Пьер Сувестр - Любовные похождения князя
Молодой человек расхохотался во все горло:
– Вот кто не прост, так этот шутник! Представляю, что будет в префектуре, если я вдруг надумаю раскрыть им тайну, к которой они не знают, как подступиться!..
Тут молодой человек спохватился:
– Нет, ни в коем случае! Я забываю, что мне нельзя туда и носа показывать; тому есть несколько причин, но самое главное, что раз уж преступление приписано Фантомасу, важно пустить по ложному следу и общественное мнение.
– Но, – продолжал молодой человек, останавливаясь, чтобы лучше собраться с мыслями, – но долго обман не продлится. Труп не находится, даже личность пропавшего не установлена. Досадно! Вот если бы покойник был важной персоной…
Молодой человек, который останавливался поразмышлять над различными соображениями, роящимися у него в голове, быстрым шагом двинулся дальше, лицо его просветлело. Безусловно, он нашел необыкновенное решение, разработал удивительный план, изобрел неслыханную программу действия, поскольку, пьяный от радости, размахивая руками и рискуя привлечь внимание прохожих, внезапно изрек, словно бросая вызов невидимому противнику:
– Черт побери! Прекрасный ход! Умерший писатель стоит четырех живых. Теперь опять вернемся к отейскому преступлению… Мнимая жертва – не знаменитость, так клянусь, завтра же утром она ей станет! Посмеемся над шутником!..
Эти странные слова канули в пустоту, коснувшись слуха равнодушных прохожих, они не задержались в их памяти.
Тем временем молодой человек, дойдя до метро, опрометью кинулся на станцию…
Только что пробило одиннадцать, и редкие прохожие, очутившиеся в этот поздний час в окрестностях моста Гренель, при желании могли бы заметить, как из получившего трагическую известность дома, где был убит рабочий Морис, крадучись, выскользнули две фигуры, которые пошли по авеню Версаль.
Это были Бузотер и его недавний приятель.
Они встретились, как было условлено, и бродяга, дождавшись, когда в доме потух свет, а именно десяти – так было заведено из соображений экономии, – провел посетителя в комнату, где, по всеобщему мнению, был обезглавлен Морис.
На самом деле Бузотер, присвоивший себе обязанности «официального экскурсовода», дурачил своих клиентов – в трагической комнате не было ровным счетом ничего интересного. Залитый кровью паркет был вынут, вещи штабелями сложены в шкафы. Не оставалось ничего – ни страшного, ни любопытного, что могло бы удовлетворить заманенных бродягой любителей.
Правда, и плата за вход была умеренной; хоть Бузотер и запрашивал два франка, ничего не стоило уломать его и сговориться на пятьдесят сантимов!
Итак, заплатив по твердой цене, субъект, которого Бузотер упрямо именовал Авессаломом, не стал негодовать, совсем наоборот.
Он кропотливо обследовал комнату, кажется, даже сделал какие-то замеры, осмотрел все углы.
Тем временем Бузотер что-то талдычил вполголоса, словно отвечал вызубренный урок. Он пересказывал газетные заметки, рисующие подробности убийства…
Не страдая от недостатка воображения, он многое прибавлял от себя. Послушав его, можно было подумать, что преступление совершилось на его глазах!
Когда Бузотер витийствовал, он был настолько поглощен своим рассказом, что не замечал, чем занимаются его слушатели. Удели в этот вечер Бузотер несколько меньше внимания собственной особе и несколько больше клиенту, он бы увидел, что молодой человек под предлогом детального осмотра помещения предается странному занятию.
Незнакомец украдкой рассовывал по комнате – в книги, в одежду, в сваленные в беспорядке вещи – листки бумаги, рваные тетради, письма, странные документы…
Бузотер ни о чем не догадывался и, несколько мгновений спустя провожая своего таинственного приятеля до перекрестка, совсем не подозревал, что это загадочное посещение и ловко подсунутые на место преступления бумаги приведут к необыкновенным событиям.
Бузотер даже не уловил смысла странной фразы, которую твердил незнакомец:
– Посмеемся над шутником! Хуже никому не будет, а мне польза… Определенно, я еще посмеюсь.
Два дня спустя почтенная директриса «Литерарии» мадам Алисе, вся запыхавшись, поднималась на шестой этаж скромного, но элегантного дома на улице Лепик.
Здесь проживал актер Мике, тот самый актер, которого она рекомендовала виконтессе де Плерматэн; его и решила навестить мадам Алисе.
Разумеется, встречена она была самым приятным образом. Мике знал, насколько важно для него расположение достойной женщины. Проводив ее в гостиную, он тут же осведомился:
– Чем могу служить, дорогая мадам? Чему обязан счастьем видеть вас? Вам нужна моя помощь?
– Вот именно. Я хочу вас попросить заняться кое-какими поисками!
Актер Мике поднялся и, приняв театральную позу, произнес:
– Клянусь сделать все, что в моих силах, дабы доставить удовольствие симпатичнейшей, милейшей и добрейшей директрисе «Литерарии»!
Мадам Алисе захохотала; славная толстуха была веселого нрава и от души потешалась над шутками Мике, который, питая к синему чулку искреннюю привязанность и зная ее склад ума, всегда умел ее рассмешить.
– А в чем, собственно говоря, дело? – поинтересовался он. – И чем я, скромный комедиант, могу быть полезен могущественной и знатной даме, директрисе «Литерарии»?
Мадам Алисе еще не отсмеялась.
– Вы будете удивлены. Впрочем, над этим грешно смеяться. Так в чем, говорите, дело? Дело, дорогой мой, в одном гильотинированном…
– Черт!..
– Которого надо найти!
– Что-что?
– Вот именно то, что я сказала. Не воображайте, Мике, что я потеряла голову… наподобие моего гильотинированного! Лучше послушайте. Уверяю, это может представлять некий интерес и для вас, и для «Литерарии», и для меня.
Мике опустился на стул, последние слова мадам Алисе привлекли его внимание. Он знал, что директриса «Литерарии» о делах говорит серьезно.
– Слушаю вас, мадам, что за гильотинированного надо найти?
– О, он не совсем гильотинированный, ну да ладно! Для начала послушайте. Вы, конечно, читали в газетах о необычайном происшествии, загадочном убийстве на набережной Отей, которое случилось пару дней назад?
– Да, мадам. Читал. Про несчастного молодого человека, которому в собственной комнате отрубили голову…
– Тело которого видели соседи и которое, пока ходили за полицией, таинственным образом исчезло. Как раз об этом убийстве я и хочу с вами побеседовать. Знаете, как проходило следствие?
– Нет, не знаю. Я не следил за прессой.
Мадам Алисе погрозила пальцем:
– И совершенно напрасно! Надо быть в курсе событий. Тогда слушайте. Когда явился комиссар, стали повсюду искать труп и в конце концов пришли к выводу, что он был сброшен в Сену… Затем, на следующий день исследовали дно, привлекли водолазов, разослали депеши по шлюзам, одним словом, предприняли все возможные меры, но ничего не обнаружили.
– Ну и ну!
– Да, любопытно! Но именно так все и было! «Столица» по этому поводу всласть поиздевалась над сыскной полицией… Согласитесь, она и впрямь оказалась не на высоте, уже шесть дней прошло, а убийца не только не установлен, но нет даже самой приблизительной версии преступления.
Мике покачал головой.
– Однако кажется, – произнес он, – порывшись в прошлом, установив связи жертвы…
– Вот именно! Я чувствовала, что вы это скажете. Здесь как раз начинается невероятное. Итак, дорогой мой Мике, тело несчастного найти не удалось, но имя-то его было известно. Некто Морис, который выдавал себя за рабочего, специалиста по воздушным шарам…
– Как это «выдавал»?
– Да, выдавал, поскольку в этом не было ни капли правды. Представляете, на следующий день после убийства комиссар обыскал комнату – ничего… Проходят дни – новый обыск… А вчера в четыре, к моему несказанному изумлению, я увидела у себя в редакции, на улице Пресбург, кого бы вы думали?..
– Черт! Понятия не имею!
– Инспектора полиции! Вот именно! И он сказал: «Сударыня, вы, конечно, читали о подробностях преступления, которое было совершено на набережной Отей в отношении некоего Мориса?» Я кивнула. «Так вот, сударыня, некто Морис – это не кто иной, как ваш автор, поэт Оливье. Что вам о нем известно?»
Мике казался оглушенным, ошарашенным…
Мадам Алисе продолжала:
– У меня, конечно, челюсть отвисла! Я же вам про Оливье все уши прожужжала, говорила, что ничего о нем не знаю, в глаза не видала, наши отношения исчерпывались перепиской… Я первым делом спрашиваю полицейского: «Каким образом вы узнали, что это Оливье, ведь он называл себя Морисом?» А полицейский мне отвечает: «Только что в его комнате обнаружены рукописи, подписанные Оливье, письма, бумаги, наконец удостоверение личности!.. Вдобавок, несмотря на все старания, мы так и не смогли отыскать фирмы, где некий Морис был, так сказать, рабочим по шарам!..» Полицейский поведал и другие детали, неопровержимо доказывающие, что несчастный Морис – это был бывший сотрудник «Литерарии» Оливье.
