась до журнального столика и взяла еще с утра предусмотрительно оставленную бутылку коньяка и два бокала.
– Давай для успеха нашего мероприятия коньячка хряпнем, – предложила она и, не дожидаясь ответа, налила половину бокала себе и целый – Герману.
Залпом выпив свой коньяк, протянула напиток гостю. Герман пил янтарную жидкость даже не морщась, словно это была вода. Пульхерия тут же налила ему еще.
– За встречу, – предложила она тост и добавила: – До дна.
Герман молча выпил и с мрачной решимостью вновь протянул бокал.
– Ты пей, не стесняйся, – пролепетала Пуля заплетающимся языком, – у меня еще две бутылки есть. Должно хватить. – На что их должно хватить, она уточнять не стала.
Неожиданно в дверь позвонили.
– Телохранители волнуются, – совершенно трезвым голосом сказал Герман, попытался подняться с пола, но не смог.
– Сиди, я сама открою.
Пуля, кряхтя, поднялась с колен и пошла в прихожую. Перед глазами у нее все плыло: утром она позавтракала только чашкой кофе. Выпитый натощак коньяк в первую очередь вывел из строя вестибулярный аппарат. Голова оставалась все еще ясной.
– Пульхерия Афанасьевна, Герман Александрович скоро? А то Александр Николаевич звонит, говорит, что ему машина нужна, – дружелюбно пробасил один из великанов.
– Нет, не скоро! – ответила Пульхерия заплетающимся языком. – Я его пытаюсь соблазнить.
– Ну наконец-то! – радостно воскликнул другой великан. – А то мы опасаться начали, что это никогда уже не произойдет.
– Вы на коньяк сильно не налегайте, – деликатно посоветовал первый здоровяк, – Герман Александрович у нас мало пьющий. Эффект может получиться обратный.
– В случае чего, звоните, мы тут будем, неподалеку, – добавил второй, потянул первого за рукав, и телохранители скрылись в кабине лифта.
Вернувшись в комнату, Пульхерия увидела, что Герман, продолжая сидеть на полу, приложился к бутылке, словно горнист к горну. Коньяка оставалось всего на полпальца. Пуля опустилась рядом, взяла бутылку и отставила в сторону.
– Думаю, что этого вполне достаточно, – мягко сказала она.
– Достаточно для чего?
– Ты сам знаешь, для чего, – прошептала она ему на ухо.
То, что произошло между ними в тот вечер, не заставило Пульхерию усомниться в правильности выбранного решения. На следующий день Герман предложил ей выйти за него замуж. Она не удивилась, только попросила дать ей время подумать и вот теперь наконец решилась рассказать об этом подруге.
– Ты уже сообщила ему о своем согласии?
– Нет. Я еще нахожусь в сомнениях.
– Раз сомневаешься, не выходи! Твоя интуиция тебя ни разу не подводила.
