Галина Куликова - Гарем покойников
— Открывай, — без раздумий приказал самый толстый. Федор видел складки на его загривке через металлические прутья перил.
— Не, подождем наших.
Жеряпко в ужасе замер. Если бы он был зайцем, то, несомненно, прижал бы уши к голове. Вместо этого он ввинтился в мусоропровод, испачкав щеку и рубашку тараканьей отравой, которой был густо обсыпан весь подъезд. В этот момент он услышал, что лифт остановился где-то на верхнем этаже, и теперь шаги загрохотали вниз по лестнице.
Его обложили! Вниз идти было нельзя. Может, вверх? Бандиты, которые спускались оттуда, были еще достаточно далеко. Федор птицей взлетел на один пролет и с облегчением увидел, что окно, выходящее во двор, прикрыто неплотно. Поднявшись на цыпочки, он толкнул створки и с проворством ящерицы, изо всех сил виляя задом, взобрался на подоконник. Провернулся на коленках и, уцепившись короткими пальцами за бетонный выступ, повис над темной крышей подъезда. Потом коротко выдохнул и разжал пальцы.
В ту же секунду кто-то спросил почти что над его головой:
— Смотри, окно открыто. Может, это наш убежал?
— Мя-ау! — с чувством сказал присевший на корточки Жеряпко, задрав вверх лицо. И с ужасом увидел, что в окне уже появилась чья-то макушка. Тогда он сгруппировался и, мгновенно прицелившись, прыгнул на росший по соседству тополь, обхватив его ствол руками и ногами. Тусклый свет фонарей на тополь не попадал, поэтому здесь Федор был в относительной безопасности.
— Вроде все нормально, — неуверенно сказал все тот же бандит, высунув голову наружу.
— Мя-я-ау! — вторично мяукнул Федор противным голосом, потихоньку сползая вниз.
— Ненавижу кошек, — проворчали наверху. — Эти волосатые твари такие мстительные.
Федор начал быстро перебирать конечностями. Через некоторое время он посмотрел вниз, чтобы оценить расстояние, оставшееся до земли, и, посчитав, что ноги уже не переломает, шмякнулся на землю. Перепрыгнув через низкую оградку палисадника, он, виляя, побежал в сторону метро. Метро, конечно, не работало. Поэтому до утра Жеряпко прятался в парке, шарахаясь от каждой шевелящейся тени. К рассвету он выбрался на открытое пространство и без аппетита позавтракал в маленьком кафе, где все смотрели на него искоса.
На службу Федор явился весь в тараканьей отраве, картофельной шелухе и в мелких веточках, которые прилипли к его рубашке.
Забился в свой кабинет и припал к окну, ожидая Валентину. Она приехала примерно через час, испуганная и прекрасная. Тогда-то она и рассказала Жеряпко, что ее муж — не кто иной, как бандит Саша Ядовитый, который контролирует не только определенную территорию в городе, но и ее, Валентинину, жизнь.
Последовали бурные объяснения громким шепотом, за ними — душераздирающее прощание на весьма неопределенное время.
Закрывая за Валентиной дверь, Жеряпко так сильно прищемил себе палец, что не смог удержаться и расплакался. Женщины, сидевшие в кабинетах по соседству с Федором, услышали отголоски большой человеческой драмы и стали под благовидными предлогами по очереди заглядывать к нему в кабинет.
Слезы на глазах Федора приводили их в священный трепет. Те, что помоложе, убегали потом ахать в дамскую уборную, а женщины постарше старались Федора утешить.
— Ну, не стоит так убиваться, — ласково сказала ему бухгалтерша Ферапонтова, которой очень понравилась промчавшаяся по коридору Валентина.
Жеряпко посмотрел на свой распухший палец, потом зажал его между колен и с надрывом сказал:
— Ага! А вы знаете, как это больно?!
— Знаю, голубчик, знаю, — мечтательно прикрыв глаза, ответила бухгалтерша. — Но это сладкая боль! Она обогащает душу. Радуйтесь этой боли, покуда вы еще можете ее чувствовать!
«Господи, да она просто садистка!» — подумал Федор, прикидывая, где взять льда, чтобы снять опухоль. Выскочив из кабинета, он наткнулся на помощника шефа Женю Кумарикина. Тот метался по коридорам, глаза его за круглыми стеклами очков были еще более растерянными, чем обычно. Увидев точно такое же выражение на лице Жеряпко, Женя затормозил возле него и спросил:
— Федор Ильич, у вас много работы?
— А что такое? — быстро переспросил тот.
— Ответственное поручение. Лично от шефа. Короткая поездка в Новосибирск.
— Да! — крикнул Жеряпко, подпрыгнув на месте. — Это как раз для меня. Я еду!
Кумарикин обрадовался. Он был весьма толковым парнем, но слишком порядочным для того, чтобы сделать большую карьеру. На фирме его все любили, но никто не принимал всерьез. Жеряпко втайне считал его товарищем по несчастью, потому что тоже был неконкурентоспособен на рынке капиталистического труда.
— Стрелецкий хочет, чтобы кто-нибудь сопровождал его дочь до Москвы, — пояснил Кумарикин, доставая из кармана билет на самолет.
— — А разве у него есть дочь?
— Это выяснилось вот только что. Шеф хочет ее видеть.
— Вообще-то я с детьми никогда…
— Ей двадцать четыре года. И эскорт — просто проформа. Вы же знаете Стрелецкого!
Он все делает только по высшему классу.
Жеряпко знал Стрелецкого. Именно поэтому знакомство с его новоиспеченной дочерью явилось для Федора настоящим потрясением. Девица оказалась простой, как клевер. При этом еще напористой и горластой. По мнению Федора, у нее не было ни мозгов, ни комплексов. «Интересно, — подумал он, — когда шеф наводил о ней справки, что ему написали в отчете?»
Глава 2
В отчете шефу написали: «Открытая, честная, немного наивная, но очень взбалмошная». Глеб Стрелецкий, просмотрев документы, посчитал, что для девушки наивность и взбалмошность — вполне простительные вещи. Гораздо больше интересовала его внешность новоиспеченной дочурки.
— Посмотри, она ничего, правда? — спросил он у своей жены, протягивая ей фотографии, которые лежали в папке.
Та пошевелила пальцами, и Глеб поспешно вложил в них снимки. Алла приблизила их к глазам, потом отставила подальше.
— Действительно, ничего. Приятно, когда грехи юности принимают такие соблазнительные формы. Правда, на тебя она совсем не похожа.
Тридцативосьмилетняя Алла была образцом изящного вкуса. Стройная брюнетка с короткой стрижкой, глазами глубокого синего цвета и голливудской улыбкой, она оказалась одним из лучших приобретений Стрелецкого за последние годы. Ее стилем была изящная простота — самая дорогая, какую только можно купить за деньги.
С фотографии с упрямым задором на Аллу смотрела стопроцентная провинциалка с прямыми желтыми, наверняка крашеными волосами до плеч и длинной, закрывающей брови челкой. Однако носик был точеным, а губы достаточно пухлыми, ножки, судя по другому снимку, просто загляденье.
— Ты сможешь привести ее в божеский вид? — спросил Глеб, нервно потирая подбородок.
— Если она захочет, — пожала плечами Алла.
— А комнату для нее приготовили?
— Не волнуйся ты. — Алла поднялась и похлопала мужа по руке. — Все будет нормально.
— Послушай, я вот еще что хотел спросить… — Глеб замялся. — У меня там было назначено совещание… Ты не могла бы встретить мою дочь в аэропорту? Не посылать же Кумарикина, в самом деле!
Алла подняла брови вверх и, поглядев на мужа, удивленно воскликнула:
— Да ты боишься! — Глеб потемнел лицом. — Вот так открытие! Несгибаемый Стрелецкий струсил. Впрочем, я бы тоже струсила, — тут же добавила она великодушно. — Ладно, если хочешь, я съезжу в аэропорт.
— Ты просто чудо! Я люблю тебя больше всех на свете! — воскликнул Глеб и, направившись в коридор надевать башмаки, стыдливо покраснел от собственных слов.
— Что вы бросили в стакан этому человеку? — прошипел Жеряпко, перевесившись через подлокотник кресла. — Он отправился в туалет и до сих пор не вернулся!
— Ну, догадайтесь, что я бросила в стакан, раз он так надолго ушел в туалет, — пожала плечами Рита.
— Вы же сказали, что у него поднялось давление!
— Ну да. Уверяю вас, оно у него скоро понизится.
— Это что, секрет народной медицины?
— Ай, отстаньте, — отмахнулась Рита. — Кстати, пока его нет, займу-ка я его место и погляжу в иллюминатор.
Она показала Жеряпко меленькие белоснежные зубки и, порхнув юбочкой, пересела на место исчезнувшего соседа. Федор обреченно прикрыл глаза. Нет, ему не справиться с этой девицей, нечего и пытаться.
Почти в ту же самую минуту стрелки часов сошлись на цифре двенадцать, и в проходе появился человек. У него была скучающая походка. Он медленно шел в хвост самолета, скользя глазами по пассажирам. Увидев Риту, прилипшую к иллюминатору, внезапно сбился с шага и так удивился, что маска равнодушия против воли соскользнула с его лица. Он подхватил ее, что называется, на лету и снова водрузил на место. Поравнявшись с Ритой, человек наклонился, одним легким движением бросил ей на колени квадратный конверт и, ускорив шаг, пошел вперед. Взгляд его, однако, все еще оставался прикован к Рите.