Люся Лютикова - Не называй меня малышкой
– На сегодня прием закончен!
Я вытащила из сумки плитку молочного шоколада, которую купила для себя, и просунула в окошко.
– Что это такое?! – презрительно скривилась паспортистка.
Я со значением сказала:
– Там внутри не только шоколад…
Она быстро цапнула плитку, убрала в ящик стола и поинтересовалась чуть более приветливым голосом:
– Что у вас?
Я в двух словах обрисовала ситуацию: ищу родственника, раньше жил по такому-то адресу, но переехал, хочу знать куда.
Паспортистка молча пробежалась пальцами по клавиатуре компьютера, вытащила из принтера листок и так же молча протянула мне. Я не успела ее поблагодарить, она захлопнула окно и, прихватив шоколадку, стремительно вышла из кабинета.
Я тоже поспешила прочь. Наверное, дамочка очень расстроится, когда вскроет обертку. Нет, я ее не обманула, просто то, о чем я говорила, не видно невооруженным глазом. Помимо шоколада, там есть еще эндорфины. Хорошая такая штука, «гормоны счастья» называются. Помогают обрести гармонию с собой и окружающим миром.
17 ноябряКажется, малышка смирилась. По крайней мере она не плачет и ведет себя хорошо. Сегодня много съела на завтрак, даже попросила добавки.
– Хочу быстрей с этим покончить! – Она тряхнула волосами. – Сколько мне осталось набрать? Сто пятьдесят кило? Пустяк!
– Не торопись, – улыбнулся я, – пусть все идет своим чередом.
После завтрака я снимал ее на камеру. Подарил ей новое белье черного цвета, она позировала в нем. Вид у нее был не такой довольный, как раньше, но тоже вполне ничего. Когда она улыбалась, на щеках появлялись ямочки. На минуту мне даже показалось, что ничего в нашей жизни не изменилось. Неожиданно малышка вернула меня к реальности.
– И много ты с этого имеешь? – прокурорским тоном спросила она. – За сколько ты размещаешь мои изображения в Интернете?
– Не обольщайся, не так уж много, – буркнул я. – Все-таки ты не Софи Лорен.
Вообще-то я беру по-божески. Любители большого женского тела за каких-нибудь тридцать американских долларов в месяц имеют доступ к архиву и новым поступлениям на моем сайте. В данный момент около тысячи человек на разных континентах с нетерпением ждут, когда я выложу очередное видео с малышкой. Да здравствует мировая глобализация, ура!
Вечером мы смотрели телевизор, шел какой-то дурацкий сериал. Малышка полулежала на кровати, гиря привязана к ноге. Я расположился в кресле.
– Как ты жил, когда мать умерла? – вдруг спросила она. Вот так просто задала вопрос, как будто интересовалась, что идет по другой программе.
– Плохо! – вырвалось у меня.
– В детском доме над тобой издевались?
Я выключил телевизор и внимательно посмотрел ей в лицо. Сама невинность.
– Зачем ты это делаешь?
Она прикинулась, что не понимает:
– Ты о чем?
– Зачем ты копаешься в моей душе? Ты что, надеешься меня разжалобить? Строишь из себя Шахерезаду? Но я не султан и не собираюсь убивать тебя завтра утром.
Глаза у нее забегали.
– Просто мне интересно, – неубедительно заблеяла она.
Я ее раскусил. И тем не менее испытал странное удовлетворение. Ведь мне самому хотелось кому-нибудь об этом рассказать! Почему не ей? Она уж точно унесет мои секреты в могилу.
– В детском доме меня изнасиловали.
У нее вытянулось лицо:
– Кто?!
– Его звали Гик Александр Павлович, он работал учителем пения и физкультуры.
После паузы она заметила:
– Странное сочетание – пение и физкультура.
– О да, у него было много странностей. И одна из них – страсть к маленьким мальчикам. Хочешь знать, как это произошло?
Она отрицательно помотала головой.
– И правильно, ничего интересного. Помню, у физрука было рябое лицо и рыжие усы, шевелюра отсутствовала начисто. Когда он говорил, изо рта шел дурной запах. Я бы не назвал его симпатичным. Кто знает, может быть, он стал педофилом, потому что женщины не обращали на него внимания? Однажды, мне было лет двенадцать, после урока физкультуры я задержался в раздевалке. Он подошел, взял мою руку и положил себе на промежность. Я почувствовал, как под ладонью что-то набухает и пульсирует…
Она закрыла уши:
– Перестань! Не хочу это слушать!
– Надо же, какие мы нежные… Я рассказываю тебе про обычную жизнь обычного детского дома, и это еще не самый страшный эпизод. Дети – вот кто настоящие звери, уж поверь мне! Но я отвлекся. На чем мы остановились? Ага, набухает и пульсирует… В итоге это пульсировало у меня в заднице. Физрук еще четыре раза проделывал со мной этот фокус. Было больно и ужасно стыдно, но я никому ничего не сказал. Если бы сказал, стало бы в сто раз хуже, каждый имел бы право меня трахнуть! Там ведь порядки почти как на зоне.
Малышка сидела, обхватив себя руками, и раскачивалась взад-вперед. По ее щекам катились слезы.
– Что с тобой?
– Мальчика жалко, – всхлипнула она. – Как ты все это пережил?
Ответил я не сразу. Прошелся по комнате, переставил стул, смахнул пыль с окна.
– Я отстранился. Когда он вставлял в меня свою штуку, я воображал, что это происходит не со мной. И еще я думал о маме. Вспоминал, какая она была красивая, как обнимала меня, я утыкался лицом в большую грудь, мягкий живот… Это дало мне силы не покончить с собой. А потом я сказал физруку, что выброшусь с крыши детдома, но сначала напишу записку, в которой все про него расскажу. Тогда он оставил меня в покое.
– И продолжил делать это с другими мальчиками?
– Продолжил, но недолго. Вскоре он… перешел на другую работу.
Я помню тот вечер очень отчетливо. У Гика была машина, старый «Москвич». Держал он ее в гараже рядом с детским домом. Я знал, что по пятницам физрук выпивает в гараже и идет домой «на бровях». Иногда у него не было сил идти, он оставался лежать в гараже до утра. В один из таких пятничных вечеров я подошел к гаражу и увидел, что мерзавец уже спит на раскладушке. Я сделал две вещи: повернул ключ зажигания в машине и прикрыл дверь гаража.
Утром обнаружили труп. Нам сказали, что Гик задохнулся выхлопными газами. Трагическая случайность. В детском доме объявили неделю траура. Фотографию физрука вывесили в вестибюле в черной рамке. И кто-то подрисовал ему член с бородавкой на конце. Но это точно не я.
Глава 13
Судя по адресу, который мне дала тетка из паспортного стола, Артур поменял шило на мыло. Или даже хуже: золотую рыбку на пиранью. Раньше он жил в тихом местечке около парка и пруда. Теперь же Аладинский перебрался на восток столицы, в самое начало улицы Сталеваров, где МКАД пересекает Шоссе Энтузиастов. Могу поспорить, что из окон его квартиры открывается захватывающий вид на бензоколонку, автомойку и нескончаемый поток грузовиков.
До метро «Новогиреево» я добиралась час. Еще полчаса ждала нужную маршрутку, затем минут десять в ней тряслась. Когда я наконец нашла улицу Сталеваров, на город опустилась беспроглядная тьма. Вообще окраины Москвы мало чем отличаются от какого-нибудь Нижнего Кукуево – в вечернее время суток сюда лучше не попадать. Было только девять часов, но мне казалось, что уже все одиннадцать. Вокруг не было ни души, только со стороны кольцевой автодороги раздавался мерный гул.
Я шла по улице и вглядывалась в номера домов. Так, это шестой, значит, следующая серая «башня» – номер четыре. Ее-то я и ищу! Воодушевленная, я совершила опрометчивый шаг: чтобы срезать путь, свернула на темную тропинку между кустов.
В этот момент я услышала за спиной шаги. Обернулась и увидела, что меня настигает какой-то мужчина. Черная куртка, кепка надвинута на глаза, широкие спортивные штаны – на профессора филологии он походил мало. Я припустила быстрей и обнаружила, что мужик тоже ускорил шаг. Я перешла на рысь, но преследователь не отставал. Я практически бежала, а за спиной по-прежнему раздавалось тяжелое дыхание.
Я поняла, что он не отстанет. Преступник почуял легкую добычу. Неосвещенный «пятачок» между двух бетонных коробок – идеальное место для нападения. Но просто так я не сдамся! На бегу я нащупала в сумке газовый баллончик. Ношу его на всякий пожарный случай, сейчас он как раз и наступил. Крепко сжав баллончик в руке, я приготовилась к обороне.
Мужик настиг меня, когда я уже стояла около железной двери подъезда.
– Девушка… – развязным тоном позвал он, но договорить не успел.
Я резко обернулась, направила баллончик ему в физиономию и нажала на пульверизатор. В глазах у меня потемнело, и я стала заваливаться на асфальт. Последняя мысль почему-то была: «Только бы не испачкать лицо…» При чем тут лицо, если я лежала абсолютно беззащитная перед вором, насильником или даже убийцей?!