Маша Стрельцова - Смесь бульдога с носорогом

— Да пусть катятся со своим сыночком, сделанного не вернешь, — горько вздохнула я.

— Но позвольте, — возмутилась мать, — я это так не оставлю.

— Мать, считай что ее мольбы меня растрогали и я вспомнила твои проповеди. Пусть идет, поступим как подобает христианам.

— Вы не заявите на Николяшу? — недоверчиво спросила Анна Константиновна.

— Бог ему судья, — поджала я губы, — и пусть больше никогда стихов не пишет.

— Миленькая вы моя, — снова кинулась она ко мне.

— Идите, — отодвинулась я, — а то передумаю.

Дверь за ней тут же схлопнула, а мать утерла выступившие слезы и растерянно сказала :

— Маняша, но как же это оставить без ответа, доченька?

— Мать, ты Ирку Бочарикову помнишь? Хочешь чтобы и со мной так же было?

Мать молчала, глядя на меня глазами больной собаки. Ирка Бочарикова, моя одноклассница, была изнасилована одним подонком в восьмом классе, и оказалось, что это еще полбеды. Бедная Ирка боялась выйти на улицу — окрестная ребятня принималась скандировать «Ирка — рваная дырка», в школе от нее сторонились, а суд стал настоящим кошмаром. Бедную девчонку раз двадцать заставили описать прямо в зале суда при всем честном народе тот насильственный половой акт в мельчайших подробностях — как он ее повернул, под каким углом ввел член и сколько раз им двинул внутри нее.

— Хочешь чтобы как у нее получилось? — переспросила я с нажимом.

— Но что же делать? — мать схватилась за сердце и заплакала.

— Мама, — твердо сказала я, — больше — никаких смотрин, я помру старой девой, потому что смотреть после сегодняшнего на мужчин я не смогу. А теперь я пошла домой, мне надо принять ванну и вообще… осмыслить.

— Манечка, — губы у матери дрожали, — если бы я только знала, кого привела в свой дом, если бы я только знала. А таким приличным казался.

— Мама, не переживай, — я чмокнула ее в щечку. — Я это перенесу. Я большая девочка, не волнуйся.

Не хватало чтобы у матери давление поднялось из — за моей шалости.

— Постой, дам тебе хоть какой халат, не в этом же рванье пойдешь, — мать как всегда была права. В пылу я чуть не ушла в разодранном платье. Не долго думая, мне выдали ситцевый застиранный халат в гнусную фиолетовую клетку, я переоделась и вышла во двор. Там я набрала номер сотового Ворона и попросила меня забрать.

— Ого, — ухмыльнулся он, смерив меня взглядом с ног до головы, — ты я смотрю все хорошеешь и хорошеешь. Где платьице отхватила?

— Не твое дело, — огрызнулась я. — Ты насчет дела поговорить хотел? Так говори!

— Ну, я думал посидеть в ресторанчике, обсудить, не с наскока ж решать.

— В ресторан меня в этом рванье не пустят, — отрезала я, — так что придется в походных условиях. Для начала — за двести тысяч я и с кровати не встану. Четыреста меня устроят.

Я надеялась что на эти деньги я все же смогу устроить себе Барселону и мальчиков с темной кожей и жесткими членами.

— Маш, не зарывайся, — ровным голосом произнес он. — Двести тысяч — за глаза. И то если от тебя действительно будет толк.

— Тебе может и за глаза, а мне нет, у меня запросы большие, — объяснила я ему. — А насчет толка — так все знают, что я работаю честно и за просто так денег не беру. Если взяла — значит, заработала.

— Двести, или согласна или нет. Я тебе не хачик с мандаринами, так что никаких торгов, — спокойно сказал Ворон.

— Значит, мы не договорились, — констатировала я.

Ворон ничего не сказал.

До самого дома мы ехали молча. Я кляла себя на все корки — решила сорвать побольше, а нефига не получила! Что, двести тысяч зеленых на дороге валяются? Однако взять и просто так сказать — черт с тобой, давай свои деньги — мне гордость не позволяла. Приходилось надеяться, что Ворон все же еще повторит свое предложение.

— Как жених? — спросил Ворон, когда мы въехали в мой двор.

— Изгнан с позором.

— А мама что? — осторожно спросил он.

— О тебе вряд ли вспомнит, — улыбнулась я.

— Насчет двухсот тысяч ты так и не подумаешь? — не меняя тона спросил он.

— Ладно, черт с тобой! — лениво ответила я. — Сделаю тебе скидку на бедность.

Проклятая жадность, ну почему я не откусила себе в тот момент язык или временно не онемела?

— В таком случае объясни, что ты планируешь сделать, чтобы заработать эти двести тысяч?

Ворон к этому времени припарковался перед моим подъездом и повернулся ко мне. Я на миг задумалась и наконец сказала:

— Все просто — основная проблема в том, что никто не знает где пропавший общак, так?

— Ну, — нетерпеливо кивнул Ворон.

— Так что моя задача — просто выяснить это и сказать тебе. Все. Этим я тебе деньги отрабатываю полностью. Согласен?

— Надо подумать…, — протянул он.

— А что тут думать? — удивилась я. — Сказать где они — я тебе скажу, но вот если они окажутся, допустим, в личном особняке губернатора, я туда что, сама прорываться должна? Нет уж, я девушка слабая, хрупкая, все силовые решения — на тебе, дружочек.

— Ну а если ты мне скажешь неверное место, где они лежат?

— Не задавай глупых вопросов, — отрезала я. — Если бы я так халтурила, меня бы давно закопали, я что, первый день с вашим братом работаю?

— Ну так — то да, — задумчиво протянул он.

— Тогда завтра созвонимся и приготовь деньги, — велела я.

— Что, сразу так и скажешь где бабки лежат? — недоверчиво нахмурился он.

— Все возможно, может и скажу. Но в любом разе половина суммы в задаток не помешает.

— Будет результат — будут и деньги, — усмехнулся он.

— Я тебе не хачик с мандаринами, чтобы торговаться, — ехидно процитировала я его же. — Так что приготовь деньги, и не волнуйся, со мной не пропадешь.

И я не дожидаясь ответа выпрыгнула из джипа.

— Во сколько позвонить? — донеслось вслед.

— Сама позвоню, — небрежно помахала я рукой.

Дома меня встретила Маруська, мирно стучащая по клаве ноутбука в кухне.

— Как встреча прошла? — хмуро поинтересовалась она.

— Отлично, жених скомпрометирован, больше смотрин не будет.

— Мда, молодец, — меланхолично протянула она, отстукала мессагу и спросила: — Слушай, мож с Серегой — то развестись, как думаешь?

— А зачем?

— Так у меня вон какие мальчики к себе зовут, — кивнула она на ноутбук. — Швейцария, Франция, Германия, выбирай любого.

Я щелкнула кнопкой чайника и вскользь заметила:

— А как планируешь собственные короткие ноги и отсутствие моей талии объяснять?

— Мдааа, об этом я и не подумала, — приуныла она. — Но, может, не заметят?

Я красноречиво промолчала. Мои абсолютно модельные ноги, особенно на пятнадцатисантиметровых каблучках и талию в пятьдесят восемь сантиметров трудно попутать с Маруськиными данными.

— Или скажу что поправилась, делов — то!

— А так же съежилась до полутора метров, — понимающе кивнула я, насыпая в чайничек липтон из железной банки. — Кружки сполосни лучше.

— Блин, я ничего не понимаю, — досадливо сказала она, — почему мы раньше были одинаковыми, маленькими и черненькими, а теперь тебе и ноги от ушей, и коса до колен, а я как была такая и осталась.

— Так ты тоже обесцветься, не будешь черненькой, — предложила я.

— Ага, и ноги нарасти, — усмехнулась она.

— Зато у тебя мужиков как грязи, а у меня так, случайные редкие связи, — ухмыльнулась я в ответ.

Маруська повеселела, нехотя оторвалась от лэптопа, а я заварила чай, подождала пару минут и разлила его, ловко кинув в Маруськину кружку клофелинку — прости меня, дорогая подружка, второй день травлю, но что поделаешь?

Спустя полчасика я подоткнула Маруське пушистый плед, послушала ее сонное дыхание и пошла на лоджию — деньги следовало начать отрабатывать. Там я расстелила отрез черного сатина и принялась споро чертить по нему тонкой свечой из церкви. Первым делом я начертила два круга, один в другом и написала в нем имя: Рафаэль. Несколькими взмахами проставила в углах маленькие крестики, перевернула ткань, сделала то же на другой стороне, однако в маленьком кружке написала на этот раз свое имя. Потом достала из клетки припухшего попугая, поморщившись, отрубила на чурбачке ему голову и окропила кровью пантаклю. Самая жуткая часть — в первый раз я несколько часов не могла топорик опустить, рыдала над той курицей. Сейчас не рыдаю, но один фиг считаю что это мерзко.

После чего прикрыла глаза и отпустила силу. Чувствуя, как заструилась она по венам, я прошептала:

— О славное имя великого Бога живого …

Сила моя изменила направление.

— … которому от начала времен принадлежит все существующее, и я, твоя слуга Магдалина.

Сила отколола и впитала в себя кусочек моей души…

— Предвечный отец, — благоговейно шептали мои губы, — умоляю, пошли мне твоего Ангела сновидений, имя которого написано в круге пантакля .

Сила свернулась, как змея, приготовившаяся к броску.