Наталья Александрова - Флакон императора
Надежда, однако, была непреклонна.
– Говори! – повторила она. – Нельзя вечно прятать голову в песок! И ничего он тебя не уволит, где он еще найдет человека на такую мизерную зарплату?
– Вы думаете? – Вера взглянула на нее с сомнением. – А если все-таки уволит? На что мы будем жить? Ведь Денис… он сейчас…
– Обдумывает монографию, это я уже слышала! Стало быть, живет на твои деньги! И от полного безделья шляется к тебе на работу и душит в кабинете. А ты еще боишься изменить такую жизнь?
– Но если меня и правда уволят, я сама с голоду умру!
– Не посмеют!
– Ну, ладно… – Было видно, что Вера сама хочет выговориться. – Не знаю только, с чего начать…
– Начни с самого начала. Что это за экспонат?
– Строго говоря, это и не экспонат. То есть официально не входит в экспозицию музея. Его здесь не должно быть…
– Ничего не понимаю! То экспонат, то не экспонат… Все же, что это такое?
– Это такой маленький ларчик… – нехотя проговорила Вера. – Его принесла моя тетя. Она попросила спрятать его среди экспонатов музея. Она почему-то боялась хранить его дома, сказала, что в музее будет безопаснее. Я ей говорила, что у нас плохо с охраной, но она настояла… – Вера подняла глаза на Надежду. – Тетя сказала, что прятать любую вещь нужно среди таких же вещей, значит, ларчик – среди таких же ларчиков. Причем она настояла, чтобы я оставила его не в подсобном помещении, а в зале, на виду. Она сказала, что так еще безопаснее… того, что на виду, никогда не замечают… я не смогла ей отказать, тетя часто мне помогает… Я поставила этот ларчик в витрину, присвоила ему номер… Я думала, что никто не заметит… но вот чем все кончилось…
– Тетя? – переспросила Надежда, у которой возникли смутные подозрения. – А кто она, твоя тетя? Как она выглядит?
– Как выглядит? – Вера недоуменно взглянула на собеседницу. – Да как выглядит? Обыкновенно… средних лет… невысокая, худенькая… волосы короткие, такие… самые обычные… А почему вы спрашиваете?
– Так, есть причина.
Перед глазами Надежды возникла женщина, стоявшая возле статуи императора Септимия Севера. Невысокая, худенькая, с короткими темновато-русыми волосами. И она же – лежащая на шоссе с окровавленным лицом, с полными страдания глазами…
– Ладно, – проговорила Надежда Николаевна, на время отстранившись от этого видения. – Как ларчик попал в музей, я поняла. Теперь давай о том, куда он подевался.
– Я… я не знаю…
– Ты знаешь! – возразила Надежда. – Только что ты говорила, что он тебя уволит! Кто он?
– Викентий Павлович… заместитель директора… но я не уверена! – спохватилась Вера.
– Но почему ты первым делом подумала на него?
– Потому что… – Вера опустила глаза. – Потому что он уже не раз… уносил из музея экспонаты…
– То есть воровал, если называть вещи своими именами?
– Ну да… – Вера тяжело вздохнула. – Я хотела рассказать Валерии Львовне, но он… Викентий Павлович мне пригрозил, что свалит все на меня… Валерия Львовна скорее поверит ему, чем мне… а теперь он украл тетин ларец… он сделал это нарочно! Чтобы досадить мне! И что я теперь скажу тете?
– Валерия Львовна – это, я так понимаю, ваш директор? – осведомилась Надежда.
– Ну да. Она доктор наук, автор книг и статей о втором сецессионе, но музеем мало занимается, все переложила на своего заместителя, а он этим пользуется… раньше он был завхозом, но понемногу прибрал к своим рукам весь музей…
– Вот скотина! – проговорила Надежда. – Такие вещи нельзя оставлять безнаказанными!
– Но что можно поделать? – вздохнула Вера.
– Это порочная позиция! – отрезала Надежда. – Проще всего сказать: «Что можно поделать», «От меня ничего не зависит»… этим мы поощряем воровство и наглость!
– Но я действительно ничего не могу сделать!
– Ты, может быть, и не можешь, а я… Скажи, где он сейчас?
– У себя в кабинете… это вот там, налево по коридору… – Вера показала на плотно закрытую дверь.
– Ладно, ты пока посиди, успокойся, приведи свои нервы в порядок, а я пойду поговорю с этим Викентием Павловичем. Посмотрю, что он из себя представляет… Да, причешись хоть и губы подкрась, а то смотреть на тебя оторопь берет!
Надежда Николаевна нарочно так сказала, чтобы Вера встряхнулась. Но это не помогло, Вера посмотрела на нее прежним затравленным взглядом.
Надежда вздохнула, подошла к кабинету заместителя директора и решительно постучала в дверь.
– В чем дело? – донесся из-за двери недовольный голос.
Надежда толкнула дверь и вошла.
Кабинет был небольшой, но обставлен со вкусом, в стиле модерн. Точнее, как поняла догадливая Надежда, в стиле второго сецессиона.
По стенам – шкафчики, дверцы которых украшали витражи с изображением лилий и ирисов, посреди кабинета – изящный письменный стол в египетском стиле.
За этим столом, в кресле красного дерева, сидел маленький мужчина с круглой плешью, окруженной завитками рыжеватых волос. Он совершенно не соответствовал изысканному стилю кабинета – неопрятный, в обсыпанном перхотью пиджаке. На носу у него красовались очки в модной оправе, которые ничуть ему не шли.
На столе стоял обычный компьютер, рядом с ним – красивая серебряная рамочка с фотографией маленькой собачки. Это был йоркширский терьер.
– Вы кто? – осведомился хозяин кабинета, подняв глаза на Надежду Николаевну.
– На… Наталья Звездопадова, корреспондент газеты «Воскресный вестник», – ответила та и, не спрашивая разрешения, села в изящное кресло розового дерева.
– «Воскресный вестник»? – переспросил мужчина. – Не знаю такую газету…
– Это неудивительно, – заворковала Надежда. – Вы – человек занятой, у вас нет лишнего времени… но наша газета очень популярна в городе, у нас многотысячная аудитория!
– И что же вас привело к нам в музей? Чем наш скромный музей может заинтересовать ваших читателей?
– А вы не догадываетесь? – Надежда посмотрела на него с удивлением. – Вы ведь – Викентий Павлович?
– Ну, допустим!
– А вы помните, Викентий Павлович, какой у нас год?
– Ну, разумеется! Две тысячи…
– Не в этом дело! Этот год объявлен всемирным годом стиля модерн! Он же – югендстиль, арт нуво, либерти… – Надежда вывалила на собеседника все мудреные слова, которые узнала накануне. – Он же сецессион! – Последнее слово она подчеркнула выразительным жестом, обведя обстановку кабинета.
– Да что вы говорите? – отозвался мужчина с вялым интересом.
– Именно! – радостно повторила Надежда. – Так что ваш, как вы сказали, скромный музей – вовсе не такой скромный, он оказывается в центре внимания!
Последние слова, кажется, не на шутку испугали Викентия Павловича.
– Поэтому я и пришла к вам, – продолжала Надежда. – Я пришла, чтобы сделать большой материал для следующего номера. Но вы ведь знаете публику… ее мало интересуют проблемы чистого искусства. Ей подавай интригу… ей подавай криминальный сюжет…
– Криминальный? – Викентий Павлович еще сильнее забеспокоился. – Какой криминальный сюжет может быть в маленьком скромном музее? У нас здесь тишина, покой…
– А вот не скажите! – проговорила Надежда заговорщицким тоном, перегнувшись через стол. – Знаете, как говорят – в тихом омуте черти водятся?
– Какие еще черти?
– Ну, это образное выражение. Черти здесь, разумеется, ни при чем. Так же, как и омут. А наших читателей очень интересует вопрос о кражах исторических ценностей, произведений искусства. Особенно сейчас, когда искусство стиля модерн находится в центре общественного внимания…
– Кражах? – Лицо Викентия Павловича пошло пятнами, глаза забегали. – У нас такого не бывает… у нас музей маленький, но в нем полный порядок…
– Я вам верю! – с жаром воскликнула Надежда. – Я вам абсолютно верю! Но наши читатели… вы же знаете современных читателей, им подавай жареные факты!
– Жареные? – переспросил Викентий Павлович. – В каком смысле жареные?
– В переносном, – успокоила его Надежда. – А факты таковы, что на черном рынке произведений искусства в последнее время появились работы представителей второго сецессиона, конкретно – Михаила Каргопольского… выдающегося представителя стиля «второй сецессион», который сейчас находится, как я уже говорила, в центре внимания… Как вы можете это объяснить?
– Объяснить? – переспросил Викентий Павлович. – Почему именно я должен вам что-то объяснять? Я здесь не один работаю… здесь есть директор, есть рядовые сотрудники… к примеру, Вера Ведерникова, у которой очень подозрительные знакомства…
– Почему именно вы? Потому что мне почему-то кажется, что в этом музее без вашего ведома и муха не пролетит!
– Я не понимаю, к чему вы ведете! – раздраженно проговорил хозяин кабинета.
Он снял очки и принялся протирать их платком, должно быть, чтобы выиграть время.
В это время в дверь его кабинета кто-то негромко постучал, и, не дожидаясь ответа, в кабинет ввалился тип чрезвычайно подозрительной наружности – лет сорока, с длинными волосами, неопрятно свисающими на воротник свитера, и с цепким взглядом маленьких темных глаз.
