Машина Голдберга (Бомбист) - Александр Сергеевич Журавлев
— Раскольников?
— Ну, или как его
— Стоял со свертком в руке?
— Подмышкой
— А почему вы думаете что там бомба?
— А что еще? Почему он из зала выскочил?
— Ну может в туалет захотел?
— Я в туалете проверил.
— Даже так? то есть не сразу ко мне?
— Ну, что я буду людей отвлекать. Понимаю.
Вошел охранник
— Семен Михайлович, вот товарищ уверяет, что бомба у нас в театре.
— Лев Валерикович, но у нас же рамки, три уровня, визуальный осмотр, какая бомба?
— Вот видите. В наши времена, сударь, так уже дела не делаются. Что за достоевщина? Это у Акунина свертками кидаются. Вы, наверное, пьесу слишком внимательно смотрели. Осторожнее надо быть с современными трактовками. Как вы говорите вас зовут?
Я ответил.
— Ну вот. Вполне в духе сегодняшней постановки.
Семен Михайлович, нагнулся к уху директора и что-то прошептал.
— Зачем? Не нужно. Мы должны любить зрителя.
— Спасибо вам за бдительность, но в этот раз ваши усилия оказались напрасны. Вы один сегодня в театре?
— Жена с подругой и мужем ее в буфете должны быть.
— Вот и ступайте к ним. Не переживайте мы все проверим. Ступайте в буфет. Я вам рекомендую эклеры попробовать, а к современной драматургии рекомендую относиться спокойнее. Снисходительно, чтоли. Многие же ищут, не многие находят, а страдает зритель. В оперетту сходите, в театр Эстрады. Не надо зацикливаться на трагедиях. Даже на меленьких. Чередуйте. Берегите себя. Семен Михайлович.
Семен Михайлович потянул ручки двери.
В проем втиснулась загорелая дама. Бедром подпирая дверь, подняла над головой небольшую коробку, и повернулась в профиль, предоставляя мне возможность пройти.
Интересно, что там у нее в коробке? — Шепнул Свидригайлов.
Мысленно послав его в участок, я вышел.
— Лена, ну почему я должен…
— Вы же сами меня в буфет отправили, Лев Валерикович. Вот..
Что «вот» я не разглядел, дверь захлопнусь.
Сигареты остались в куртке.
— Зона курения на улице. — Семен Михайлович указал на лестницу. — пойдем покурим, угощу.
Мы вышли на крыльцо.
— Да не запаривайся. Я на фабрике кондитерской работал. Вот мрак, вроде бы. Весь день конфетами воняет, зато работники, все как один, а тут кого только не ходит, в карманах чего только нет, постоянно в напряжении, лишь бы лишнего не ляпнуть. Особенно бабы.
Я вспомнил о своих и поспешил в буфет
— Ты где был? Леша даже искать ходил.
— Да я, понимаешь…
В углу зала сидел Раскольников. Кроссовки под стулом заплел, сам весь вперед натянулся, отчего тело его казалось теперь еще длиннее, локтями в стол уперся, и эклер в рот пихает.
Во всей этой конструкции было что-то механическое и нелепое. Я где-то видел такие машины, где железный шарик с полчаса гоняет по желобам и спиралям, падает, подскакивает на пружинах и вылетает из трубочек с одной единственной целью налить коту молока, или выключить свет. Механизм же Раскольникова настроен был на уничтожение эклера.
— Он их штук шесть съел. — поймала мой взгляд жена — маньяк какой-то. Мы вошли он уже лопал, а потом еще два раза бегал. Маша говорит, это актер. Она его в сериале видела. А эклер я твой съела, вкусный. И шампанское. Пьяная теперь. Ну, пойдем на место.
Через пару шагов, я обернулся. Раскольников стоял посередине кафе и хлопал в ладоши. Заметив, что мы остановились он шагнул вперед, словно подходя к краю сцены и поклонился.
— Ты чего встал?
— Чего он нам кланяется-то?
— Не нам, дурачок. Обсыпка на эклерах сыпучая, брюки чистит.
Раскольников похлопал себя по коленям, удаляя последние крошки, разогнулся и вышел в другую дверь.
