Дарья Донцова - Имидж напрокат
– Чего только не бывает! – восхитилась я.
– Но диагноз «аллергия на все» встречаю впервые, – гудел Милов. – «На все» – это значит на все. Но тогда человек не может жить. Чем ему питаться? Что пить?
– Физиологический раствор, – подсказала я.
– Раз на все, то и на него, – усмехнулся Валерий Борисович. – Нет, ни один врач такой чуши – «аллергия на все» – не напишет. Хотя сейчас развелось столько баранов в медвузах – лекции игнорируют, на семинары не ходят. Когда я учился, нас за один пропуск так песочили, что мама не горюй. А за второй выгоняли. Ректор часто повторял: «Лежит в палате человек, пневмония у него. А вы эту тему прогуляли. Что больному скажете?» «Простите, когда воспаление легких в институте проходили, я, козел тупой, в кино с девицей попер. Вы тут умирайте потихоньку, ничем не могу помочь». Так, что ли? Если хотите баклуши бить, ступайте на факультет журналистики, все дураки там, будет вам в их компании сладко». Надо же, аллергия на все. Бред!
– Кричевская Тамара Леонидовна, терапевт, скончалась год назад, – громко сказал Костин, глядя на экран телефона. – То есть эта дама никак не могла состряпать справочку для Зайчевской.
– У врачей есть личные печати, – осенило меня. – Только не знаю, что с ними положено делать после смерти специалиста. Может, сдавать куда-нибудь? Минуточку…
Я схватилась за телефон.
– Катюша, если доктор умер, что будет с его штампом? Да, для рецептов. Ясно…
– Его просто выбрасывают? – предположил Костин.
– Верно, – кивнула я. – Надо узнать, есть ли у покойной Кричевской родственники, и поговорить с ними. Возможно, кто-то из них знал Зайчевскую, состряпал ей глупую справочку и шлепнул печать Тамары Леонидовны.
– Зачем это проделывать? – изумился Милов.
– Чтобы попасть в ваше отделение СПА, – отрапортовала я, – наверняка оказаться в нужном месте. Вдруг ей откажут? А человека с тяжелой аллергией непременно примут. Она могла так думать.
– Дичь! – засмеялся Валерий Борисович. – У меня не муниципальная больница, люди платят деньги, я заинтересован в пациентах. В СПА-корпусе два направления: реабилитация и отдых. Естественно, мы берем пациента после того, как он сдаст стандартные анализы: на сифилис, ВИЧ и т. д. И человеку с признаками ОРЗ, с температурой откажем, попросим сначала выздороветь. Впрочем, если пациент пожелает, у нас есть небольшое отделение для гриппующих, оно находится во флигеле, можно там полежать. Но направления-то в мой центр от районной поликлиники не требуется. И места свободные у нас практически всегда есть. Ну не в понедельник ляжешь, так в пятницу. В СПА больше десяти дней не задерживаются, там круговорот людей. Зачем притаскивать справку «аллергия на все»? Цель этого поступка?
– Может, Елена хотела получить одноместную палату? Более внимательного врача? – предположил Володя.
Милов вздернул брови.
– У нас все палаты в СПА-корпусе отдельные. Есть однокомнатные, двухкомнатные, люкс-апартаменты. И врача, который не проявил бы по отношению к клиенту заботу, я выгоню сразу. Хотя, признаюсь, не все доктора специалисты экстра-класса. Собираюсь, например, кардиолога из отделения, где Лампа лежит, уволить. Такая дура! Уж извините за откровенность… Но Зай-чевской занимался Константин Львович, замечательный специалист. Я сейчас с ним на ваших глазах беседовал. Костя очень взволнован, он мне объяснил: «Женщина, похоже, до поступления к нам испытала сильный стресс. Аллергии у нее нет. По моей просьбе она сняла с себя маску, очки, весь этот идиотский якобы японский набор, и долго находилась в моем кабинете. Говорила, что задыхается от любого запаха. Я сразу заподозрил: что-то не так. И пошел мыть руки. Специально взял мыло с крепким ароматом ландыша. Держу его для постоянной пациентки, которая говорит, что ей кажется, будто мои руки рыбой воняют, если я использую какое-то другое средство. Так вот, когда я осматривал Зайчевскую, от меня так сильно пахло ландышем, что сам едва не задохнулся. А пациентка никакой реакции не выдала. Чистейшая психосоматика. Записал ее к психотерапевту и…»
Рассказ Валерия Борисовича прервал звонок, он взял трубку.
– Слушаю, Ольга. Что-нибудь еще случилось? Да. Так… Так… День обещает быть интересным.
Милов вернул трубку в карман, и по выражению его лица я поняла: что-то произошло.
– Кто умер? – спросил Костин.
– Вопрос следует поставить иначе – кто ожил? – хмыкнул владелец клиники. – Мне сообщили, что в моей приемной находится… Елена Михайловна Зайчевская.
Глава 15
Не успели мы войти в просторный предбанник, как сидевшая за столом у двери с табличкой «В.Б. Милов» женщина вскочила:
– Валерий Борисович, к вам…
– А-а-а! Наконец-то! – сердито воскликнула стройная дама, стоявшая у окна. – Рада встрече. А теперь объясните, по какой причине ваша сотрудница до обморока напугала мою пожилую маму, сообщив ей о безвременной кончине ее дочери? И найдите веские аргументы для объяснения произошедшего! Отговорки «Простите, мы перепутали, человеческий фактор, ничего не поделаешь – выгоним дуру-сотрудницу» я слышать не желаю.
– Давайте пройдем в мой кабинет, – предложил владелец клиники. – Ольга, подайте напитки и принесите документы Зайчевской.
– Чай, кофе? – пропищала секретарша.
Разгневанная дама поправила бусы от Шанель, висевшие на шее.
– Лучше цианистый калий. Не мне. Сотруднице, которая беседовала с моей мамой. Я хочу видеть, как мерзавка яд выпьет.
Валерий Борисович распахнул дверь.
– Прошу вас. Ольга, узнайте, кто разговаривал с пожилой женщиной, и этого человека немедленно в мой кабинет.
Помощница опрометью кинулась в коридор. Мы вошли в кабинет и сели за длинный стол. В помещении наступила мертвая тишина, которая длилась до тех пор, пока в дверь не вбежала запыхавшаяся девушка с вопросом:
– Звали меня, Валерий Борисович? Я Анна Колпакова.
– Это вы общались с матерью пациентки Зайчевской? – сухо поинтересовался Милов.
– Да, – кивнула сотрудница, – мне Валентина Григорьевна велела. Но соединиться получилось не сразу, телефон не отвечал. В карточке был указан номер для связи с родственниками, мы всегда об этом просим. Елена Михайловна сообщила, что дает контакт своего брата Бориса. Я стала ему звонить, однако он не отзывался. Сегодня утром я попросила компьютерщика Юру попытаться найти кого-нибудь из других родственников. Парень обнаружил домашний номер, там сразу отозвалась женщина, сказала, что ее зовут Ксю.
– Это моя мать Ксения Кирилловна, – процедила сквозь зубы ожившая покойница, – ей не сегодня-завтра восемьдесят стукнет. И вы сообщили пожилому человеку про смерть единственной дочери?
Анна сильно покраснела.
– Не знала, что говорю с пенсионеркой, голос был молодой, звонкий. Я спросила: «Елена Зайчевская здесь живет? Можно с кем-то из ее родственников поговорить?» Она ответила: «Слушаю». Потом засмеялась и добавила: «Я ее сестра младшая, мне недавно двадцать исполнилось».
Зайчевская смутилась.
– Ну… мама любит пошутить. И на самом деле голос у нее, как у девочки.
– Только поэтому я сказала ей о кончине Елены, – оправдывалась Анна. – Матери бы никогда про смерть дочери по телефону не брякнула. Я же не дура.
– Документы Елены Михайловны где? – уже другим тоном спросил Валерий Борисович.
– Все бумаги у Валентины Григорьевны, – отрапортовала девушка.
– Хорошо, Анна, вы свободны, – кивнул владелец клиники. Проводил глазами убежавшую сотрудницу и посмотрел на разгневанную даму: – С одной проблемой мы разобрались. К сожалению, ваша мать представилась Анне как…
– И что? – взвилась ракетой Зайчевская. – Почему я у вас покойницей числюсь? Вот главный вопрос.
Милов открыл ноутбук.
– Извините, минуточку терпения. Вот копия паспорта. – Валерий Борисович развернул компьютер экраном к посетительнице. – Ваш документ?
– Да, – кивнула Зайчевская. – Ничего не понимаю…
– Мы пока тоже, – отозвался Костин.
– У вас на ресепшен идиоты или слепые? – закричала пациентка. – Не видели, что на фото один человек, а перед ними стоит другой?
– Маска и очки! – подпрыгнула я. – Вот зачем спектакль!
– Что? – не поняла настоящая Зайчевская.
– Женщина взяла у какого-то из родственников врача Кричевской печать с бланком и сама накатала справку про аллергию на все. Не хотела, чтобы ее узнали, – тараторила я. – Она была с кем-то знакома в клинике, прятала свою внешность.
– Кричевская? Тамара Леонидовна? Но она же умерла. Год назад или чуть больше. – Елена Михайловна удивленно приподняла бровь. А потом вдруг зачастила: – Черт, черт, черт… Мой паспорт! Эдик! Вот дура! Да, полная дура!
– Кто? – резко спросил Костин.
– Верка! – застучала кулаком по столу Зайчевская. – Это моя двоюродная сестра. Идиотка полная! Сошла с ума на почве мужа. А Эдуард негодяй, дундук, спит со всеми. Верка то поджог устроит, то потоп, то петарду в окно бросит. Надоело ее из полиции выручать.
