Иоанна Хмелевская - Проклятое наследство
Между вечером и утром была еще ночь. Небрежно брошенная на кучу посылок, банка с рольмопсами ударилась боком о ящичек со спиртным. Спиртное не пострадало, у банки же от удара сдвинулась крышка, которая вопреки мнению пана Соколовского все-таки не представляла единого целого с банкой. Немного сдвинулась, совсем капельку...
Утром в помещение первой вошла заведующая отделом заграничных отправлений в сопровождении охранника, и оба сразу же почувствовали странный запах. Запах был острый и какой-то очень знакомый. Оба, как по команде, одновременно потянули носом воздух.
— Воняет чем-то, — констатировал охранник.
— Господи боже мой! — произнесла заведующая, побледнев. — Не иначе, что-то разбилось! И чего только люди не отправляют!
Подойдя к тележке с посылками, она увидела страшную вещь: из посылки, лежащей на самом верху, что-то текло. Пахло остро, пронзительно и аппетитно.
— Помереть мне на этом месте — селедка! — уверенно определил охранник.
Отдел заграничных отправлений охватила паника. Будь испорчена одна посылка — куда ни шло. Выплатить одну компенсацию, извиниться перед одним человеком — невелика беда. Но ведь здесь катаклизм, катастрофа, кошмар! Пострадала не одна посылка, а, быть может, все лежащие под ней. В посылках же — дорогие ткани, шерсть, ценные предметы одежды, дорогостоящие продукты, сладости. При мысли о сумме, в которую обойдется выплата компенсаций, у сотрудников отдела волосы встали дыбом.
Заведующая, взяв в помощь двух сотрудниц, рыдая и проклиная разными словами отправителей, которые черт-те что посылают, занялась подсчетом ущерба.
После двух часов тяжкой работы она немного успокоилась: не так все плохо, главпочтамту банкротство пока не грозит. Большинство посылок содержало или алкогольные напитки, совершенно не пострадавшие от селедки, или льняное постельное белье, которое и так часто стирается. Безнадежно испорчены были только две посылки: залитое рольмопсовым маринадом детское пуховое одеяльце и бандероль с книгами, не представляющими, к счастью, библиографической ценности. Еще некоторое сомнение вызвала, правда, сухая колбаса, издающая теперь крепкий селедочный запах.
Подумав, заведующая и ее подчиненные пришли к выводу, что селедка колбасе не помеха, а селедочный запах, может, даже повышает вкусовые качества колбасы.
Оставалось составить официальный протокол и написать извещения пострадавшим отправителям. Протокол заведующая писала лично, ей помогала контролерша.
— А вот поваренной книги нам ни в жизнь не найти, — мрачно бубнила контролерша. — Она в магазинах расходится вмиг. Что теперь делать?
Заведующая отложила ручку и еще раз осмотрела подмокшую книгу.
— В конце концов, прочитать можно, — сказала она. — Оставим, пусть отправитель сам решает, пошлет такую или вообще никакой. Что там дальше?
Контролерша с легким отвращением взяла двумя пальцами следующий мокрый предмет и объявила:
— Пуховое одеяльце. Никуда не годится.
— Подождите, не могу же я написать в официальном документе «никуда не годится». Надо сформулировать как следует. Что за ткань на одеяле?
— Дамаст.
— Так. «Детское одеяло из дамаста...» Нет, нехорошо. «Одеяло детское. Негодность 100%. Дамастовое покрытие промокло насквозь, все в подтеках и...» И как, написать, что воняет?
— Еще как воняет!
— Но так же писать нельзя. «Издает запах»? Тоже не то.
— Пропиталось селедочным запахом, — подумав, предложила формулировку контролерша.
— Очень хорошо. «Пропиталось селедочным запахом». Дальше. «Пух...» А почему вы думаете, что там пух?
— Так в декларации же написано.
— Написать можно что угодно. Надо проверить. Опять же пух разный бывает — гусиный, утиный, может быть пополам с шерстью, а может оказаться не пухом вовсе, а пером. А нам выплачивать компенсацию. Проверьте!
— Как же я проверю? Внутрь ведь не заглянешь.
— А вы разрежьте, все равно вещь испорчена.
Взяв ножницы, контролерша с усилием разрезала мокрый дамаст, засунула руку внутрь и вытащила из одеяльца горсть содержимого.
— Пух, — сказала она, разжав ладонь. — Только вроде еще с чем-то. Может, и правда с шерстью?
Она опять сунула руку под дамастовое покрытие, вытащила еще одну горсть пуха, и вдруг брови ее удивленно поползли вверх.
— А это что? Пух с бумагой, что ли?
Заведующая наблюдала за ее действиями с растущим беспокойством. Из глубин одеяльца контролерша извлекла большой ком мокрого пуха, в котором виднелось несколько длинных зеленых бумажек, очистила одну из них от налипшего пуха и...
— Пресвятая Богородица! — сдавленным голосом произнесла заведующая.
Несколько минут обе, не шевелясь, с ужасом вглядывались в зеленые банкноты. Первой опомнилась заведующая. Она вскочила, перевернув стул, и крикнула душераздирающим голосом:
— Ничего не трогать! Ни к чему не прикасаться! Милицию! Свидетелей! Директора!
В присутствии комиссии, составленной из представителей почтовой, таможенной и милицейской служб, пуховое одеяльце с оригинальной начинкой было торжественно разрезано на мелкие кусочки. Выяснилось, что начинка состояла из пятидесяти шести стодолларовых купюр, издававших резкий селедочный запах.
— Неплохо! — одобрительно заметил поручик Вильчевский, услышав о сумме в пять тысяч шестьсот долларов. — Кто же отправитель?
В таможенной декларации и в адресе на посылке отправителем значился некий Иероним Колодзей, проживающий по адресу: Варшава, улица Дольная, дом номер тридцать четыре. Адрес был написан четко, шариковой ручкой, кривоватыми печатными буквами.
При внимательном изучении останков бесценного одеяльца было обнаружено, что один из швов дамастового покрытия распарывался и сшивался вновь вручную, причем старательно имитировалась машинная строчка.
Этот факт автоматически исключал из числа подозреваемых изготовителя и избавлял милицию от трудоемкой и наверняка напрасной работы по его выявлению.
— Теоретически одеяло могли фаршировать валютой прямо в мастерской, а шов распороть потом специально, чтобы на них не подумали, — рассуждал поручик. — Лично я в это не верю. Не будем терять времени. Малиняк, а ну-ка, быстренько слетайте к Колодзею. Может, сегодня все и выясним.
Сержант Малиняк слетал и, вернувшись, мрачно доложил:
— На улице Дольная в доме номер тридцать четыре размещается санаторий для нервнобольных. Нет там никакого Колодзея. И никогда не было. И ни одного Иеронима — ни среди больных, ни среди медицинского персонала. Никто из них в последнее время никаких посылок не отправлял, а на вчерашний вечер у всех алиби.
— Адресат! — бросил поручик.
Адресатом значился некий Улаф Бьернсон, проживающий по адресу: Стокгольм, Нюторстаген, 19/111.
Поручик больше не высказывал оптимистических прогнозов. Лицо сидящего рядом с ним представителя таможенной службы выражало простодушное удовлетворение от того, что не он милиционер.
Допросили весь персонал вчерашней смены главпочтамта. Никто не помнил человека, отправлявшего одеяльце, лишь одна сотрудница твердо стояла на том, что им был мужчина. К сожалению, никаких его примет она не запомнила. Зато все очень хорошо запомнили человека с рольмопсами — и оператор, и кассирша, и таможенница, и упаковщики. Из-за него остальные клиенты прошли незамеченными. Мрачный сержант Малиняк очень тонко подметил:
— Явится такой, устроит тарарам, из-за него все на свете забудешь.
Отдав должное проницательности сержанта, поручик Вильчевский решил побеседовать с подозрительным отправителем рольмопсов, ибо тот мог оказаться сообщником валютчиков. Следовало поскорее его разыскать.
По документам отправителем рольмопсов была женщина, но все в один голос утверждали, что на самом деле отправлял их мужчина. Таможенница легко вспомнила, что вместе с селедкой тот человек высылал еще одну посылку, а именно коробку шоколадных конфет. А поскольку отправление одной-единственной коробки конфет было явлением довольно редким, оно не только осталось в памяти таможенницы, но и позволило без труда установить личность и адрес отправителя, пана Соколовского.
Узнав фамилии Зоси и пана Соколовского, поручик разыскал в телефонной книге номера их телефонов и лично позвонил. Удивленные и обеспокоенные, они согласились немедленно прибыть на главпочтамт.
Пока они ехали, поручик, не теряя времени даром, распорядился поднять всю доступную документацию по таможенным декларациям и выявить те их них, где зафиксированы: Иероним Колодзей (отправитель) и Улаф Бьернсон (получатель), а также все выехавшие из ПНР за последнее время подушки, перины, стеганые одеяла и прочие мягкие предметы. Легко понять, с каким восторгом персонал главпочтамта засел за такую адову работу. Поручик же занялся свидетелями.