Теория бобра - Туомайнен Антти
На земле, под ними, что-то темнеет.
Оно не шевелится. Пасть бобра слишком далеко, чтобы я мог рассмотреть, что именно он намеревается сожрать. Разумеется, «Бобру» из стали и пластика не оставили на ночь никакого корма, но создается впечатление, что сегодня ему есть чем перекусить. Едва оторвав взгляд от пасти, я краем глаза замечаю движение. Словно от лежащего под ней сплошного темного предмета отделяется часть. В следующий момент я понимаю, что произошло.
Это сползает с груди на пол рука. Рядом с рукой я уже различаю ковбойскую шляпу.
Сердце снова рвется из груди, в ушах гремит, как на обочине оживленной автомагистрали. Задача элементарная, переменных в уравнении мало: кто-то ранен и нуждается в помощи, а в такой ситуации неважно, в каком качестве я оказался на месте происшествия: страхового математика или кого-то еще (в том, что я вор, я и сам пока что не уверен). А поскольку больше никого поблизости не видно, помочь этому несчастному должен я. Решение уравнения очевидно.
Я бросаюсь вперед.
Чтобы добраться до «Бобра», приходится сделать довольно большой крюк, поскольку путь преграждают другие аттракционы. Шаги мои по-прежнему бесшумны. Наконец я обхожу одну из опор «Эйфелевой башни» и попадаю чуть ли не в пасть к «Бобру». Но, прежде чем оказаться между резцов у грызуна, я успеваю остановиться и даже отступить на шаг назад.
Наряд обитателя Дикого Запада мне знаком: ковбойские сапоги, джинсы, вышитая ковбойская рубашка-родео, и галстук-шнурок с блестящим орлом. Я знаю этого человека, знаю, как его зовут. Это владелец парка, в котором я сейчас нахожусь. Я встречался с ним, высказал ему все, что думаю о его манере ведения бизнеса, и настоятельно порекомендовал ее поменять. А главное, сказал при свидетелях, что не намерен отступать и буду отвечать на их агрессивные действия так, как сочту нужным. И сделаю все, что нужно, чтобы защитить свой парк приключений.
И вот этот человек неподвижно лежит передо мной. Не шевелится. Его глаза открыты. Рот — тоже. Но он не пуст. Из него торчит полуметровый пластмассовый рожок мороженого. Острый, вероятно, стальной конец рожка уходит глубоко в горло. Дурацкая мысль: похоже на неудачную рекламу мороженого. Я уже собираюсь сделать шаг — сам не знаю, вперед или назад, — когда сзади слышится истошный вопль:
— Убийца!
Крик доносится со стороны главного входа. Одновременно я замечаю бегущего человека.
Как много можно успеть за одно короткое мгновение. Я смотрю на лежащего у моих ног мужчину, краем глаза поглядываю на бегущего, узнаю это синее лицо и делаю вывод: ситуация складывается для меня неблагоприятно. Поворачиваюсь, чтобы броситься наутек, когда до меня доносится звук шагов с другой стороны.
— Полиция! Стоять!
Я продолжаю поворот и — наконец-то! — действительно срываюсь с места. Мчусь к черному ходу, через который вошел. Успеваю подумать о двух вещах: о балаклаве на голове и о грузовой авторампе, прислоненной к стене снаружи. Балаклаву я надел, чтобы скрыться от камер видеонаблюдения. Как нельзя кстати.
А рампа…
— Держи его! — слышится сзади, причем я уверен, что и этот голос мне знаком. — Убийца!
Добегаю до двери, толкаю ее и захлопываю за собой. И, не сбавляя ходу, хватаю рампу и пихаю между перилами погрузочной площадки и дверью. Это мне удается в последний момент, когда в дверь уже кто-то ломится. Изнутри колошматят, пытаясь ее разломать. Грохот усиливается, но голоса звучат все тише, так что слов уже не разобрать. Да мне и незачем. Ситуация однозначная, а вывод из нее безжалостен в своей очевидности: если меня схватят или хотя бы узнают, то отвечать мне придется не только за проникновение со взломом.
Я — убийца.
Девятью днями раньше
1
Морозный январский день. Бледный свет зимнего низкого солнца упал мне на лицо, когда я пересек пустую гостиную, открыл дверь и ступил на балкон. Холод радостно принял меня в свои объятия. Чистый снег мерцал и искрился, деревья в своих снежных уборах стояли неподвижно. Где-то вдалеке с грохотом проехала снегоочистительная машина. Я сделал глубокий вдох, скользя взглядом по знакомому пейзажу. Аккуратные кубики домов не оставляли сомнений в их исключительной энергоэффективности, рациональности архитектурных решений и оптимальном соотношении цены и качества в пересчете на квадратный метр. Да, так было всегда, и до настоящего момента я и сам добивался таких же показателей.
Это был мой последний день в Каннельмяки.
Руки чуть дрожали — просто от усталости, уговаривал я себя, после упаковки и перетаскивания бесчисленных вещей, их бесконечного перекладывания туда-сюда, беготни вверх и вниз по лестнице и попыток упихнуть невпихуемое в коробки, тюки и свертки. Но это была лишь часть правды. Шесть с небольшим месяцев назад меня вынудили уволиться из страховой компании, где я работал актуарием в отделе оценки рисков. Эта профессия мне нравится до сих пор, но я оказался в ситуации, когда пришлось выбирать: смириться с ежедневными издевательствами и понижением в должности или уйти по собственному желанию. Я выбрал второе. И почти сразу на меня свалилось наследство от скоропостижно скончавшегося брата: парк приключений. А вместе с ним и долги, которые братец наделал, связавшись с отъявленными бандитами. Дальше пошло-поехало и привело к трупу в морозильной камере, к тому, что я влюбился в искусство, а заодно и в художницу, был вынужден защищать парк от нечистоплотного инвестора и разнокалиберных уголовников, что, в свою очередь, повлекло появление новых трупов, воскрешение брата из мертвых и много что еще. И вот теперь я стоял на пороге обретения семьи — впервые со времен моего не слишком счастливого детства и одинокой юности.
Все произошло очень быстро. (Я знаю, многие произносят эту фразу после того, как совершили грандиозную ошибку — вложили все сбережения в акции производителя электромобилей или устроили по пьяни гонки на скоростной автостраде, — и чаще всего уже тогда, когда им может помочь разве что машина времени.) К счастью, я немного привык к тому, что многое в моей жизни происходит со скоростью метеора и к тому, что мне все чаще приходится принимать решение, когда поезд уже мчится на всех парах.
Мой метеор и по совместительству поезд зовется Лаура Хеланто.
Мы встретились с ней в парке приключений, где Лаура работала управляющей с тех пор, как вышла из тюрьмы, куда попала за соучастие в хитроумных финансовых махинациях своего бывшего парня. Быстро выяснилось, что должность управляющей для нее просто способ заработать на жизнь себе и дочке. А на самом деле Лаура Хеланто художница, и ее искусство оказывает на меня удивительное воздействие. Его нельзя сравнить ни с чем, что мне довелось испытать за свою жизнь, и оно не вписывается ни в какую известную мне математическую формулу. Дальше оказалось, что и сама Лаура Хеланто способна оказывать на меня воздействие, причем даже более сильное, чем ее искусство. И вот теперь появились свидетельства того, что и Лауре не чужды подобные мысли и чувства в отношении меня.
И все же…
Я снова глубоко вдохнул. Чистый зимний воздух обжигал горло и приятно освежал легкие, но не убирал ни дрожи в руках, ни тем более ее причины. Передо мной предстало все безрассудство того, что я затеял. Нет, я, конечно, не пошел по стопам Паскаля или Евклида, как когда-то собирался. Но сколько раз мы с моим котом Шопенгауэром поражались безрассудству и опрометчивости людей, их неосмотрительным, необдуманным поступкам, их решениям, корректность и целесообразность которых не просчитана загодя и не проверена многократно. А что же затеваю я сам?
Январь напомнил о себе. Несмотря на слепящее солнце, холод пронизывал: сначала одежду, потом кожу, потом пробирал до костей. Я еще раз окинул взглядом все, с чем мне предстояло попрощаться. Потом возвратился в дом, прошел по гулкому пустому помещению, тщательно затворил входную дверь и сел в грузовик, дожидавшийся меня во дворе.
