Сан-Антонио - Большая Берта
— Отвечайте! — крикнул я.
— Сначала вы! — безмятежно парировало засиженное мухами пирожное.
— Откройте дверь!
— Исключено! Я никому не открываю по ночам.
— Я из полиции!
— Никому! — повторил трухлявый гриб. — Так вы арестовали негодника?
— Пока нет.
— Я так и думал, поскольку мне показалось, что именно он сидел за рулем той машины.
— Что была за машина?
— Черная, по-моему.
— Какой марки?
— Я не разбираюсь в марках.
— Что вы видели?
— Трудно сказать. Все произошло очень быстро…
— И все-таки?
— Дама вышла из машины, на которой вы приехали. Она встала у двери ювелира. Думаю, подслушивала.
— Дальше?
— Тут появилась другая машина и остановилась неподалеку от лавки ювелира. Двое мужчин, что находились в ней, некоторое время сидели неподвижно. Похоже, они наблюдали.
— А потом?
— Вскоре тот, что сидел рядом с водителем, тихонько вышел и на цыпочках подкрался к дому бедных Надиссов. Он о чем-то спросил женщину. Я не расслышал о чем. Он говорил очень тихо. Она ответила резкостью. Я точно не разобрал, но что-то вроде “Да вы в своем уме!”. Тогда малый вытащил что-то из кармана.
— Что же?
— Не разглядел, он стоял ко мне спиной. Дама взглянула, и они стали шептаться. После чего оба направились к машине, сели и уехали.
— В каком направлении?
— Наверное, двинулись к площади Иосифа Сталина, там развернулись и выехали на парижское шоссе.
— Сколько времени прошло?
— Минут десять.
Я на секунду задумался. Пока я предупрежу дорожную полицию и пока она выставит посты, похитители мамаши Пино будут уже далеко.
— Знаете, — продолжала бледная поганка, — чем больше я думаю, тем сильнее убеждаюсь в том, что за рулем сидел молодой Надисс.
Берта до сих пор помалкивала, дурной знак. Женщины вроде нее не любят, когда им переходят дорожку. Их сдержанность чревата катастрофой. Стена молчания рухнет, и дрогнет мир, начнутся потоп, камнепады, сели, и не будет им конца…
И действительно, Берта вскоре не выдержала и развернулась во всю ширь своей неуемной натуры. Поначалу она немного замялась на старте, но быстро набрала скорость и рванула что было мочи. Неистовый спринтер, стремительный, равных нет!
Мамашу Пино похитили прямо у нас под носом! Она отказывается верить! Быть того не может! И главное, ПОЧЕМУ? А? Эту сморщенную уродину! Дряхлую моль! Сушеную воблу! Старую выдру! Кислую святошу! Скрюченный манекен! Женщину, от которой несет склепом! Мерзкую ханжу! Образину! Дуру набитую! Ну почему похитили именно ее? По-хи-ти-ли, словно богатую наследницу! Так не играют, это не по правилам! Толстуха не согласна и не желает мириться с несправедливостью! Такого быть не может, потому что не может быть никогда! Китиху терзала зависть. Черная дикая зависть! Завтра, на рассвете, с первым лучом солнца вся Франция примется утолять голод свежими новостями. И что же им подадут на завтрак “Франс-суар” и прочие? Замшелую мымру с лисьей мордочкой! Серая посредственность войдет в дом пятидесяти миллионов французов. Да кто о ней слыхал раньше? А теперь от Лилля до Ментоны, от Страсбурга до Биаррица все узнают Женевьеву Пино! Сведут знакомство! Ее стертая физиономия, невзрачные черты станут событием дня! А о Берте что же, молчок? Она останется в тени, мадам имярек, упомянутой вскользь в нашумевшей статье на первой полосе? Ну нет, дьявол бы вас всех побрал! Никогда! Ни за что! Не дождетесь! Статистка стала звездой по недоразумению! Это подлость, свинство! Берта протестует!
— Ее надо найти, немедленно! Хватит стоять столбом! — вопила толстуха, нарушая ночной покой обитателей Сен-Франк-ля-Пера. — Действуйте! Это ваша вина! Нечего было привлекать к расследованию выжившую из ума старуху! Ей возраст не позволяет работать в полиции! Вы поступили аморально! Вас пропесочат, уволят, посадят!
Она орала! Скандалила! Надрывалась! Переполошила всю округу.
В конце концов я не выдержал. Впервые за годы моей карьеры я пренебрег уважением к женщине, к тому же сотруднице.
— Заткнись, жирная корова! — взорвался я.
Берта онемела и окаменела. Я сгреб ее в охапку и затолкал в машину.
* * *Мы ехали в полной тьме, словно в бесконечной могиле.
На что я надеялся? Куда направлялся?
Не знаю.
Одно было ясно: я должен действовать, и немедленно! Беспорядочный хоровод мыслей плясал в моей голове, бился о черепную коробку, но постепенно вяз в студенистой начинке и складывался в некую картину.
Труп на террасе… Ошалевшая Марсель-Ребекка… Она знала, что племянник замешан в этой истории, поэтому не стала сразу же вызывать полицию… Пуговица от блейзера застряла во рту мертвеца. Пуговица: ее потеряли! Владимира прикончили ударом алебарды. Он умер на месте! Он не мог жевать пиджак противника, потому что схватки не было, его продырявили, когда он спускался по лестнице. Ребекка-Марсель слиняла… Я поехал к ее сестре. Инстинктивный порыв! Ювелир и его жена — пришибленная парочка, раздавленная бедами. Затем телефонный звонок Терезы, которую они якобы не знают. Терезе некогда разговаривать, она торопится. В это время исчадие Надиссов с приятелем сперли у нас мамашу Пино!
И что дальше?
А, Сан-Антонио? Что теперь принесут твои сети? Только головную боль! Вляпался по собственной дури черт знает во что! Какая муха тебя укусила? Узнай шеф о твоих забавах, и вылетишь из Конторы в два счета. Тогда у тебя будет сколько угодно времени, чтобы, как в прежние времена, когда люди жили не спеша, в тихом пригороде Сен-Клу слушать тиканье старых часов на камине.
Пудовая ручища опустилась на мое правое колено.
— Комиссар… — прошептала слегка охрипшая Берта.
Я отвлекся от безобразия, царившего в моей душе, и глянул на толстуху. Она таяла, млела, расплывалась в сладчайшей улыбке, щеки легли на плечи. Мечтательный взгляд, словно увидела двух ласточек, исчезающих в предзакатной дали.
— Комиссар, — снова призывно промычала подруга Берю.
— Да?
— Я знала!
— Что вы знали, Берта?
— Вы меня любите. Я давно чувствовала. Всегда. Ваши глаза, они не обманывают. Когда вы смотрели на меня, в них загорались искорки.
У меня мурашки поползли по коже, крупные, как волдыри.
— Но… голубушка, боюсь, вы заблуждаетесь, — пробормотал я.
— Тсс, тсс! — возразила упертая Б.Б. — Вы себя выдали. Только что.
— Я?!
— Да, дорогой, ты!
Адамово яблоко на моей шее стало размером с боксерскую перчатку.
Везет же мне сегодня! Чего только со мной не приключилось, строго по алфавиту от “а” до “я”! А теперь вот свинка Берта загоняет меня в угол и готова сожрать. Я прочел это в ее жадном взгляде. Она твердо намерена подкрепить слова делом.
— Но что вы говорите, Берта! Одумайтесь! Вы — жена моего друга! — запаниковал я.
— Тем слаще нам будет вдвоем, болван! — рассердилась Берта. — И ты прекрасно это знаешь, проказник.
— Я испытываю к вам лишь сердечную дружбу!
— Заблуждаешься! С твоих губ только что сорвалось нежное признание, Антуан. Я твоя! Останови машину, мы предадимся страсти! На природе, на сиденье, неважно!
— Но я обругал вас жирной коровой! — взмолился я. — И это вы называете любовным признанием?
— Но разве ты не сказал мне “заткнись”?
— Да, верно, пришлось.
— “Заткнись!” — растроганно хрюкнула гора сала. — Ты обратился ко мне на “ты”! В порыве страсти. Ты не смог сдержаться. Отныне твоя малышка принадлежит только тебе одному. Останови вонючую развалюху, миленький! Я хочу тебя! Жажду!
И ошалевшая толстуха решительно выдернула ключ зажигания. Вы меня знаете, не так ли? Я попадал в переделки менее банальные и передряги более крутые. Какие только опасности не подстерегали меня! Я видел смерть, как вижу вас: анфас и в профиль!.. Сотни женщин соблазняли меня, окручивали, обволакивали! Подтвердите, затейницы! Множество раз я оказывался в ситуациях деликатных, катастрофических, щекотливых, сомнительных… Но никогда, чтоб я сдох, никогда я не вляпывался в столь идиотскую историю. В то время как я терзаюсь профессиональными проблемами, мне навязывают смехотворный адюльтер! Беглая женушка Берю собирается слопать меня заживо! Что делать? Не могу же я позвать на помощь. Или сидеть сложа руки. Или сбежать. Вызвать группу поддержки. Не могу взмолиться о пощаде. Заверить ее, что я ни на что не годен. Может, всадить в нее пулю? Не пойдет, только убийства мне не хватало в послужном списке. А что? “Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?” А чем лучше взбесившиеся свиньи?.. Отпадает. Общество защиты животных мне не даст спуску, и что тогда?
Мотор заглох.
Но, к счастью, напористость Берты имела спасительные последствия. У моей колымаги есть одна интересная причуда: когда кончается доступ бензина, она начинает вилять как помешанная.
Двигаясь по инерции на приличной скорости, хотя я и жал на тормоза изо всех сил, машина врезалась в старое ветвистое дерево под названием платан. Моя физиономия вытянулась и стала уже на десять сантиметров. Но основной удар приняла на себя толстуха. Баклажан, что вырос у нее на темечке, не поместился бы в рюкзак. Пыл Берты вмиг иссяк, страсти улеглись, чувства остыли. Она покачнулась и впала в коматозное состояние, уткнувшись головой в мою шею. Забыв о галантности, я оттолкнул ее. Меня разбирала злость, раздирала на части. Ярость была столь черной, что даже инспектор винных погребов заплутал бы в этой тьме без электрического фонарика.
