Логунова Елена в «Эксмо» - Кактус Нострадамуса
Она умчалась на свидание в парке в приподнятом настроении и раньше времени.
Смеловский позвонил уже под вечер и не мне, а Трошкиной.
– Кузнецова, ты включила телефон? – прикрыв трубку ладошкой, спросила меня Алка. – Максим тебе не может дозвониться.
– Скажи ему, что я перезвоню через минуту! Только симку поменяю.
Вчера вечером я пущей секретности ради вытащила сим-карту из золотого телефона Лизоньки, и сам аппарат оставила дома, а симку принесла с собой на работу в кошельке для мелочи. Я думала, что найду время изучить телефонную книжку абонента и списки входящих и исходящих звонков, а также почитать сообщения, но промахнулась. Ничего такого на симке просто не было.
– Темная ты, Инка! – снисходительно обругал меня Эндрю, к которому я смиренно обратилась за технической помощью. – В современных телефонах, особенно смартфонах, эти данные не записываются на сим-карту. Они хранятся в памяти телефона, поскольку сим-карта жестко ограничивает формат и объем хранимых на ней данных.
Объяснение я без труда поняла и с сожалением приняла, а поменять чужую симку на свою родную просто забыла, так что пропустила несколько звонков. Кроме Максима со мной пытались связаться Зяма, Денис и Владимир Леонидович из банка, но Смеловский был настойчивее всех. Или сообразительнее, раз додумался найти меня через Трошкину.
– Записывай! – сказал он, когда я ему перезвонила. – Владелец интересующего тебя телефонного номера – Поливанко Михаил Сергеевич. Паспортные данные нужны?
– Не помешают, но лучше не под запись, а эсэмэсочкой, чтобы я ничего не перепутала, – попросила я. – Спасибо тебе, Максик! Сейчас схожу к бухгалтеру и вытрясу для тебя аванс.
– Итак, теперь мы знаем, кто прислал бедной Лизе пугающие картинки мужика с ведром, – сообщила я Трошкиной, вытащив ее из офиса под предлогом необходимости вымыть кофейные чашки. – Это некий Михаил Сергеевич Поливанко. Год рождения – восьмидесятый, адрес по прописке – улица Голенко, шесть.
– Я знаю, где улица Голенко! – встрепенулась Алка. – Это там, где станция юных туристов, помнишь, мы ходили туда классе в четвертом или пятом?
Я кивнула. Никогда не забуду тот единственный поход, в который мы с Трошкиной сходили вместе с юными туристами! Тогда я натерла ноги кроссовками, а Алка – плечи лямками рюкзака, и обе мы получили расстройство желудка от сырой речной воды. В результате вечером, когда более крепкие телом и духом туристы громким хором пели песни у костра, мы с Трошкиной тихим дуэтом сидели в темных кустиках с большим запасом лопухов вместо туалетной бумаги.
– Сходим сейчас? – спросила Алка.
– В поход?! – ужаснулась я.
– Да нет же, на улицу Голенко, шесть! Пять минут ходу от нашей старой школы, запросто можем после работы заскочить! – самозванный детектив Трошкина преисполнилась энтузиазма.
– Зачем же после работы? Давай лучше вместо работы, – ввела поправочку я. – Скажем Броничу, что поехали в банк, а с Владимиром Леонидовичем все решим по телефону. Идет?
– Идем!
И мы пошли.
Улица комиссара Голенко – до революции Ремесленная – расположена в старом квартале в двух шагах от центра города, но в весеннюю распутицу эти два шага желательно делать в резиновых сапогах. Трошкина быстро промочила лапки и больше не горела желанием продолжать детективную деятельность, но я уже настроилась на расследование и не хотела отступать. Тем более что успела придумать простой и надежный способ получения информации о гражданине Поливанко от его соседей.
Идею мне подсказал одинокий плакат на заборе. Он призывал сознательных граждан на выборы депутатов городской Думы. Под призывом скупыми штрихами и скудными красками был нарисован длинный темный тоннель, в конце которого ослепительно сиял узнаваемый силуэт старинного особняка купца первой гильдии Петрова-Расторгуева, в котором ныне гнездятся наши местные законотворцы.
– Полагаю, художник хотел сказать, что Гордума – это свет в конце туннеля, но у меня лично эта картинка ассоциируется с выражением «Наше дело – труба!» – высказалась Трошкина, пока я задумчиво созерцала плакат.
– Сколько людей, столько и мнений, – ответила я. – На том мы и сыграем!
– На чем?
– На разнице потенциалов.
– На чем, на чем?!
– Сейчас объясню.
Я остановилась напротив дома номер шесть по Голенко и присмотрелась к этому зданию и соседним с ним строениям.
– Дом номер шесть ничего особенного из себя не представляет, так? Небольшой, одноэтажный, но добротный, крышу явно недавно перекрывали, вон, ондулин положили турецкий, синенький. Забор металлический, тоже синий, и краска нигде не облупилась. А рядом что?
– А рядом двухэтажный особняк из точеного кирпича, крыша черепичная, забор трехметровый, каменный, – добросовестно перечислила стати соседнего здания Алка.
– Это справа, а слева?
– А слева сараюшка-развалюшка, сама хата саманная, крыша шиферная, замшелая, вместо забора плетень, в котором колья кренятся как пьяные!
– Во-о-от! А посмотри на штакетник между шестым домом и этой хатой. Видишь, как затейливо он тянется – крутой волной в обход яблони? О чем это говорит?
– У соседей плохой глазомер? – предположила Алка.
– У соседей был спор по поводу границы между участками! И вряд ли теперь отношения между ними мирные, товарищеские, – заключила я. – Идем!
– Вот так сразу, без подготовки?
Оробевшая Трошкина отстала, а я решительно подошла к облезлой кособокой калитке и придавила кнопочку прилепленного рядом звонка. Алка встала за моей спиной и тихо спросила, что ей делать. Я велела ей приготовить служебное удостоверение и достала из сумки свои собственные корочки, а также ручку и блокнот.
Со скрипом отворилась облезлая дверь хаты, на крыльцо неспешно выдвинулся небритый мужик в тельняшке, тренировочных штанах с пузырями на коленях и нечистых калошах на босу ногу.
– Хто такие, шо надо? – хриплым боцманским голосом вопросил морячок.
– Мы агенты! – незатейливо представилась я. – Есть вопросы о соседе вашем, не ответите ли за вознаграждение?
– Шо? Доигрался Мишка? Уже и вознаграждение за него назначили? – обрадовался мужик.
Я подождала, пока он спустится и подойдет поближе. Теперь нас разделяла только калитка.
– А скоко дадите? – прищурился боцман.
– От года до трех в ЛТП, – тихо пробормотала Алка.
Когда-то она работала тренером по лечебной физкультуре в наркологическом диспансере и теперь алкашей с наркоманами за версту узнает.
– У нас ставка – сто рублей каждому участнику опроса, – под прикрытием калитки несильно лягнув Трошкину, миролюбиво сказала я. – Мы готовим рекламную кампанию кандидата в депутаты городской думы Михаила Сергеевича Поливанко, собираем отзывы людей, которые хорошо знают этого уважаемого человека…
– Шо-о-о?! – Боцман затопал калошами, расплескивая жидкую грязь.
Я на шаг отодвинулась от калитки, фонтанирующей черной жижей.
– Это Мишка-то уважаемый?! Кем и за что?!
– А вот вы нам и расскажите!
– А вот и расскажу!
Я приготовилась стенографировать и краем глаза заметила вытянутую руку Трошкиной – Алка оказалась сообразительней меня и включила диктофон в мобильнике.
– Во-первых, Мишка жадный козел, – сказал мужик и решительно загнул желтый от никотина палец. – Хорошую работу нашел – не проставился, машину купил – не обмыл. Ни посидеть с ним, ни выпить, ни за жисть поговорить по-человечески – его только бабки интересуют.
– Бабы? – не расслышав, пискнула Трошкина.
– Бабы тоже, – боцман поклокотал горлом и харкнул в лужу. – Так и запишите: во-вторых, Мишка бабник. Не женат, ведет аморальный образ жизни.
– С кем? – снова пискнула Трошкина, входя во вкус работы интервьюера.
– Да с бабами же! А может, уже и с мужиками, – боцман задумался. – То-то он такой наглаженный да напомаженный ходить стал, смотреть противно.
– Вы же сами сказали, у Михаила Сергеевича работа хорошая, вот он и наглаженный, – напомнила я. – Вы хоть знаете, кем он работает?
– А кем? Слышал, что Мишка по пластику спец, и шо такого? Работяге разве надо пижонить в костюмчике с галстуком? Спец он, ага, больше верьте! Шкура он и гнида! Жадная гнида!
– То есть вы ничего хорошего о кандидате Поливанко сказать не можете, – подытожила я, уже понимая, что дальше будет только ругань. – А где он сам сейчас, не подскажете?
– А на фига мне знать, где этот козел? Третий день его не вижу, загулял, должно быть, гнида, может, попрут его с работы денежной, тогда поймет, какая жизнь у нормальных мужиков!
Тут нормальный мужик запрокинул голову и заклокотал, готовясь к новому могучему плевку. Мы с Трошкиной дружно отпрянули.
– Небось сам все три дня пил, вот никого и не видел, – не скрывая отвращения, нашептала мне Алка. – Дай ему сто рублей и пойдем отсюда, а то очень противно, и ноги у меня мокрые!
