Дарья Донцова - Али-Баба и сорок разбойниц
Сначала она, как водится, захлюпала носом. Но потом ее осенило. Перед уходом она заглядывала на кафедру иностранных языков, чтобы отдать преподавательнице Ольге Марковне тетрадь на проверку. Для того чтобы достать ее, Алена вытряхнула всю сумку на стол. Естественно, конспект нашелся в самом низу. Кошелек мог остаться на кафедре.
Обрадованная Алена птицей полетела назад. В институте уже практически никого не было, шаги девушки гулко звучали в длинных извилистых коридорах старого здания. Алена добежала до кафедры, дернула ручку и обрадовалась: дверь оказалась незапертой. Очевидно, Ольга Марковна задержалась на работе, проверяя конспекты своих студентов.
Алена ворвалась в просторное помещение, поежилась от холодного ветра, невесть почему гулявшего по комнате, глянула машинально в сторону окна и завопила:
— Ой, что вы делаете!
Стоявшая в проеме распахнутого окна Ольга Марковна повернула голову. Алена вздрогнула. Лицо «немки» было иссиня-бледным, огромные глаза ярко выделялись на его фоне, губы, наоборот, по цвету слились со щеками. Вид у преподавательницы был безумный и одновременно жалкий.
Плохо понимая, что происходит, Алена бросилась вперед, стащила Ольгу Марковну с подоконника, захлопнула окно и сердито спросила:
— Вы с ума сошли, да? Так и выпасть можно, с пятого этажа слетите, ни одной целой косточки не останется.
Внезапно Ольга Марковна рухнула в кресло, уронила голову на руки и зарыдала, да так отчаянно, что у Алены защемило сердце.
Оглядевшись вокруг, она заметила на столе заведующей кафедрой свой кошелек и бутылку с минералкой, подошла, взяла боржоми и наткнулась на листок бумаги. Там была одна-единственная фраза, написанная четким, «учительским» почерком: «В моей смерти прошу никого не винить».
Бутылка выпала у Алены из рук.
— Офигели, да? — по-детски воскликнула она. — Разве можно себя жизни лишать!
Внезапно Ольга Марковна перестала рыдать.
— У меня нет выхода, — глухо сказала она, — зачем ты сейчас тут оказалась? Знаешь, как трудно было решиться влезть на этот подоконник?.. Что мне теперь делать?
— Лучше домой езжайте! — воскликнула Алена. — Давайте я вас до метро провожу.
— Нет, — закричала Ольга Марковна, — никогда! Там Роман!
И, зарыдав, она стала рассказывать. Алена чуткая девушка, ей сразу стало понятно, что преподавательнице нужно дать возможность выплеснуть наболевшее. Очень скоро Алена поняла, в чем дело. Как это ни банально, но речь шла о любви.
Романом звали мужа Ольги Марковны. Он был моложе жены на пять лет и, несмотря на возраст, уже защитил докторскую диссертацию. С Ольгой Марковной они были женаты восемь лет и жили относительно счастливо. Оля обожала красивого, талантливого супруга, гордилась его научными достижениями и вся раздувалась от гордости, когда слышала от кого-нибудь: «Ну, Роман далеко пойдет, быть ему академиком и ректором».
Единственным пятном в счастливой семейной жизни была свекровь Анна Павловна. Она с первого дня не приняла невестку. Матери не нравилось в любимой сына все: возраст, рост, вес…
— На кой тебе сдалась тощая дылда, выше тебя на голову и старше в два раза? — патетически восклицала она.
— Мамочка, — увещевал скандалистку сын, — Оле всего на пять лет больше, чем мне, и она выше меня лишь на два сантиметра!
Анна Павловна поджимала губы и оставалась при своем мнении. За восемь лет совместной жизни она не сказала невестке ни одного приветливого слова, ни разу не похвалила ее, не сделала даже дежурного комплимента. Зато малейшие промахи Ольги служили поводом для ее злобных замечаний. Когда Оля, случайно поставив горячую сковородку мимо подставки, сожгла пластик на столе, Анна Павловна мгновенно позвонила Роману на работу и зарыдала:
— Горим! Кошмар! Твоя жена устроила пожар!
Если Оля вешала на балконе выстиранные вещи, то ее белье и блузки частенько оказывались на грязном полу.
Еще Анна Павловна любила причитать при виде любого ребенка:
— Да, хочется мне внуков понянчить, но не видать мне этой радости. Какие уж тут дети, если у невестки климакс!
Услыхав это заявление, Роман вскипел и сказал:
— Мама, не пори чушь! Оле тридцать три года!
— И что? — не сдалась Анна Павловна. — Климакс может и в двадцать пять наступить. Больная она вся, вон какая худая, страх смотреть. Ты бы поосторожней, сы́ночка, а то еще подцепишь заразу.
Представляете теперь, как удивилась Ольга, когда летом дорогая «мама» вдруг стала проявлять о ней заботу. Все разговоры о возрасте, болезнях, уродстве, глупости и профессиональной непригодности невестки были прекращены. Ольга терялась в догадках: что случилось со вздорной бабой? Отчего она больше не морщится при виде Оли? Недоумение рассеялось осенью. Как-то раз, воспользовавшись отсутствием Романа, Анна Павловна вошла в комнату к Ольге и с порога заявила:
— Я знаю, ты меня ненавидишь!
— Что вы, — принялась отбиваться невестка.
— Не лги, — рявкнула свекровь, — только из двух зол выбирают меньшее, поэтому я и пришла поговорить с тобой. Как это ни странно, но я к тебе привыкла, знаю, чего от тебя ожидать, а к этой…
— Вы о чем? — поразилась Ольга.
Анна Павловна с явной жалостью взглянула на нее.
— Ты и впрямь дура. Ну-ка отвечай, сколько времени Роман с тобой не спит?
Ольга вспыхнула огнем:
— Это наше дело.
— Нет уж, — отбрила ее свекровь, — теперь и мое тоже.
— Он очень устает, — Оля попыталась оправдать холодность супруга, — да и мне секс не слишком нужен.
— Девка у него есть, — рявкнула старуха, — прошмандовка, молодая да ранняя. От такой добра не жди! На ходу подметки отрежет и выбросит, сучка!
— Вы с ума сошли, — прошептала Оля, — хотите меня до инфаркта довести, да?
Анна Павловна хмыкнула:
— Роману все равно судьба женатым быть, так пусть уж лучше с тобой горюет, чем с этой, прости господи. Ты глаза разуй, кулема. Где он сейчас, по-твоему?
— В библиотеке, — пролепетала Оля.
— В какой? — не отставала свекровь.
— В научной.
— Поезжай, проверь.
— Но…
— Отправляйся, говорю, — настаивала Анна Павловна.
— Но что скажет Рома, — отбивалась Оля, — он спросит, зачем я приехала…
— Не спросит, — брякнула свекровь.
— Почему?
— Его там нет! Впрочем, если я ошибаюсь, тогда скажи, что мне стало плохо с сердцем, вот, дескать, я и приказала привести сына домой.
С этими словами Анна Павловна буквально выпихнула Ольгу на улицу. Та добралась до библиотеки, обошла все закоулки и не нашла мужа, более того, тетка, сидевшая на выдаче книг, равнодушно сообщила, что Романа она тут давно не видела.
В самом скверном настроении Ольга вернулась домой, а когда около одиннадцати вечера в квартире появился муж, бодро потребовавший ужин, она тихо поинтересовалась:
— Где ты был?
— Странный вопрос, Олюнчик, — ответил тот, с жадностью поедая котлету, — естественно, в библиотеке.
И он начал подробно рассказывать, какую интересную книгу читал весь день, как она нужна для его исследования…
В конце концов Ольга не выдержала и ляпнула:
— Я была в библиотеке и тебя там не нашла!
Роман осекся и спросил:
— Что тебя понесло в институт? Ведь занятий у тебя сегодня нет.
— У Анны Павловны заболело сердце, и она меня отправила за тобой, — пояснила Оля.
— Куда отправила? — переспросил Роман.
— В библиотеку.
— Какую?
— Нашу, научную.
Роман улыбнулся.
— Правильно, там меня не было.
— Где же ты был?
— В Ленинке, в профессорском зале.
— Но утром ты заявил: «Я еду в институт».
— Точно, первую половину дня я там работал, потом узнал, что нужной книги нет, и уехал.
Оля предпочла поверить мужу, она выкинула из памяти слова институтской библиотекарши о том, что Рома давно не ходит в читальный зал.
Впрочем, Роман теперь по вечерам стал сидеть дома и вновь начал проявлять к жене сексуальный интерес. Анна Павловна ходила по квартире с губами, сжатыми в нитку, и бурчала:
— Дура, ох какая дура.
Казалось, гроза пронеслась над семьей, так и не разразившись, но сегодня утром грянул гром.
Роман зашел около полудня на кафедру к Оле и сквозь зубы сказал:
— Пошли в курилку.
Оля удивилась, но отправилась с некурящим мужем под лестницу. Там не было ни одной души. Роман толкнул жену, та пошатнулась, чуть не упала и воскликнула:
— Рома, ты с ума сошел?
— Я все знаю, — прошипел он, больно выворачивая ей запястья, — думала скрыть от меня? Ан нет, нашлись люди, открыли мне глаза.
— Ты о чем? — растерялась Ольга.
— О ком! — взвизгнул всегда спокойный, как удав, Рома. — О твоем любовнике, дрянь!
Оля сначала потеряла дар речи, потом вскрикнула:
