Маргарита Южина - Закажи себя сам!
– Расскажите нам, с кем дружил ваш сын, кто приходил к нему в гости? Может быть, вы вспомните какие-то имена, нам все важно.
– Да… ничего такого я и не помню, – заволновалась отчего-то мать Эдика. – Он был хорошим мальчиком… Всегда меня слушался… а друзья… да у него и не водилось никаких друзей, с чего вы взяли?
Люся переглянулась с Василисой – госпожа Серовская явно чего-то недоговаривала.
– Но позвольте… Как же – такой успешный, красивый молодой человек, и не было друзей? А девушки? – наседала Люся. – Вот вы только что спутали Василису с его девушкой. И кто эта девушка?
Василиса ее тихонько толкнула в бок:
– Я ж говорила, что мне этот платок ужасно к лицу! Кхм… да! А кто эта девушка? – уперлась она взглядом в Серовскую.
– Девушка? – испуганно заморгала та. – А… и не было никакой девушки! Вернее, приходила, но… не одна, каждый раз разные, а где их всех запомнишь! Вот я и… Я всегда ему говорила – зачем тебе столько девиц? На них же уйма денег уходит! А он… Господи, да разве родителей кто-нибудь слушает!
И женщина горько всхлипнула, приложив к глазам чистенький аккуратный платочек.
– Еще вот меня любопытство разобрало – а разве он не был женат? – невинно спросила Василиса.
– Женат? – вскинула женщина на нее покрасневшие глаза. – С чего вы взяли? Он совсем не был готов к женитьбе!
– Ну… возможно, вы не знали, а он собирался жениться? – осторожно спросила Люся.
– Господи, да на ком?! – выкрикнула мать. – Если б у него все путем было, да разве ж я!.. И жили бы у нас, кто ж запрещает! У нас две комнаты, места б всем хватило… Так он… Сначала все от армии бегал, потом вроде успокоился, а потом… Не хотел он жениться. Говорил: «Мать, я сначала сам на ноги встану, а уж потом себе на шею жену посажу». И вот такое отношение… Он же во всякой девушке видел только… как же сказать-то… Ну боялся, что она за его счет жить станет. А он ведь и сам только-только стал зарабатывать. Ему эта копейка знаете каким трудом доставалась!
– Не знаем. Каким? – быстренько вклинилась Люся.
Женщина горько вздохнула и махнула рукой.
– И не передашь… Он ведь всю жизнь хотел на хорошую работу устроиться, а его нигде не брали – всем подавай с высшим образованием, да чтобы еще с опытом!
– Ну… устроился бы грузчиком… или шофером, – вспомнила Василиса.
– Ну вы совсем, что ли? – возмутилась женщина. – Как это Эдик – грузчиком?! Вы его самого-то видели? Там же – картина!!! И как с такой красотой мешки таскать?! Он же… он был просто создан для большого экрана! И всегда о нем мечтал! Даже один раз поступал в институт искусств, в наш, в городской. Но… что-то там не выучил или не прочитал… там же надо было наизусть учить стихи какие-то, басни… А когда Эдику учить? Я вам так скажу – у нас там никакого блата не было, вот он и не прошел! А если б папа работал режиссером каким, его б с руками-ногами ухватили! Он же – картина!!
– Вы говорили, – мотнула головой Люся.
– Но… есть на свете правда, – торжественно усмехнулась женщина сквозь слезы. – Его неотразимую внешность все же заметили. Да и не могло быть по-другому! В последнее время его буквально не отпускали со съемочной площадки. Он и в рекламах снимался, и так…
Люся насторожилась.
– Как, простите, так? В рекламах, а еще где?
Женщина призадумалась на одну секундочку, а потом накинулась на Люсю с новым пылом:
– Ну, я ж говорю – его в рекламе снимали! Потом еще это… домашнее видео… и на сотовый телефон друзья снимали.
– А это видео можно посмотреть? – уцепилась Люся за ниточку.
– Да как же я вам покажу, если все видео на дому у тех друзей!
– А… вы нам их адресок не подскажете?
– Н-нет… я ж вам уже сказала – не было у него никаких друзей! Чего вы меня путаете? – занервничала женщина.
– Позвольте, но кто же его тогда снимал на домашнее видео? – прицепилась настырная Люся.
– Да откуда я знаю! – окончательно разволновалась Серовская. – Обычные люди снимали! Прохожие! Мне так Эдик и говорил: «Мама, меня сегодня прохожие попросили с ними сняться на камеру из-за красоты моей необыкновенной!» Ой, да я теперь уже ничего не помню! Чего вы меня мучаете?! Или вы немедленно уходите, или я вызову ваших друзей – милицию!
Мать Эдика и в самом деле трясло. Челюсть отбивала чечетку, руки ходили ходуном, колени тряслись так, что даже стукались друг о друга. Казалось, женщина сейчас сожмется и начнет, как от мороза, дышать себе в ладошки, а между тем в доме было нестерпимо жарко.
– Я… я сейчас… позвоню… вы не знаете номер милиции? – уже слабо соображала Серовская.
– Я вам скажу номер, вы только не волнуйтесь. Мы сейчас уйдем. Вы ложитесь. И вызовите врача… – посоветовала Василиса. – Может быть, пока соседку позвать?
– Да-да… я сейчас сама… я позову…
– Нет, я все же стукну, – на всякий случай предупредила Василиса и выдернула подругу из прихожей Серовских. – Давай стучи соседке!
Подруги попросили посидеть с Серовской крепенькую старушку из соседней квартиры и только после этого покинули дом несчастной женщины.
– Чего это она? – удивленно спросила Люся, когда они остановились возле подъезда. – Колотится вся, нервничает…
– Ой, Люся, меня от тебя уже давно колотит, – шмыгнула носом Василиса. – Чего ты на нее буром поперла? Видела ведь – женщина в горе, сына потеряла, а ты со своими бестактными вопросами! Ну надо же как-то помягче!
– Как она тебя – дверью, а? – напомнила Люся. – Между прочим, она тебя спутала с какой-то пассией Эдика и была страшно разгневана. И почему, спрашивается?
Василиса поправила платок на голове и поежилась – холод не щадил.
– Ну почему-почему… Может, эта девчонка не пришла на похороны Эдика, а мать обиделась, ну и…
– Но ведь она говорила, что ни одной девушки не запомнила. И потом… если она тебя спутала с девушкой, почему тогда назвала старым корытом?
– Ой, Люся, я прям и не знаю – с чего это она так взъелась! И старым корытом тебя, и лошадью, и что пора на тот свет… Вообще! Неважно выглядишь, Люся, я давно тебе хотела сказать, – охотно поддержала подругу Василиса.
– Вася! – остановилась Люся. – Ты меня не путай. Это она тебя, а не меня старухой называла! И про лошадь – тоже тебя! Только почему старухой, никак не пойму…
Василиса пожала плечами:
– Ну… она же меня с девушкой его спутала, а потом… Вероятно, сообразила, что девушке немного моложе быть полагается, а мне, сама понимаешь, уже тридцать пять!
– Вася!! Ну хватит, а!! Ну сколько можно врать-то?! У тебя же язык отсохнет! Какие тридцать пять, когда твоему Пашке уже тридцать три стукнуло!!
Василиса сморщилась.
– Ты нудная, Люся. Женщине столько лет, на сколько она выглядит.
– Вася, – задушевно взяла подругу за пуговицу Людмила Ефимовна. – Я тебе честно скажу, на тридцать пять ты не выглядишь. Я тебе скажу больше – ты и в тридцать пять лет выглядела на пятьдесят, потому что на башку всякую ересь напяливаешь! Иди уже, горе мое!
Люся собиралась домой, но Василиса настояла, чтобы они забежали к Ирине – судя по адресу, ее дом находился совсем недалеко.
– Вася, у тебя уже весь нос синий. Ты похожа на баклажан, – упрямо тянула подругу домой Люся.
– Кому нужно разглядывать мой нос? – тянула Василиса подругу в сторону незнакомого дома. – Люди смотрят мне в глаза и видят… Да черт знает, что они там видят, давай быстрее шагай, горе одно с тобой…
Ирина была дома. Открыв двери, она тут же открыла рот от удивления:
– Василиса Олеговна? А это с вами кто?
– Это так… ходит со мной всегда, – отмахнулась Василиса. – Ирина, ты нас чаем не напоишь? А то у меня уже весь баклажан посинел, на нос похож…
Ирина кивнула и отошла в сторону, приглашая войти.
– Только у меня мама больная, инсульт у нее, уже второй год не поднимается. Вы в кухню проходите.
Женщины аккуратно разулись и тихонько прошли в маленькую ухоженную кухню. То, что в доме больная, ощущалось сразу – по квартире витали аптечные ароматы.
– Василиса Олеговна, вы сегодня так изумительно выглядите, – заметила новшество в наряде Василисы девушка. – Вам так идет этот платок. А вы не пробовали сверху надевать эдакую таблеточку? Очень элегантно будет смотреться.
– Нет, – зарумянилась Василиса. – Я думаю, таблеточка меня будет старить. Все же их носили во времена Второй мировой…
– Ой, боже мой! – всплеснула руками Ирина. – Да мало ли что и когда носили!
– И все же – нет. Этот наряд я подсмотрела у одной очень богатой особы…
– Эта особа наверняка не торчала на остановках, поэтому ей можно и в шелковом платочке… – проворчала Люся. – А вот тебе твою слабую голову поберечь бы надо. Тем более, в твоем грустном возрасте!
– Это почему мой возраст грустный?! – даже подскочила Василиса. – У меня как раз… как раз самое веселье началось! За мной кавалеры теперь просто стаями! Ирина! Ну скажите же этой медузе, как за мной ухаживали Эдик и Антон, царствие им небесное! Они же!.. Они же пыль с меня сдували! Пылинки!
