Дарья Донцова - Вынос дела
– Тут работы на целый день. Еще отвалился картер, смялся барабан, надломился палец, оборвался приводной ремень и выпал кардан. Небось резко тормозили.
– Вот не повезло, – вздохнула я, – хорошо, хоть радиатор и аккумулятор в порядке.
Парень хмыкнул:
– Да, это в норме.
– Сколько будет стоить?
Специалист начал задумчиво загибать пальцы.
– Значитца, так: вызов мастера, транспортировка в центр, запчасти, работа – тысячи три «зеленых». Оплачивать прямо сейчас, наличными.
Я в растерянности полезла в кошелек и достала пять сотенных бумажек.
– Никогда не вожу с собой больших наличных денег. Но вы не волнуйтесь, сейчас сниму с карточки.
Секунду механик смотрел на доллары, потом оглушительно захохотал:
– Вы и в самом деле решили заплатить такую сумму за вышеперечисленные поломки?
– А что? – удивилась я. – Сами же сказали: сломался палец, выпал кардан, разгерметизировался тумблер.
– Ой, не могу, – заливался механик, ныряя под капот, – сейчас умру. Да не бывает такого никогда, пошутил я! Вы совсем в моторе не разбираетесь?
– Потому и вызвала вас, – обозлилась я.
Механик хлопнул капотом, «Вольво» послушно заурчал.
– Все? – изумилась я.
– Ага, – подтвердил мальчишка, продолжая смеяться, – всего делов-то!
– А что случилось?
Механик прищурился:
– Зачем вам, езжайте и все, вы магнитофон включать умеете? Могу научить, с музыкой веселей.
– Сколько? – сквозь зубы процедила я.
Паренек принялся выписывать счет. Я поглядела на бумажку. Недрогнувшей рукой мастер вывел: «Квитанцыя».
– Вот что, господин Кулибин, – не утерпел во мне преподаватель, – как специалист, могу вас заверить, что в русском языке сочетание букв «ц» и «ы» встречается крайне редко, всего лишь в словах – «цыц», «цыпленок», «цыган» и «на цыпочках».
– Каждый в своем деле мастер, – парировал мальчишка, – кстати, вы только что за «смятый барабан» три тысячи гринов отвалить хотели!
Я влезла в «Вольво» и закурила. Ну и что теперь делать? Конечно, звонить Александру Михайловичу! Но у приятеля в кабинете никто не снимал трубку, а мобильный вещал приятным женским голосом: «Абонент находится вне зоны приема». Домашний телефон также не отвечал.
Но я не привыкла сдаваться и принялась набирать номер Крахмальникова.
– У аппарата, – сообщил Андрюшка.
– Васильева беспокоит, – решила я выдержать стиль.
– Чего надо-то? – довольно нелюбезно поинтересовался майор.
– Где Дегтярев?
– Уехал.
– Куда?
– Служебная необходимость.
– Он в Москве?
– Нет.
– Когда будет?
– Не имею понятия.
– Слушай, – обозлилась я, – чего так разговариваешь?
– Недосуг болтать, – отрезал Андрюшка и брякнул трубку.
От негодования я чуть не выбросила ни в чем не повинный «Эриксон» в окошко. Видали мерзавца?
Недосуг ему. Ладно, если гора не идет к Магомету, то Магомету следует взять ноги в руки и двинуться к горе. Поеду к Андрюшке и покажу ему где раки зимуют!
В большом здании по длинным коридорам носились люди. Крахмальников сидит в крохотном помещении, размером с клетку для канарейки. Все пространство занимают письменный стол, два стула и сейф. Причем за стол Андрюшка протискивается боком, регулярно роняя при этом телефон, стэплер и банку со скрепками. Одна стена кабинетика сплошь занята огромным окном, а на подоконнике Крахмальников держит электрический чайничек фирмы «Тефаль» и сахар.
Банку с растворимым кофе и вкусный чай «Липтон» жадный Андрюшка прячет в сейф. Боится, что налетят коллеги и все выпьют.
Услышав звук приоткрывающейся двери, Андрюшка недовольно оторвался от пухлой папки и чуть не уронил ручку.
– Ты?!
– Чего так удивляешься? – хмыкнула я и втиснулась в кабинетик.
Как-то раз Крахмальников, сидя у нас в гостях, страшно раскипятился и заявил, что журналистов, которые без конца пишут о безобразиях в системе МВД, следует убивать на месте.
– И з-за нескольких придурков пятно ложится на всех! – шумел Андрюшка.
– Хочешь сказать, никогда не лупил задержанного? – спросила ехидная Зайка.
– Я, – четко и твердо ответил майор, – никого ни разу в рабочем кабинете и пальцем не тронул.
Верю ему безоговорочно: тут просто негде размахнуться.
– Ты как прошла без пропуска? – продолжал изумляться приятель.
Да просто, дурачок, у меня в здании есть пятая колонна по имени Леночка, бессменная секретарша Александра Михайловича. Лет ей вокруг сорока, и она до сих пор уверена, что лучшей жены, чем я, полковнику просто не найти. Но выдавать Лену Андрюшке совершенно не хочется, поэтому только пожала плечами и сообщила:
– Постовой зазевался, вот и проскочила.
– Да уж, – недовольно пробормотал майор, – везде пролезешь.
– Где полковник? – решила я не обращать внимания на хамство.
– Уехал в командировку.
– Куда?
– Служебная необходимость, – загадочно сообщил Крахмальников.
Я села на стул и попросила:
– Плесни кофейку.
Терпеть не могу растворимых напитков, но рассказывать об истории с Костровым следует под выпивку. За отсутствием спиртного сойдет «Нескафе» – я от этой бурды моментально делаюсь как пьяная.
Но Андрюшка даже не шелохнулся.
– Кофе кончился, и тебе пора домой.
– Подожди, – попробовала я добиться того, чтобы меня выслушали, – тут такая штука вышла, не поверишь!
– Ну и что? – умехнулся Крахмальников. – Небось кошелек потеряла или телефон…
Секунду я молча глядела на него. Ничего не стану рассказывать дебилу! Пусть занимается пустым расследованием. Хотя дам ему еще один шанс.
– Андрюшенька, не знаешь, как там дело Клюкина?
– Кого?
– Ну, Вани, которого отравили стрихнином на вечеринке у Харитоновых.
– Кто рассказал глупости? – сердито выпалил майор. – Откуда сведения о стрихнине?
– Дегтярев…
– Болтун, – в сердцах воскликнул Андрюшка, – а еще полковник. Ты, Дарья, давай домой. Александра Михайловича не будет примерно неделю, так что сейчас за тебя я в ответе. Собирайте манатки и дуйте в гостиницу, хватит, нагостились, пора и честь знать.
– Сами же велели изучать дом Харитонова…
– Это все твой дружок, – вздохнул Андрюшка, – давай, говорит, Дарью подключим, она разузнает. Я возражал – не надо в дело всяких баб впутывать, растяп и неумех. Да у нее все из рук вечно валится, ну куда такой оперативное задание давать. Нет, уперся рогом: Дашка сделает…
Он еще долго плевался огнем, но я уже отключилась. Растяпа и неумеха? Все из рук валится? Ну, Крахмальников, погоди! Хорошо, что не успела рассказать тебе о таинственно спасшемся Володе Кострове. Никогда не раскрыть тебе тайну смерти Клюкина, и с делом об убийстве Олега Андреевича наши доблестные органы тоже сядут в лужу, потому что я сама займусь расследованием, а когда узнаю, моментально расскажу все главному редактору газеты «Московский комсомолец» Паше Гусеву. Знаю его сто лет, еще со студенческой поры. Вот тогда и поглядим, кто из нас растяпа и неумеха, а кто блестящий детектив!
– Ладно, Андрюшенька, – пробормотала я, поднимаясь, – поеду, пожалуй.
– Зачем же приходила? – внезапно спросил майор.
– Да так, Дегтярева потеряла, не звонит, вот и заволновалась…
– Зря, занят он, освободится и свяжется с тобой.
Майор даже не пытался скрыть, насколько он ждет моего ухода. Я не стала томить приятеля и сделала ручкой:
– Пока.
– Пропуск давай.
– Какой пропуск, – прикинулась я идиоткой, – сказала же, как пролезла.
– Ну-ну, – вздохнул Андрюшка, – посмотрю теперь, как назад вылезешь.
Я вышла за дверь и с трудом удержалась, чтобы не шарахнуть ею со всей дури о косяк. Не буду кипятиться. Как гласит китайская мудрость, если спокойно сидеть на берегу реки, вода сама пронесет мимо труп врага.
ГЛАВА 8
Лучше всего мне думается по ночам, в особенности если есть возможность тихонько выкурить сигаретку. Домашние крайне отрицательно относятся к табаку. Особняк в Ложкино объявлен бездымной зоной, и приходится пускаться на всяческие ухищрения, дабы предаться пагубной страсти. Но у Харитоновых в доме никто не налагал запрета на сигареты. Таня спокойно расхаживает, куря свой «Рок», пепельницы совершенно открыто стоят во всех комнатах; одна весьма кстати пристроилась у меня в спальне.
Я вытащила «Голуаз» и с наслаждением затянулась. Нет, все-таки страшно приятно курить в удобном кресле. В Ложкино летом и осенью мне предписывается выходить в сад, зимой, правда, разрешают в виде исключения вынимать сигареты в помещении, в каморке под лестницей, где Ирка хранит пылесос и тряпки. Яростные нападки на «дымоглотство» мои дети объясняют благими порывами: не хотят, дескать, чтобы мать в расцвете лет погибла от рака легких.
Я смотрела, как хрупкий синий дымок медленно поднимается к хрустальной люстре, и пыталась привести мысли в порядок.
