Татьяна Луганцева - Перышко из крыла ангела
— Хорошо, что хоть признаешь, — вздохнула Анюта. — А помнишь, как Милка наша танцевала? Я вообще удивляюсь, что она в нашем институте делала — прирожденная артистка! Просто балерина!
— Ну вот и дружи со своей Милкой! — обиделась Лукреция. — А в балет ее не взяли бы из-за роста. Слишком длинная!
— Ну, рост-то у вас один, а ты в танце выглядишь как корова, а Людка просто лебедем плывет… — И Анька закатила глаза, с восторгом вспоминая невероятный танец Милы.
Лукреция с интересом посмотрела на свою подругу. Сама Анюта была среднего роста и очень полной, фактически шарообразной. Но полнота эта ей, как ни странно, шла. Анна была очень активной, имела превосходный цвет лица и гладкую кожу и ничуть не комплексовала по поводу своих форм. А еще она очень любила вкусно поесть. Так что откуда растут ноги у ее полноты, она прекрасно знала, но не собиралась ничего менять. «Пусть я лучше буду полной и доброй, чем худой и злой! — заявляла она. — А злой я буду обязательно, если вовремя не съем кусман кекса, половинку торта и пару эклеров».
— Ты что, хочешь меня унизить? — спросила у подруги Лукреция. — Я — корова, а Мила — лебедь! Уму непостижимо такое выслушивать от лучшей подруги…
— Ни в коем случае! — воскликнула Анна.
— А как это называется? И пою я посредственно, и танцую не очень хорошо. Ну и что? Не всем же быть круглыми отличниками.
— Просто я хотела сказать, что ты сделала ставку на танцы, а это у тебя может и не получиться!
Лукреция рассмеялась.
— Ты прямо как моя мама… Постой! Это она тебя подговорила поговорить со мной?! — догадалась Лукреция, замечая, как Анна заливается стыдливым румянцем. — Что? Я угадала? Как же я сразу не сообразила? Ты же раньше со мной об этом никогда разговор не заводила. А сейчас повторяешь мамины слова! Я смотрю, мои предки на все пойдут, лишь бы вызволить дочку из цепких рук «культмассового разврата». Как она тебя подговорила? Шантаж? — спросила Лукреция.
— Тетя Галя хочет тебе добра, — оправдывалась Аня.
— Конечно! Только ее никогда не интересовало, чего хочу лично я! — всплеснула руками Лукреция.
— Просто она заботится о тебе.
— Она меня задушит своей заботой! И ты поддалась! — с укоризной посмотрела на подругу Лукреция.
— Между прочим, я не тряпичная кукла! — вспылила Анюта. — Да, я солидарна с твоей матерью. Как ты будешь работать по специальности? Ведь ты должна уметь раскрепоститься, зажечь публику…
— Ты хочешь сказать, что я никчемная? — поникла Лукреция.
— Ну что ты! — Анюта обняла подругу. — Просто для танцев у тебя характер совсем не тот.
— Ну, не забывай, я знаю три языка, — заступалась за себя Лукреция. — Я могу работать переводчицей… Господи, слышала бы меня сейчас мама!
— Чтобы быть переводчицей, надо быть очень общительной, коммуникабельной. Это тесный контакт с людьми, и не всегда приятными. Ты же по сути замкнута и нелюдима. Переводчик точно не твое! — вынесла свой вердикт Аня.
— Хватит за меня решать! — разозлилась Лукреция.
* * *С момента этого разговора прошло пятнадцать лет. Много воды утекло с тех пор, многое изменилось, но кое-что осталось неизменным.
Неразлучные подруги Лукреция и Анна в один из вечеров пятницы встретились в любимом кафе и решили позволить себе несколько больше, чем просто кофе. Пятница все-таки…
Анюта к своим тридцати шести еще больше поправилась, но по-прежнему не унывала и не комплексовала. Единственное, что стало наводить ее на мысли о похудении, так это одышка да то, что она с трудом влезала в свой и так не маленький автомобиль.
— Когда-нибудь меня заклинит, зажмет между креслом и рулем, а если еще сработает подушка безопасности, так я и ее травмирую! Сломается она об меня! — засмеялась Анна. — Надо что-то менять. Сбросить хотя бы десять килограммов.
Лукреция могла только поддержать ее в этом стремлении, потому что это было в конце концов полезно для здоровья.
После окончания института Анна не пошла работать по специальности, а устроилась бухгалтером в какую-то крупную фирму. Через несколько лет ее фирма слилась с другой, еще более крупной, и часть сотрудников сократили. Лишней оказалась и Анна. Тогда-то она и вспомнила, чему ее учили в институте, и устроилась в небольшое бюро по организации праздников. Платили там немного, но на жизнь хватало.
А вот у Лукреции все сложилось так, как и предполагала, точнее, даже побаивалась ее подруга. Находить контакт с людьми у нее не получалось, и Лукреции где только не пришлось поработать.
Для начала она устроилась в музей, дежурной по залам. Коллектив был сугубо женский, причем все женщины преклонного возраста, подрабатывали на пенсии. Лукреция годилась им в дочки, если не во внучки. Работа была такова, что Лукреция целый день должна была сидеть во вверенном ей зале и следить за порядком. Тишина, немного затхлый воздух и мерное шарканье мягких тапочек редких посетителей доводили ее до сумасшествия. К тому же все время жутко хотелось спать. Что Лукреция только не делала — и умывалась ледяной водой, и принимала умопомрачительные дозы кофе, ничего не помогало. Читать, разговаривать по телефону, пользоваться компьютером строжайше запрещалось. Можно было только тупо прохаживаться по вверенной территории или сидеть на стуле. И вот тут-то и начиналось самое интересное. Сон, словно самое злобное и коварное животное, нападал на Лукрецию со страшной силой. Бороться с ним было невозможно, веки сами собой закрывались, а рабочее время тянулось очень медленно. Несколько раз Лукреция не выдерживала и все-таки засыпала, а один раз даже упала со стула. Хорошо, что в этот момент в ее зале не было посетителей. Но однажды ее спящую застукала директриса музея Светлана Романовна — дама аристократичная и весьма строгая.
— Чтобы я больше такого не видела! Это недопустимо! — металлическим голосом выговорила она Лукреции.
И Лукреция продолжала мужественно бороться со сном. Замерев на стуле, она попыталась сосредоточиться, глядя на противоположную стену, где висел портрет дамы в голубом. Первые полчаса прошли нормально, но потом Лукреция поняла, что дама с картины ей подмигивает. С тех пор дама в голубом стала преследовать ее в каждом сне, и девушка подумала, что сходит с ума.
— Как вы можете сидеть весь день на стуле и не спать?! — недоумевала Лукреция, спрашивая у своих престарелых коллег.
— Привычка, выработанная годами! — отвечала ей Валентина Ивановна. — Ты или медитируй, или вспоминай прошлое.
— Валя! О чем ты говоришь?! — возразила ее коллега. — Это мы можем думать о прошлом, потому что жизнь прожили, а она-то молодая совсем! Что ей вспоминать? Сидит тут с нами, со старухами, вместо того чтобы с молодежью «зажигать».
— Ничего, со временем научишься спать с открытыми глазами, — «утешила» Лукрецию Валентина Ивановна.
Но Лукреция не хотела такому учиться, это уж точно.
А потом случился еще один эпизод, который и поставил точку в не очень удачной карьере Лукреции как музейного работника. Она в очередной раз заснула на рабочем месте, и тут, как назло, а может, к счастью, в ее зал пришли посетители — мамаша с детьми. Девочка подошла к Лукреции и, решив, что она тоже экспонат, дотронулась до нее. От испуга закричал и ребенок, и сама Лукреция. После этого ее с позором уволили из музея под слезы некоторых соратниц-старушек.
— Так жалко, что ты уходишь! Хоть какая-то капля свежей крови присутствовала в нашем коллективе мезозойской эры. Хоть кто-то из молодых. А теперь опять одни старушки…
Лукреция переживала, конечно, но подруга ее успокоила:
— Ничего ты и не потеряла! За такую маленькую зарплату сидеть там с этими бабками… Так и сама деградируешь.
После музея Лукреция отправилась работать в архив. Зарплата там была еще более мизерной, и ей пришлось подрабатывать, используя свое знание иностранных языков. Она занималась репетиторством с несколькими учениками, делала переводы для разных издательств, но все как-то урывками, и денег это приносило мало.
Отец Лукреции к тому времени уже умер, а мама безвылазно болела. Ничего смертельного — артрит суставов, но болезнь сильно мучила. Требовалось серьезное и дорогостоящее лечение. Почти все свои заработки Лукреция тратила на лекарства для матери, потому что дешевые лекарства ей не помогали совсем, а те, что помогали, стоили очень дорого.
Успела Лукреция и побывать замужем. Но через три года благополучно развелась из-за того, что не предполагала, что у мужчины может быть настолько крепкая печень. Потому что водку муж вливал в себя просто литрами, а больше ничего не делал. Когда они разошлись, Лукреция поняла, что сглазила и самого мужа, и его печень. Через три года после развода ее бывший муж «сгорел» от цирроза печени. У него остался старенький отец, за которым Лукреция тоже присматривала, потому что у Ивана Ивановича больше никого и не было. Она не могла бросить старика одного. Так и тянула больную мать и старого мужчину, который, в принципе, не имел к ней никакого отношения.