Дмитрий Черкасов - Один день Аркадия Давидовича

В финале все опять собрались в комнате замкоменданта, бодро высосали остатки спиртного и завалились там, где стояли.

Через несколько минут одна дама сказала:

– Фу, ну и жара!

– Щас, это самое, поправим! – пришел на помощь Крысюк, поднял валявшуюся рядом с ним на полу трехкилограммовую гантель и швырнул в окно.

Раздался звон, но все остались довольны, ибо вставать, чтобы открыть форточку, было влом.

– Ах, как хорошо! – по-кошачьи потянулась замкоменданта и положила голову на плечо Крысюку. – Как посвежело! ...

...Наутро гантель обнаружили торчащей в кинескопе телевизора.

А в туалете – разрубленный надвое унитаз, и валяющихся рядом топор и совершенно голого Синяка, в анусе которого торчал разряженный ТТ...

Грохнула входная дверь кабачка и под его гостеприимные своды ступил спасающийся от ливня округлый человечек с сумкой через плечо, при первом же взгляде на очкастую физиономию которого истинный национал-патриот должен был испытывать одно-единственное чувство – желание со всего размаха дать по нагло улыбающейся семитско-армянской харе обрезком двухдюймовой доски.

– Ба! – заорал Ортопед и выскочил из-за стола. – Юрик!

Вошедший близоруко огляделся, увидел приближающегося к нему верзилу и был заключен в крепкие объятия обрадованного братана.

– Какими судьбами? – возопил Михаил и потащил вновь прибывшего к столу. – Пацаны, знакомьтесь... Юра Нерсесов.

– Тот самый? – привстал Клюгенштейн поднял брови и протянул руку. – Аркадий...

– Рюмашку? – предложил хлебосольный Комбижирик.

– Не откажусь, – один из наиболее известных российских журналистов уселся на свободный стул. – Что пьете?

– А всё, – Армагеддонец обвел дланью стол. – Может, блин, водочки для сугреву?

– Неплохо бы, – Нерсесов покрутил коротко постриженной головой и повесил сумку на спинку стула.

– «Синопскую», «Охту», «Петр Великий» или «Менделеев»? – осведомился подскочивший сомелье, памятуя о пристрастиях гостей и приняв журналиста за одного из членов братанского коллектива.

– М-м-м... – задумался Юрик. – Пожалуй, «Менделеев». Всё-таки имя...

– Закусывай, – Тулип подвинул поближе к Нерсесову блюдо с мясным ассорти и хрустальную салатницу с оливье.

Хорошо воспитанный журналист-патриот, снискавший всенародную славу на ниве борьбы с сионизмом и псевдодемократией, поднял первый тост за здоровье всех присутствовавших и удачу во всех их начинаниях, и зажевал кусочек буженины.

– Над чем сейчас работаешь? – поинтересовался Ортопед, собиравший вырезки из газет со статьями Нерсесова и многократно цитировавший автора в своих речах, посвященных решению мировых проблем.

– Гасим городской суд, – с достоинством ответил Юрик и взял пластик бастурмы. – В «Новом Петербурге»...

– Давно пора, – одобрил Армагеддонец, дважды побывавший под следствием и даже один раз дошедший до суда, где сфабрикованное против него уголовное дело развалилось по причине исчезновения «потерпевших», оказавшихся, к тому же, близкими родственниками возбудившего дело следователя. – А в чем, блин, суть загашивания?

– В том, что народные заседатели оказались липовыми.

– Это как? – не понял Ортопед.

– А так, – Нерсесов навалил на чистую тарелку солидную порцию оливье и схватил ложку. – Народные заседатели избираются ЗАКСом и там же утверждаются. Таков закон. Без избрания и утверждения они никто... Левые люди. Самозванцы, короче... А у нас в судах с девяносто третьего года сидят именно такие. Утвержденные экс-мэром Стульчаком и не избранные народными депутатами. Получается, что большинство приговоров по уголовным делам – туфта. Дикое нарушение процессуального законодательства. И Полупердунчиков, – журналист скривился, произнося фамилию председателя городского суда, – это всё покрывает, сука... Нацию позорит.

Юрик, в жилах которого текла еврейская кровь пополам с армянской, зло нахмурился.

Его гремучая смесь национальностей, однако, не мешала разным просионистским и псевдодемократическим газетенкам регулярно обвинять журналиста в «разжигании межнациональной розни». Видимо, внутри себя самого. Нерсесова даже занесли в «Справочник российского экстремизма», как чуть ли не вдохновителя еврейских погромов и сторонника притеснения армян турками, что было совершеннейшим бредом.

– При чем тут нация? – удивился Глюк.

– При том, что по отчеству тот – Израилевич. Владимир Израилевич Полупердунчиков. Так в паспорте написано. Но все его, разумеется, называют «Ивановичем»...

– А-а, – протянул Клюгенштейн и нехорошо прищурился. – Согласен, блин, вдвойне сука, если еще и отчества стыдится... Вот из-за таких все беды. Надо, блин, наказать этого козла...

Ортопед свел к переносице густые брови и жизнеутверждающе икнул.

ГЛАВА 4

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ВАЗЕЛИНЫЧА

Во время Второй Мировой войны немцы на территории Голландии в большой секретности строили макет аэродрома.

Самолеты, ангары, автомобили, средства ПВО – всё делалось из дерева. Но в один из дней прилетел английский бомбардировщик и сбросил на лже-аэродром одну-единственную бомбу, после чего строительство аэродрома сразу прекратилось.

Бомба была деревянная...

Обсудив с Нерсесовым нюансы последнего выпуска телепередачи «Независимость слова», ведомой ушлым журналюгой Савиком Шустрым на обновленном НТВ, и узнав от Юрика, что продольная бороздка на таблетках нужна, оказывается, не только для деления ее на две части, а для того, чтобы больному, у которого сильно болит горло и который не способен полноценно глотать, можно было бы вкрутить эту самую таблетку отверткой в попу, Клюгенштейн оставил гостя на попечение раздухарившимся браткам во главе с Ортопедом, сел в свою золотистую «Acura MDX» и поехал на встречу с барыгой.

Проезжая мимо неорганизованного людского столпотворения возле Сытного рынка Глюк вспомнил виденный им год назад случай и широко улыбнулся...

На стихийной бирже рабочей силы, где приезжие предлагали свои услуги, в тот день было, как всегда, шумно. Галдящие толпы украинских ремонтников, белорусских отделочников, молдавских бетонщиков, армянских укладчиков кирпича и киргизов-плиточников, немного разбавленных одинокими торговцами коноплей, преимущественно азербайджанской национальности, барражировали неорганизованными группами и пытались найти заказчиков.

Они наперебой расхваливали себя, показывали мозолистые руки, рвали на груди рубахи и хватали «покупателей» за рукава. Их поведение частенько приводило к тому, что бедолага-заказчик, надышавшись чесночными испарениями и оглохнув от криков, начинал шарахаться от подрядчиков и улепетывал в полном расстройстве, так и не найдя партнеров.

И вот однажды, недалеко от такой биржи, остановился автобус со швейцарскими туристами.

Водитель приступил к мелкому ремонту, а часть пассажиров, в основном мужчины, вышла размять ноги. Переводчик куда-то делся, и потому они обратились к торчавшему неподалеку Денису Рыбакову, прибывшему в сопровождении Аркадия Клюгенштейна для разговора с одним бизнесменом. Денис всегда отличался интеллигентной внешностью и иностранцы были уверены, что сей молодой человек уж точно владеет несколькими европейскими языками.

И они не ошибались.

Вопрос швейцарцев был прост: «Откуда столько мужчин?».

Весельчак Денис, параллельно переводящий беседу для мирно стоявшего рядом Глюка, с хорошим грассирующим парижским прононсом выдал следующее:

– Видите ли, Россия теперь продвинутая страна. У нас все разрешено. Места, где собираются девушки легкого поведения, вы уже видели. А здесь находится еще одна достопримечательность Санкт-Петербурга – популярный гей-шоп под открытым небом. Согласитесь, очень удобно. Богатый выбор. Умеренные цены...

В этот момент к группе подошел голый по пояс, усеянный татуировками нетрезвый плиточник.

Выплюнув шкурку от сала и обдавая интуристов неземным ароматом копченой салаки, лука и не стиранных две недели носков, он начал бубнить, обнажая редуты золотых зубов:

– Ну, шо? Делать-то шо надо? Берите нас! Мы бригада сильная, специалисты – во, пьянок не будет, руку на отсечение даю...

Жестикуляция этого человека была весьма подходящей и полностью соответствовала рассказанному Рыбаковым: плиточник бил себя в грудь, возводил вверх большой палец, демонстрировал бицепс, а в конце монолога красноречиво провел ладонью правой руки по локтю левой.

– А почему в толпе попадаются женщины? – недоуменно вопросил Дениса один из туристов, взглядом показывая на лузгающих семечки молдаванок.

– Так это трансвеститы, где же им еще быть, – пожав плечами, парировал тот.

И швейцарцы понимающе закивали...

Когда вседорожник Аркадия миновал станцию метро «Горьковская», запиликал телефон.