Дарья Донцова - Третий глаз-алмаз
Бромская улица оказалась пустырем. Сначала я долго искала съезд со МКАД, потом очутилась в промзоне, которая протянулась на несколько километров, затем попала на шоссе, по обе стороны которого высились серые бетонные заборы, разрисованные неприличными надписями, и в конце концов вырулила на четырехугольный пустырь, в правом углу которого сиротливо маячила автобусная остановка.
Я вышла из «букашки» и прочитала на табличке, висевшей на столбе: «Улица Бромская». Вокруг не было ни души, лишь три бродячие собаки с интересом наблюдали за мной. Я снова села за руль, пересекла на машине вытоптанную площадку, увидела овраги, за ними желто-серую четырехэтажку, а еще дальше целый квартал блочных башен.
Минут пятнадцать ушло на то, чтобы сообразить, каким образом можно подъехать к зданию. В конце концов я оставила машину, пешком преодолела глубокую канаву и с огромной радостью обнаружила на стене дома нарисованную черной краской цифру «6». Оставалось лишь удивляться, куда подевались первые пять домов.
Шестая квартира была на втором этаже, я нажала на звонок, послушала, как за дверью весело разливается «соловьиная» трель, и, вспомнив слова Ксю о любви Светланы к выпивке, решила повторить попытку, подняла руку и тут заметила на косяке странные темно-красные куски, похожие на пластилин. К ним прилип клочок бумажки. Я потрогала пальцем комочки и позвонила в соседнюю дверь. Та моментально отворилась, появилась девушка лет двадцати с вытравленными добела волосами.
– Че надо? – без всякой агрессии спросила она.
– Вы не знаете, где ваша соседка?
– Которая? – уточнила хозяйка.
– Светлана Лукашина.
– Она померла! – равнодушно сообщила девица.
– Когда? – ахнула я.
– Вчерась, – пожала плечами блондинка, – а че?
– Лукашина должна мне денег и…
– Тю! Она бухала, – радостно выпалила красавица. – То приличная ходит, то ужратая! Столкнешься в подъезде – не поздоровкается, глаза стеклянные! А еще она тут позавчера у окна наблевала, и ее Танька шваброй охреначила! Может, от побоев и померла! Позвонок ей Танька сломала!
Дверь квартиры, расположенной напротив, распахнулась и с глухим стуком ударилась о стену.
– Сволочь! – заорала толстая баба в слишком коротком и тесном ситцевом халате. – Сука! Не смей брехать. Вот Мишка вернется, он тебе, Ленк, язык выдернет!
– Тю! Танька! – не испугалась Лена. – У глазка караулишь? На лестницу пялишься?
– А че? Место куплено?
– Хоть обзырься, ничего интересного не увидишь! – застрекотала Таня. – Лучше за Мишкой присматривай! Он к Аське из двенадцатой шастает!
– Брехня!
– Вот те крест!
– Врешь!
– Ха! Откудова у Аськи новые туфли? Твой Мишка припер! И драку я видела! Светку рвало у подоконника, а ты высунулась со шваброй и как хренакнешь ее!
– Сама у глазка днями стоишь, – предприняла ответную атаку Таня, – ну вышла я, поддала ей! А кто тут лестницу шкрябает? Я! Остальным по барабану, насрут и пройдут! У нас в деревне и то чище!
– Чего ж ты в Москву приперла! Сидела бы у себя в Зажопье, – завизжала Лена.
– Гадина, – потрясла кулаком Таня.
– …! – не осталась в долгу Лена.
– …! – ответила Татьяна.
– …! – отбила Лена.
– Дамы, спокойно, – приказала я.
– Да пошла ты, – в запале рявкнула Таня, – не стой под стрелой, по башке получишь.
– Полковник Дарья Васильева! – гаркнула я. – Московский уголовный розыск. Или замолчите, или обеих в обезьянник устрою, с комфортом!
– Ой! – пискнула Таня.
– Б…! – вырвалось у Лены. – Извините, я не нарочно! Не в ваш адрес говорено, просто так, в воздух.
– Надеюсь, вы прекратите ругаться и ответите на мои вопросы, – сурово сказала я.
На губах Тани появилась заискивающая улыбка.
– Мы дружим!
– Ага, – подтвердила Лена, – очень даже друг друга любим.
– Я заметила! А главное, услышала ваш обмен любезностями.
– По-соседски веселимся, – заявила Таня, – шуткуем. Правда, Лена?
– Точняк, – подтвердила та. – Поорем для тонуса и чай пить сядем. Нас ваще водой не разольешь.
– Отлично. Когда вы видели Светлану в последний раз? – приступила я к допросу.
– Позавчера, – бойко сообщила Ленка, – я мимо двери случайно шла, услыхала шум, в глазок торкнулась – Танька Лукашину шваброй хреначит!
– Да нет у меня швабры, – залепетала Таня. – Вот вы полковник…
Я кивком ее поощрила.
– Но ведь и баба! – продолжала Таня. – Скажите по-женски! Обидно ж, когда вымоешь, уберешь, а кто-то возьмет и нагадит! Я лестницу мою, очень грязь не люблю. Тока отскребла плитку, гляжу, Светка блюет! Ну не удержалась, отходила ее веником! Наркоманка хренова. Но ей ничего не сделалось, уползла к себе, слова не сказала.
– Почему наркоманка? – удивилась я.
– Алкоголем от нее не пахло, – пояснила Таня, – а вид безумный! Глаза выкатила, пена на губах, корчится. Фу! Обдолбанная по полной программе. Но она живая ушла! Чего от веника будет, он мягкий! Даже синяка не получится. А вчера вечером менты приперли! Их эта вызвала! Из четвертой квартиры!
– Килькина, – влезла Ленка.
– Учительница, – дополнила Таня, на лице которой появилось выражение кошки, обнаружившей в своей мисочке вместо жирных свежих сливок вчерашнюю чайную заварку.
– А кто сорвал печать? – спросила я.
– Чего-о? – в унисон протянули скандалистки.
– Милиция опечатала дверь, видите темно-красные следы и обрывок бумаги?
– Не я! – завопила Лена.
– И не я, – подхватила Таня. – Могу точно сказать: Ленка ни при чем! Она сегодня не высовывалась! Они позавчера около семи вечера как уехали с Муратом на дачу, так и вернулись вчера совсем ночью! Мурат у ней небось до сих пор в спальне сидит!
Лена покраснела.
– Ну и че? Мы бессемейные! И ваще…
– Лучше скажите соседке «спасибо», – купировала я начинающийся скандал, – она обеспечила вам алиби.
– Ага, – растерялась Ленка, – ваще-то… Мурат… он там… дрыхнет… устал… его трудно разбудить…
– Ухайдокала парня, – заржала Таня, – заездила до отключки!
– Скажешь тоже, – кокетливо сверкнула глазами Лена, – мы на даче устали!
– Во-во, – продолжала веселиться Таня, – и я про усталость!
– Раз Лена не выходила, значит, печать сорвали вы! – заявила я Татьяне. – Зачем полезли в квартиру покойной? Цель какая? Воровство?
Таня разинула рот.
– Она честная, – Лена неожиданно встала на защиту соседки, – подсматривать любит, подслушивать, всем сплетни расскажет, но стырить ничего не способная! Таньке весь подъезд ключи оставляет, когда в отпуск отваливают, цветы полить, газ проверить, все знают: она и щепки не возьмет. За фигом ей к Светке переть? Там брать нечего! У Лукашиной все на бухалово уходило, бедно жила.
– И врала много, – добавила Таня, – говорила, на телике работает! Разве там такие есть? Телелюди все в золоте и брюликах! У них машины, и жить они тут не станут!
– Светка Аське из двенадцатой пропуск на программу давала, – вдруг вспомнила Лена, – и провела ее через служебный ход.
– Ну, может, и работала в телецентре, – согласилась Таня, – уборщицей!
– Аська говорит, у Лукашиной рация была, и она…
– Если вы не трогали печать, то кто ее сорвал? – Я вернула балаболок к интересующей меня теме.
Таня и Лена переглянулись, первая молча ткнула в дверь с номером «4» и шепотом сказала:
– Может, она? Наталья Петровна?
Лена закивала.
– Очень уж она хорошая! Такая и спереть может! Идет иногда со своей внучкой и зудит: «Надо слушать маму и бабушку, выпрями спину, не шаркай ногами». Зануда.
– Правильная! – уточнила Таня.
– Зануда! – повторила Лена.
– Вечно умничает!
– Книги в библиотеке берет!
– Вежливая! Даже плюнуть в нее хочется, – шипела Лена, – прям не понимаю, как с такой разговаривать! Встретишь, она и давай гундеть: «Леночка, как вы замечательно выглядите! И беленькая кофточка вам к лицу!»
– Чистый сироп, – каркнула Таня.
– Может, Нинины дети печать содрали? – предположила Лена. – Неслись по лестнице и сдернули!
– Лен! – заорали из квартиры. – Чаю поставь!
– Мурат проснулся, – хихикнула Лена и скрылась в квартире.
– Во до чего одинокая жизнь довести может, – делано пригорюнилась Таня. – У этого Мурата баб как у нас тараканов. А Ленка верит, что она единственная. Жаль ее, хоть дура и неряха, но не противная, не завистливая, не то что Нинка из пятнадцатой, та, если у кого новые туфли увидит, – позеленеет вся! Извиняйте, я пойду мужу жрачку готовить!
Татьяна захлопнула дверь, я постояла мгновение, потом присела и подняла коврик у квартиры Лукашиной. Так и есть, некоторые людские привычки неискоренимы. Москвичи устанавливают бронированные двери, вешают камеры слежения, нанимают охрану, но по-прежнему кладут ключи под тряпку, о которую вытирают ноги!
Замок у Лукашиной был простенький, я легко повернула ключ и вошла в крохотную прихожую. Слева висела деревянная палка с крючками, на одном болтались старый бежевый тренч и древний шелковый платок. Дальше стоял небольшой холодильник. Размер его без слов сообщил о личной жизни Светы – у нее явно не было ни семьи, ни постоянного любовника. Если к вам часто заглядывает мужчина, придется ему готовить хоть какую-то еду, а в крохотный холодильник не влезет ни одна кастрюля.
