Дарья Донцова - Третий глаз-алмаз
Глава 11
– Милиция, говорите, – сухо произнес женский голос.
– Здравствуйте, я проживаю на Бромской улице, дом шесть, в какое отделение могу обратиться?
– Что случилось?
– У нас было совершено убийство, а я вспомнила…
– Соединяю, – перебила меня оператор, и через секунду я услышала грубый мужской голос: – Дежурный Ермаков слушает.
– Здравствуйте! С кем можно побеседовать о происшествии на Бромской, в доме шесть, в квартире шесть?
– Что у вас?
– Убили соседку.
– Имя, фамилия.
– Светлана Лукашина.
– Отчество? Прописка постоянная?
– Не знаю! – растерялась я.
– Не волнуйтесь, гражданка, – неожиданно приветливо сказал Ермаков, – ничего там не трогайте, не цапайте, лучше ваще выйдите и стойте на лестнице тихо…
– Ее убили вчера, милиция уже приезжала!
– Так в чем дело?
– Я свидетель, хочу дать показания.
– Ясненько, – перебил меня дежурный, – вас непременно вызовут.
– Мне надо сегодня! Скажите, к кому подойти.
– Ща, – протянул Ермаков, зашелестел бумагами, потом глухо сказал: – Слышь, Петь, тута свидетельница трезвонит. По Бромской, куда? Ясно. Гражданочка!
– Я здесь.
– Вам надо к Петру Сергеевичу Комарову, кабинет пятнадцать.
– Уже лечу, скажите ваш адрес.
– Третий микрорайон, корпус восемь, – отрапортовал дежурный.
Комарову на первый взгляд было лет сто. Его маленькие глазки прятались в опухших веках, щеки оплывали вниз, а количество подбородков было невозможно сосчитать: с каждым движением Петра Сергеевича число складок под нижней челюстью изменялось.
– Садитесь, гражданочка, – прохрипел он, – чего стряслось?
Я обворожительно улыбнулась.
– Разрешите представиться, Дарья Васильева, продюсер, работаю на телевидении.
В глазах Комарова мелькнула тень беспокойства.
– Жалобу кто-то накатал? – нервно спросил он.
– Нет, нет, – успокоила я пожилого капитана. – Вы ведете дело об убийстве нашей сотрудницы Светланы Лукашиной. Хочется узнать, как продвигается работа, может, вам чем помочь?
Петр Сергеевич с тоской покосился на запертый шкаф, громоздившийся в простенке.
– Ошибаетесь, гражданка Васильева, нет у нас дела Лукашиной.
– Как? – поразилась я.
Комаров тяжело вздохнул.
– Не возбуждено!
– Но ее убили!
– От кого ж у вас такие сведения?
Я замялась.
– Молодая женщина ни с того ни с сего не умрет.
– Случается, – грустно заявил Комаров.
– Но в ее квартиру приезжала милиция.
– Верно.
– И кто ее вызвал?
Комаров засопел.
– Гражданин, – наконец сказал он, – с автомата сообщил, от метро, он не назвался. А мы обязаны реагировать, поэтому поехали!
– И нашли труп!
Петр Сергеевич откашлялся.
– Кто сказал?
– Соседи, – ляпнула я.
– От бабье, – в сердцах воскликнул Комаров. – Жива ваша Лукашина.
– Как жива? – растерялась я.
– Ну, так случилось, – решил не уточнять капитан. – Ее по «Скорой» забрали, а мы уехали.
– И дверь опечатали?
– Нет, просто захлопнули, – помотал головой Комаров. – Нашего интереса не было, и на криминал не походило, ей плохо стало, рвало сильно, но непохоже, что она выпивкой траванулась.
– Почему? – насела я на мента.
– Послужите с мое, – грустно заметил капитан. – Непьющая она.
– Почему вы так думаете? Знаете, Света работу пропускала, потом приходила бледная, руки трясутся…
– От бабье! Говорю же, не употребляла она.
– Вы дружили с Лукашиной?
– Откуда? Не видел ее ни разу.
– Тогда почему вы так уверены, что она не пила?
Комаров встал, отпер сейф, вынул из него бутылку минералки, с наслаждением опустошил емкость, снова сел за стол, пригладил остатки волос и ответил:
– Видел я квартиры алкоголиков, не такие они! А у Лукашиной чисто! Болезнь ее скрутила. На двери у ней и до нас какая-то грязь висела, но это не печать, вроде дети пластилин намазали.
– В какую больницу отправили Свету?
Петр Сергеевич нахмурился.
– По справке узнайте!
– Пожалуйста, помогите, – взмолилась я.
Комаров тяжело вздохнул и взял телефон. Через пару минут он добыл нужные сведения и поделился ими со мной.
– Клиника имени Строкова, третий микрорайон, дом пятнадцать, это тут, рядом.
– Огромное спасибо.
– Рад помочь, – неожиданно улыбнулся Петр Сергеевич, и мне вдруг стало понятно – он не вредный, не противный, а просто бесконечно усталый мент, ждущий пенсии. Уж не знаю, из каких соображений он пошел служить в милицию, имел ли, как Дегтярев, романтическое желание выкорчевать преступность с корнем, но никакой карьеры капитан не сделал и теперь хочет только одного: очутиться с удочкой на берегу реки, в тишине и покое.
– Вы обыскивали квартиру Лукашиной? – спросила я.
– Зачем? – поразился Петр Сергеевич. – Дверь слесарь аккуратно вскрыл, замок не повредил. Вошли беспрепятственно, заглянули в комнату, обнаружили хозяйку на диване. Обстановка не криминальная, вещи на месте, следов взлома нет, ниче не побито, не поломано, женщина без следов насилия. Вызвали «Скорую», врачи быстро приехали и увезли вашу Лукашину.
Выйдя из милиции, я села в машину, проехала пару кварталов, нашла клинику и обратилась в справочную.
– Лукашина? – переспросила бабушка в белом халате. – Ступайте на второй этаж, к Родиону Ильичу!
В ординаторской обнаружился только один паренек, весьма юного вида. Я, решив, что это медбрат, спросила:
– Где можно найти Родиона Ильича?
– Слушаю, – ответил мальчишка.
– Мне нужен врач Родион Ильич.
– Я и есть врач Родион Ильич, – без всякого нажима подтвердил юнец.
– Простите, но…
– Вам показать паспорт и диплом?
– Что вы, конечно нет, просто вы очень молодо выглядите, – некорректно высказалась я.
– Это инъекции гормонов обезьян, – не моргнув глазом, заявил доктор. – На самом деле мне восемьдесят пять лет.
– Замечательно. Я пришла узнать о состоянии здоровья Светланы Лукашиной.
Родион потерял улыбку.
– Вы Барсукова? Нина вам дозвонилась?
– Нет, меня зовут Даша Васильева, я коллега Светы, мы обеспокоены ее состоянием и…
– Она скончалась, – перебил меня Родион.
– Когда? – заорала я. – Почему? Кто такая Барсукова?
Парнишка выдвинул ящик стола и подал мне небольшую ламинированную карточку.
– Это было у Лукашиной в кармане платья, – сказал он.
Я быстро прочитала: «Лукашина Светлана Сергеевна, 2 июня 1979 года рождения, прописана по адресу: Бромская, дом 6, кв. 6. Диагноз – эпилепсия. Аллергия на анальгин. В случае смерти сообщить Барсуковой Тельме Генриховне, проживающей по улице Морской, дом 98, корп. 6, кв. 17». Далее шел телефонный номер.
– Эпилепсия, – прошептала я, – вот почему она иногда казалась пьяной.
Родион кивнул.
– Больные часто ощущают приближение припадка, стараются сесть, лечь, но иногда приступ происходит мгновенно. Спровоцировать его, в принципе, может что угодно: громкая речь, моргающий свет, стресс. При всей изученности эпилепсии в ней много непонятного.
– Наверное, Светлана принимала таблетки, – прошептала я.
– Да, естественно, – согласился Родион. – Похоже, у нее был продвинутый врач, вот эта туба тоже лежала в кармане.
Я взяла цилиндр.
– «Спастимигин»[10].
– Новое, очень дорогое средство, – вздохнул Родион, – у меня мачеха болеет, поэтому я в курсе специальных препаратов. Этот – последнего поколения. Знаете, сколько стоят четыре таблетки?
– Откуда? Конечно, нет.
– Двадцать пять тысяч рублей.
– Ничего себе!
– Говорят, хорошо помогает, – пожал плечами Родион, – но, боюсь, мало найдется больных, способных приобрести эти пилюли. Правда, их хватает надолго. Нужно принимать по одной в неделю, соответственно, тут на месяц.
– А сколько надо выпить, чтобы выздороветь?
Родион искоса посмотрел на меня.
– Вылечиться невозможно, этот препарат помогает, пока вы его пьете, если прекратили – ждите припадка. Хотя, повторяю, я не специалист в области эпилепсии. Лукашину привезли в больницу, ей была оказана помощь в полном объеме, но она умерла час назад. Мне жаль, но поделать что-либо было невозможно. Будет вскрытие, но, думаю, ничего нового не выяснится. Хотя вы знаете все обстоятельства?
– Какие? – насторожилась я.
Роман кашлянул.
– После припадка больной может впасть в кому. Это бывает порой с эпилептиками. Обычный человек легко примет такого больного за труп, дыхания почти не слышно, пульс руками не прощупать. В общем, наши бравые менты, войдя в комнату, увидели на диване тело и живо поставили диагноз – смерть. Вместо того чтобы вызвать «Скорую помощь», кликнули перевозку, а там два санитара, не очень трезвые, им какая печаль? Схватили Лукашину, в мешок запаковали – и в морг, хорошо, прозектор сообразил, что женщина жива. Ее тут же к нам на этаж и подняли.
