Теория бобра - Туомайнен Антти
Темноволосый не говорит ничего, только касается языком нёба, и из открытого рта вылетают два громких щелчка.
Гости устраиваются в моем кабинете по-хозяйски. Блондин развалился в кресле, словно кости у него потеряли всякую жесткость, закидывает одну ногу на подлокотник и в итоге оказывается в каком-то диагональном положении, которое скорее подошло бы очень уставшему подростку. Темноволосый уселся на стол и болтает ногой, словно ждет родителей, которые должны забрать его из школы. При этом взгляды незваных посетителей нельзя назвать рассеянными. Оба цепко обшаривают глазами комнату, что-то высматривают и словно к чему-то готовятся. Я, разумеется, не знаю, к чему именно, но имею некоторые предположения. К счастью, за минуту пути от вестибюля до кабинета я успел произвести кое-какие расчеты.
— Можно поинтересоваться, по какому вы делу? — спрашиваю я, садясь в свое рабочее кресло по другую сторону стола.
— Разумеется, — говорит блондин, показывая большим пальцем сначала на себя, а потом на своего спутника. — Моя фамилия Ластумяки, а его — Салми. Мы из полиции Хельсинки, работаем по поручению разных отделов. В управлении штаны не просиживаем, собираем информацию, знакомимся с людьми. И вот, подумали, что сегодня подходящий день, чтобы познакомиться с вами.
Ластумяки одновременно и ответил на мой вопрос, и увильнул от него. Подозреваю, он и сам прекрасно это понимает. Впрочем, я и не думал, что наша беседа окажется легкой.
— Я страховой математик Хенри Коскинен и…
— О том и речь, — говорит Ластумяки. — Мы приехали из Эспоо, и там есть парк, похожий на ваш. Знаете о нем?
Я подтверждаю, что о существовании «Сальто-мортале» осведомлен.
Ластумяки молча смотрит на меня.
— И как бы вы сравнили эти два парка? — спрашивает Салми.
— По каким параметрам?
— Можете сами выбрать, — пожимает плечами Салми и болтает ногой.
— «Сальто-мортале» значительно новее, — говорю я. — Оборудование более новое и дорогое, маркетинг более агрессивный, посещаемость на данный момент выше.
— То есть вы хорошо знаете это место.
— Я бывал там, — киваю я. — И внутрь заходил.
Салми и Ластумяки переглядываются.
— То есть место более новое и дорогое… — начинает Ластумяки, но я прерываю его.
— Оборудование дороже, — говорю я, — но вход бесплатный. Так что можно сказать, что парк дешевле. В некотором смысле. — И я кратко ввожу их в курс дела.
Ластумяки молчит. Он уже не так разлит по креслу, как в начале беседы.
— Хорошо, — наконец произносит он, — поговорим о владельцах. Вы сказали, что бывали в том парке. И как, встречались с коллегами?
В моем воображении со скоростью молнии мелькают две картины. Олави с физиономией, выкрашенной ярко-голубой краской. И другая — мужчина в ковбойском наряде с гигантским рожком мороженого во рту, лежащий на полу перед огромным бобром.
— Да, я с ними встречался.
— С ними? Вы имеете в виду….
— Я имею в виду четырех мужчин, которых я там встретил.
Салми щелкает языком.
— И что было дальше? — спрашивает он.
— Мы поговорили.
Оба полицейских молчат.
— Вы поговорили, — после паузы произносит Ластумяки. — О чем?
— Я хотел убедить их, что используемая ими бизнес-модель рассчитана на краткосрочную перспективу, — отвечаю я.
Ластумяки и Салми снова переглядываются.
— Что это значит?
— Если предприятие занимается откровенно убыточной деятельностью…
— Я не об этом, — прервал меня Ластумяки. — Вы сами признались, что пытались их убедить. Но как? Каким образом вы их убеждали? Угрозами?
— Разумеется, нет, — отвечаю я совершенно искренне. — Я предложил им свою помощь.
Судя по всему, мой ответ сбил полицейских с толку. Оба, и Салми и Ластумяки, явно задумались над следующим вопросом, а может быть, и о направлении разговора в целом.
— В «Сальто-мортале» погиб человек, — наконец прерывает паузу Ластумяки.
— Неприятная новость. — В моих словах нет ни капли лукавства.
— Владелец парка, — говорит Салми. — Возможно, вы его помните.
— Прекрасно помню, — подтверждаю я.
— Ему еще Клинт Иствуд нравился, — произносит Салми. — «Хороший, плохой, злой». Джесси Джеймс. Кто выхватит пистолет первым.
— Именно, — киваю я, хотя и не понимаю, как все это связано между собой.
— На судмедэкспертизу очередь, — снова включается в разговор Ластумяки, — и результаты немного задерживаются. Но мы пока что изучаем, так сказать, индустрию парков приключений. Не исключено, что убийца разгуливает у нас под носом. Не могу объяснить, почему мы так думаем, чтобы не навредить расследованию, но основания для этого есть.
Я храню молчание. Ластумяки и Салми все это время пристально смотрят на меня, и я начинаю испытывать раздражение, даже усталость. Собственно, они этого и добиваются.
— Вы ведь неплохо разбираетесь в этой сфере, — выдержав паузу, говорит Салми. — У вас нет каких-то предположений, почему такое могло произойти?
Этим вопросом я задаюсь с самого утра.
— Нет, — отвечаю я. — У меня нет абсолютно никаких предположений.
После моих слов в кабинете повисает тишина. Только теперь я понимаю, насколько тихо в парке. Ластумяки как будто читает мои мысли. Он снова поднимает большой палец, но на этот раз показывает им себе за спину.
— Как-то очень тихо у вас в павильоне, — замечает он. — Парк еще не открылся?
— Открылся.
— Но, когда мы сюда пришли, у кассы никого не было.
Боюсь, Ластумяки и Салми уже знают о ситуации в парке и о том, почему она сложилась именно так.
— Мы потеряли своих клиентов. Они перебрались в «Сальто-мортале», — говорю я.
— Вот как? — бросает Салми.
— Да, паршивые дела.
— А это не наводит вас ни на какие мысли?
Я понимаю, что Салми имеет в виду. И не могу сказать, что мыслей по этому поводу у меня не возникало. Их у меня было столько, что я среди ночи даже потащился в парк к конкурентам. Но сейчас, в присутствии полицейских, не лучшее время делиться своими соображениями.
— Я не имею к этой смерти никакого отношения, — говорю я совершенно искренне.
Ластумяки и Салми на минуту замолкают, ни один из них не произносит ни звука. Потом, по-видимому, обменявшись телепатическими сигналами, они одновременно приходят в движение. Ластумяки поднимается со стула, словно собирая себя из фрагментов. Салми, взлетев со стола, замирает, что после его безостановочного болтания ногами кажется даже странным. Почему-то оба, выпрямившись в полный рост, выглядят моложе и стройнее, и снова ничем не отличаются от обычных посетителей нашего парка.
— Что ж, вот мы и познакомились, — говорит Ластумяки. — Думаю, мы еще зайдем вас проведать.
— Да и вообще тут приятное местечко, — добавляет Салми.
И снова, словно повинуясь какому-то внутреннему сигналу, полицейские одновременно поворачиваются и выходят из кабинета. Я слышу их шаги; потом опять становится тихо. Встаю со стула, выглядываю в окно и наблюдаю, как гости идут к своей машине. Видавший виды трехдверный небольшой белый «БМВ» заводится и трогается с места, затем разгоняется на покрытой снегом парковке, несколько раз взбрыкивая задом, и, наконец, мчится вперед. Как будто за рулем только что получивший права новичок.
Пакет с пищевыми отходами стоит за дверью на коврике в прихожей. Он набит под завязку и воняет на всю квартиру. Лаура Хеланто принесла его из кухни, потому что утром я о нем забыл. Вообще-то забывчивость мне не свойственна, но я не хочу пускаться в объяснения. С пакетом в руке возвращаюсь в морозную темноту и бросаю пакет в контейнер. Остаток вечера и даже ночью в постели меня не покидает ощущение, что зловонный пакет все еще стоит посреди гостиной, непосредственно под носом у каждого из нас — Лауры, Туули и даже Шопенгауэра. И что все мы знаем об этом, но стараемся говорить о чем-то другом.
