Ольга Степнова - Беда по вызову
Ритка элегантно выругалась. Она всегда ругалась изысканно, как умеют только женщины в форме и звании.
— У меня сегодня день такой. Ночью по тревоге подняли. Схватила тревожный чемоданчик, пошвыряла в него, что под руку попалось, и на работу. Проверяющий открыл, а там трусы с дыркой. Вся ментовка от смеха корчилась.
— Ничего не понял. Еще раз.
Ритка повеселела.
— Объясняю взрослым, служившим парням. Тревожный чемоданчик — это сумка, портфель, или дипломат, который в случае объявления учебной тревоги, всегда должен быть при тебе. А в нем: цветные карандаши, линейка, планшет (вдруг карту местности рисовать придется), зажигалка или спички, фонарик или свечки, запас еды на два дня и смена белья. Мне хорошее белье жалко брать, я что попроще всегда кидаю. А тут трусы с дыркой оказались. Мужикам нашим понравилось.
— Насчет белья не знаю, а еда — это правильно.
— Ага. Только у наших девушек — инспекторов ПДН, зарплаты мизерные, дети маленькие и холодильники частенько пустые. В чемоданчик пихают, что под руку попадется. У меня один раз шаром покати дома было, так я в тревожный чемоданчик кабачок сунула. Проверяющий мой портфель открывает, а там — кабак.
— Это что?
— Запас еды на два дня.
— Вы веготарианка?
— Да нет, я на диете.
— Да у вас и так фигура отличная!
У мужиков запас еды на два дня это — бутылка коньяка и презервативы.
— Стратегически, Ритка, тревожный чемоданчик — очень верная вещь. Даже с драными трусами. Уж я-то точно знаю! А здесь-то ты зачем?
— Вчера Панасюка, наконец-то, замели за хулиганство. Приехала его классному руководителю доложить.
Панасюк учился в 10 «а», был мелким, рыжим и очень шкодливым. Пакостничал он постоянно и самозабвенно, но поймать его с поличным не получалось, а сам он не признавался.
— Вчера привезли в инспекцию — громко матерился в кафе, хамил посетителям, оскорблял официантов. Инспектор Славина его колола-колола, а он в лицо ей смеется: «Не было ничего! Где свидетели?» Свидетелей не привезли. Славина уже пятнами красными пошла, руки трясутся. Два часа с ним провозилась, но пришлось отпустить. Пошла она покурить, успокоиться. Вдруг дежурный прибегает: с криком: «Славина! Славина! Панасюк ссыт! Панасюк ссыт!» Вся ментовка высыпала на крыльцо и поймала с поличным Панасюка, решившего помочиться прямо на милицейский газончик. И свидетелей прихватили — двух девушек с остановки, и протокол, наконец, составили за мелкое хулиганство.
— Задам я завтра Панасюку на физкультуре!
— Задай, Дроздов! От всего нашего ПДН!
Остаток дня я провел, разбирая мусор в мастерской, которую Ильич велел использовать под гараж. Там лежали горы старых досок, валялись банки из-под краски, трубы и даже обшарпанное пианино. Его я, подумав, оттащил в свой сарай. Для интерьера. Рон, как всякая нормальная собака, при виде большой мебели немедленно описался.
То, что получилось в мастерской, мне понравилось. Помещение оказалось большим и светлым, не хватало только смотровой ямы. Зато был шикарный въезд: ворота выходили прямо на улицу, а из школы сюда было не попасть. Почему у строителей школы возникло такое решение, я так и не понял.
Очень поздно вечером, погуляв собаку, я своим ходом направился к Ильичу. Решил прогуляться пешком, не пользоваться ни автобусом, ни маршрутным такси.
Ильич с кровоподтеком на лбу сидел все на том же диване, с тазиком, и вызывал сочувствие. Он по-прежнему отказывался от врачей, а на сообщение о грядущей «прокурорской проверке» в школе, беспечно махнув рукой, дословно процитировал Лилю: «У прокуроров тоже дети есть». Из чего я сделал вывод, что прокуроры должны быть бездетны, холосты, и лучше всего — сироты.
— Петька, мне не нравится этот наш боевик со стрельбой.
— А уж мне-то как не нравится!
Я не стал грузить его больную голову сообщением о том, что усатый капитан ГАИ не только не поделился с карьеристом Колей, но и содрал с того еще пятьдесят рублей за проезд. В результате чего рьяный журналист Коля решил докопаться до истины любым путем.
— Как ты думаешь, может нас просто попугали? — с надеждой спросил Ильич.
— Для того, чтобы что-то думать, я слишком мало знаю.
«И не хотел бы знать больше» добавил я про себя.
— Чтобы просто попугать, слишком уж все по-настоящему. Неприметная машинка, от которой не жалко избавиться, слежка, догонялки на 150, и потом, пуля-то точно настоящая. — Я потер плечо.
Ильич сник и забормотал:
— Что-то я не так делаю. Что-то не так.
Он очень постарел за эти сутки, из ядреного, хитроватого мужичка превратился в дряблого и потерянного. Мне было симпатично, что он не убивался по своему джипу, а оставаясь верным себе, пытался решить проблему своей безопасности всего за 500 рублей в месяц. Он явно не знал, делиться ли со мной своими секретами и, похоже, ломал над этим больную голову с утра. Я заварил ему чай, но он замычал отрицательно:
— Кусок в горло не лезет. Отваляюсь еще дня два.
Все-таки он мне ничего не сказал. Как и я тогда Мишке. Ладно, пусть соображает своим стряхнутым калькулятором. Мне чужие проблемы ни к чему. Мне своих хватает.
Я тихонечко, задворками, пригнувшись в ставшем плоским салоне, погнал RAV к школе. Сейчас такие битые машины никого не удивляют: ну, едет себе человек после аварии. Водители смотрят сочувственно, пешеходы — злорадно. Загнав машину в мастерскую, я осмотрел салон — работы невпроворот. На заднем сиденье валялась чудом уцелевшая литровая бутылка конфискованного «Флагмана». Я подивился такому явлению и сунул водку в карман.
Подходя к сараю, я с ужасом увидел, что в моем окне горит свет. Ключ я предусмотрительно спрятал утром в другое место. Неужели Татьяна опять принесла пирог, и мне теперь придется всегда таскать с собой огромную, тяжелую, железную отмычку от сарая? Интересно, как входить домой? Постучавшись? Там все-таки дама…Я с размаху пнул дверь ногой.
На моем лежаке, поверх Татьяниного ватного одеяла, лежала, вытянув длинные ноги, Беда. У нее на животе вместо ноутбука пристроился лохматый, и уже тяжелый Рон. Беда спала, не сняв с носа свои окуляры. Она храпела, как пьяный кузнец под дореволюционным забором. Я опешил, растерялся, разозлился и умилился одновременно.
— Рота, подъем! — гаркнул я, и она спокойно открыла глаза, как будто ждала именно такого пробуждения.
— У твоей собаки жуткий понос. Ты что, кормишь его свининой?
— Грибами.
— Я так и думала. Иди сюда, Рокки, засранец! — и она чмокнула мою собаку в нос. Рон, проигнорировав мое появление, стал вылизывать ее лицо вместе с очками. Она не только дрыхнет в моей кровати. Она называет мою собаку другим именем!
— А у тебя и правда есть рояль!
— Как ты сюда попала?
— Любой дебил догадается, что ключ спрятан за косяком.
— Ты сегодня вторая дебилка, которая не знает, что нельзя лезть в чужое жилище.
Она резко села на лежаке, и ее согнутые колени оказались выше головы.
— Вызови милицию! — засмеялась она.
Рон на меня залаял. Это, что получается — я у нее на крючке?
Я достал из кармана куртки чудом уцелевшую бутылку Флагмана, отвинтил крышку и стал пить из горлышка. Она смотрела на меня с интересом. Я завершил процесс, швырнув пустую бутылку в угол. Литра водки хватило, чтобы Беда показалась мне вполне ничего. У нее породистый нос. Я содрал с нее очки. Вполне красивые глаза — наглые и молодые. Губы — свежие и яркие.
Я оттянул ее кофточку, посмотреть — может и там ничего? Белья она не носила. Зато таскала на поясе электрошокер. Если бы не моя хваленая реакция, не притупленная даже водкой, она влепила бы мне вольт 150. Я отобрал игрушку.
— Ты опять путаешь тормоз с газом.
— А ты опять подставляешь свой зад.
— Выкладывай, как ты меня нашла и что у тебя с этим Колькой.
— Таких драных «ауди» в городе не так много. Твоя всегда торчит рядом с этим сараем. А с Колькой…
* * *Я проснулся утром, и мне было хорошо, будто я чист, как только народившийся младенец: без проблем, без мыслей, без прошлого. Я порадовался, что еще совсем раннее утро, есть время до занятий, и можно поваляться. Но, услышав рядом сопение, скосил глаза и обнаружил у себя под боком спящую Беду. Она лежала на спине, закинув за голову длинную руку. Она не забыла снять очки, так же, как и всю свою одежду. У нее было длинное, узкое тело и маленькая грудь с темными сосками. Мне никогда не нравилась маленькая грудь, да еще с такими темными сосками.
— Мадам, да вы просто шлюха! Как ты оказалась у меня под боком?
Она открыла подслеповатые глаза и уставилась на меня. Наверное, у нее осеннее обострение. У шизиков это бывает.
— Это ты у меня под боком. В моей квартире. В моей кровати. И что ты имеешь против шлюх? Милые, заблудшие существа, помогающие выжить своим голодающим родственникам. Кофе?
