Людмила Милевская - Цветущий бизнес

Да, Верочка очень несчастна. Из ее рассказа я поняла, что бедняжка любит мерзавца, который обманывает ее. Верочка отдала ему пять лет своей молодости и бог знает сколько отдаст еще. Еще не скоро она поймет кто на самом деле ее принц. От безумной любви она наделила этого подлеца благородными качествами и во всех своих неприятностях винит лишь его жену.

Сердце мое разболелось от жалости, но я точно знала: с пылким презрением Верочка отвергнет мой тяжелый жизненный опыт, скажи я хоть слово против ее принца. И я оставила свое мнение при себе.

За короткий срок мы стали подругами и даже обменялись телефонами и адресами. Минуты откровения лишили меня бдительности, и я без всякой задней мысли чиркнула в записной книжке Верочки свои московские координаты.

Не смогу передать выражения ее лица.

— Так вы тоже из Москвы?

Пришлось во всем признаться. Это ее растрогало чрезвычайно. Она принялась расхваливать Иванову, клялась, что не держит на нее зла, хоть и знает об этом романе с детства.

— Сначала я осуждала и ненавидела ее, — призналась Верочка, — но теперь, когда в такое же положение попала сама, я вижу как много она делает для папы. Теперь я уважаю ее и даже люблю. Если бы не Людмила Петровна, отца давно бы выгнали с работы. Хотя я была бы этому только рада. Зачем отдавать свои мозги в дешевую эксплуатацию, когда за них можно получать бешеные деньги. Но Людмила Петровна и отец — люди других принципов. Им присущи иные ценности.

“Зачем Ивановой понадобилось устраивать целый спектакль с проникновением в дом Моргуна, когда она может спокойно прийти сюда и чуть ли не остаться жить, так здесь ее любят и благодарят,” — подумала я.

Верочка глянула на часы и вскрикнула:

— Ой, пора домой. Мама, как обычно, позвала меня на помощь, и я бросила все свои дела.

— Могу подвезти, — предложила я.

— Буду очень благодарна, только соберу Дениса. Я быстро, — и Верочка бросилась в комнату к спящему ребенку.

Я вспомнила, что Власова ждет моего звонка и крикнула ей вслед:

— Можно от вас позвонить?

— Конечно, телефон в прихожей.

Телефон оказался в очень разобранном состоянии. Не знаю, как удавалось им пользоваться хозяевам квартиры, но у меня ничего не получилось. Об этом я и сообщила Верочке.

— Сейчас помогу, — сказала она, появляясь в коридоре с Денисом на руках. — Какой номер?

Я назвала номер квартиры Власовой и тут же почувствовала, что произнесла нечто неприличное, так изменилась в лице Верочка. Она побледнела и испуганно уставилась на меня.

— Давайте подержу ребенка, — предложила я, чтобы замять неловкость.

— Спасибо, не надо, — отрезала Верочка.

Меня поразила такая перемена.

— Ну что же вы, вам же тяжело, — промямлила я, не зная как вести себя дальше. — И трудно набрать одной рукой номер; телефон немного поломан.

Видимо мой лепет был убедителен, потому что Верочка передала Дениса мне. Она поспешно набрала номер и, протянув трубку, зло сказала:

— Говорите.

Я начала говорить. Тата набросилась на меня с упреками. Ей, видите ли, надоело ждать. Я пообещала, что буду через час и повесила трубку. Верочка смотрела на меня в упор.

— Кому вы звонили? — спросила она, поражая бестактностью.

За короткое время девушка эта зарекомендовала себя совсем с другой стороны, и теперь я гадала откуда такие перемены, но на вопрос ответила:

— Своей школьной подруге.

— Власовой?

“Надо же, оказывается Тата не захотела менять фамилию,” — подумала я и сказала:

— Да, Власовой, но в чем дело?

И тут Верочка меня ошеломила.

— Дело в том, что Власова мой враг! — с патетикой воскликнула она. — И, выходит, я открывала душу как раз тому, от кого должна бы держаться подальше.

Я быстренько вспомнила, что у добрячки-Верочки всех-то врагов: старая грымза жена принца.

“Так значит старая грымза и есть моя Тата, — осенило меня, — а ребеночек, с которым я бегала в парк, — сын ее мужа. Везет мне на открытия!”

Глава 9

Мне удалось убедить Верочку, что Власова не столь мне близка, чтобы я жила ее болью. После этого Верочка позволила себя подвезти.

— Мы вообще не виделись двадцать лет и лишь вчера повстречались, — пояснила я, открывая дверцу “Хонды и пропуская ее с ребенком. — А что касается нашей дружбы, то это сильно сказано. Я всегда, еще со школы, недолюбливала Власову за неискренность и подхалимаж.

— Такой же подхалимкой она осталась и сейчас, — обиженно поджимая губки сказала Верочка. — Видели бы вы как она вьется вокруг мужа, мед и патоку источает, а сама его ненавидит.

Порядочность мне не чужда и потом, в мои планы вовсе не входило обсуждать Власову, да еще с ее соперницей, но было очевидно, что скатилась я именно к этому. К дому Верочки я подъехала с легким чувством вины перед Татой.

— Вы поможете мне поднять вещи? — спросила Верочка, вытаскивая сумку с детской одеждой.

— Да, конечно, — согласилась я, ловя себя на ощущении вины и перед ней.

Трудно было справиться с возникшей, вдруг, потребностью сделать этой девушке что-нибудь приятное.

— Вы любите цветы? — спросила я, вспомнив про Масючкины герани.

Верочка улыбнулась.

— Очень.

— Тогда смотрите, — и я открыла багажник.

Несколько коробок были раскрыты, и Верочка охнула от удовольствия.

— Какая прелесть, — сказала она, — особенно те, белые, да и красные очень хороши, и розовые.

— Я подарю вам всех цветов: и белых, и розовых, и красных, и малиновых, и даже абрикосовых.

— Ой, спасибо. Поставлю их в своей спальне. А как же мы все унесем?

— В несколько заходов, — рассмеялась я, радуясь своей доброте.

Скромная двухкомнатная квартирка Верочки поражала уютом. Мы занесли герани в спальную и расставили их на подоконнике. Получилась целая клумба.

— Вы долго будете в Ростове? — спросила она.

— Не знаю, но в ближайшие дни уезжать не собираюсь, — ответила я, подумав о таинственном доме.

— Заходите ко мне. Я почти всегда дома. Телефон и адрес вы уже знаете.

Я поняла, что этой взрослой девочке очень не хватает тепла и любви.

— Конечно зайду, обязательно зайду.

Власова была сильно не в духе. Она сердито отчитала меня, и я сразу сообразила, почему она не хочет жить в Москве. Там она абсолютно незначительная фигура, в то время как здесь ей все подвластны и многое доступно.

— Знаешь что, Власова, — грозно сказала я, — прекрати орать, тебя тут никто не боится. Я только что видела любовницу твоего мужа и должна сказать: тебе до нее далеко. Она молода, красива и очень мила.

Тата буквально окаменела. Застыла на всем скаку своей ярости, открыв рот, вздернув брови и выпучив бесцветные глаза.

— Единственное качество мешает ее счастью, — не без чувства удовлетворения продолжила я. — Даже два качества: доброта и исключительная порядочность. Не будь этих качеств, ты бы не разъезжала сейчас в “Бентли”, а не знала бы чем прикрыть свой тощий зад. И была бы ты человеком самым несчастным, потому что тот глист, который в тебе сидит, привык очень хорошо питаться.

— Ты видела ЕЕ? — спросила Тата не приходя в себя.

— И даже с ней подружилась. В ее спальне теперь клумба из гераней, подаренных мной. Кстати, ты любишь герани?

Чем бросать их на остановке, я решила пристроить цветочки в хорошие руки, но Тата разочаровала меня.

— Терпеть не могу комнатные цветы, — с гримасой отвращения сказала она и пояснила: — Их постоянно надо поливать.

— Вот видишь, тебе не хочется тратить себя даже на цветы, о каком же муже тогда идет речь? Его тоже постоянно надо “поливать”.

— Поливаю.

— Чем? Помоями? Небось из подлецов и мерзавцев не выходит. Сбежит он от тебя, обязательно сбежит, причем в самое короткое время. Я видела его сына и даже держала его на руках. Прелестный малыш.

К моему огромному удивлению Тата смотрела на меня вовсе не как на врага, хоть и имела к тому все основания. Она оправилась от шока первых впечатлений и была готова получать информацию. Я не стала скрытничать и выложила все, что знала, опустив лишь то, что Верочка несчастна, а ее любовник — подлец. Тата слушала, кусая губу и сузив глаза.

— Думаешь, он рискнет меня бросить? — спросила она, когда я иссякла.

— Уверена, что рискнет.

— Посмотрим, — с затаенной злобой произнесла Тата, явно на что-то решившись.

— Только не делай глупостей.

— Можешь не волноваться. Если я правильно поняла, ты знаешь адрес этой шлюхи.

— Нельзя оскорблять человека лишь на основании того, что он моложе и красивей.

— А узы брака в нашем обществе уже ничего не значат? Виват свободная любовь?

Слова Таты произвели должное впечатление. Совесть вгрызлась в меня, требуя справедливости.

“Неужели опять подвела чувствительность? — расстроилась я. — Неужели ввязалась в неправое дело? И что я за образец супружеского счастья, что учу эту горемычную как надо “поливать” мужей. Будто Богу не видно, как и чем я “поливала” своих. Да и Верочка, как она ни несчастна, позарилась на чужое, а стареющая Тата — жертва.”