Елена Логунова - Спокойно, Маша, я Дубровский!
– Дюха, ты здесь? Привет, пап, – в гостиную заглянул Зяма.
Я вспомнила, что у нас с ним есть общее детективное дело, и пошла на военный совет в комнату брата.
– Заседание клуба веселых и находчивых отбъявляется открытым! – провозгласила я, обрушившись на диван.
– Каких веселых и находчивых? Скажи лучше – печальных и забывчивых! – огрызнулся Зяма. – Не вижу никаких поводов для радости. Нам предстоит выяснить, где в данный момент находится парикмахерша Сигуркина. Варианты ответа: А) в бетоне; Б) в любом другом месте. Прямо даже не знаю, что предпочтительнее...
– Для нас или для Сигуркиной?
– Для меня, – признался эгоист. – Как будем выяснять? Я лично об этой самой Сигуркиной не знаю ничего, кроме ее фамилии и номера мобильного...
– Ты знаешь мобильный парикмахерши? Откуда? – перебила я.
– Так она сама мне его сказала, когда мы у гроба стояли, а я запомнил – номер легкий, – объяснил Зяма.
– Ты что, клеил новую подружку прямо у гроба старой?! – Я была шокирована.
– Во-первых, Машенька была совсем не старой, ей еще и тридцати не было, – обиделся братец. – А во-вторых, в отношении парикмахерши у меня никаких таких планов не было. Я узнал ее телефон только для того, чтобы позже позвонить и сообщить о результате своего эксперимента. Мол, проверка показала, что Машенька – это Машенька. Правда, Сигуркина мне не поверила...
– То есть ты ей все-таки звонил? – уточнила я. – Так в чем проблема? Позвони еще раз!
– Уже пытался, но ее телефон не отвечает. Как думаешь, по фамилии и имени в справочной дадут информацию об адресе?
– Смотря где справочки наводить, – со знанием дела ответила я, доставая из сумочки визитную карточку подруги «лесного короля».
– Дай посмотреть! – Зяма выхватил у меня картонку, повертел ее в пальцах и даже понюхал. – У-у-у, какие духи! И кто это у нас тут такая? Что за Даша?
– Хороша Даша, но не ваша! – ответила я, отняв у него визитку. – Впрочем, это мы еще посмотрим, как дело обернется.
Заинтригованный братец округлил глаза (уже не черные бандерасовские, а свои родные, серые), но я не стала отвлекаться на объяснения, уже набирая выбитый на пижонской карточке номер.
Дашенькин мобильник на мой призыв к общению отозвался скучными длинными гудками.
– Спит красавица, – с уверенностью сказал Зяма. – Знаю я этих золотых леди, они до рассвета тусуются, потом до полдника дрыхнут, а по пробуждении вкушают тостики с соком или кофеек с фруктами и едут в салон красоты.
– Ух, ты! – Меня в равной степени впечатлили и Зямина осведомленность, и описанная им программа-минимум. Мне бы так жить! – А в котором часу у золотых леди бывает полдник?
– Где-то с пятнадцати до восемнадцати. – Братец взглянул на свой благородно-простой хронометр марки «Тиссо», потом снова на пафосную визитную карточку Дашеньки и постановил:
– Полтора часа нам с тобой на отдых, а потом поедем по указанному адресу. Как раз успеем к кофе с тостами!
12
В кабинете без кондиционера было жарко и душно, как в бане. Следователь Ваня Красиков обмахнулся картонной папочкой, потянулся за салфеткой и беспомощно выругался. На нежно-розовой упаковке влажных салфеток «Нюанс» кто-то из Ваниных коллег-шутников изобретательно почеркал красным маркером. Теперь салфетки носили непристойное название «Ню-анус», и применять их для освежения физиономии уже как-то не очень хотелось.
Следователь тяжко вздохнул, привстал на стуле, дотянулся до оконной рамы и толкнул ее. Окно проскрипело что-то неразборчивое и распахнулось настежь, едва не стукнув по соломенной шляпе бабусю, устроившуюся на тротуаре с тремя ящиками черешни. По-хорошему, пенсионерку с ее несанкционированной коммерцией следовало бы отогнать от милицейских стен куда подальше, но хитрая бабка, появившись на точке, первым делом отнесла пакет крупной черной черешни дежурному, а затем без устали крутила кулечки для каждого служивого, возникающего на пороге отделения. Следователь Красиков получил свою порцию витаминного продукта прямо в окно. Черешня была замечательно вкусная – не оторваться. По Ваниным прикидкам, милицейская братия слопала не меньше ящика полезного лакомства, так что было бы сущим свинством не позволить доброй старушке распродать остаток товара в облюбованном ею месте.
– Извините, бабуля! Не задел я вас окошком? – виновато крикнул Ваня, опускаясь на мягкий стул, сделавшийся теплым, как насиженное гнездо.
– Не бешпокойща, шынок! – прошамкала бабуленция. – Хошешь еще щерешенки?
Красиков очень хотел «щерешенки», но постеснялся в этом признаться. Насколько он успел заметить, изредка поглядывая в окошко, торговля у бабки шла вяло, на большой заработок ей рассчитывать не стоило – вернуть бы стоимость бесплатно съеденного милицейскими сынками. Окончательно объедать щедрую пенсионерку следователю было совестно.
– Нет, спасибо, сыт уже! – неискренне отказался Ваня и откинулся на спинку стула.
Жарко было – хоть стреляйся. Красиков с нездоровым интересом подумал о табельном оружии, еще пару раз обмахнулся папкой с надписью «Дело» и все-таки вытер вспотевшую физиономию салфеткой с неприличным названием. Стало прохладнее, но совсем чуть-чуть и ненадолго. Ваня ухватил футболку за подол и совершил несколько энергичных взмахов, охлаждая разом и лицо, и живот. Одежда противно липла к телу. Красиков сложил пальцы щепотками, правой и левой ухватил футболку в районе груди, оттянул трикотажную ткань подальше и потряс руками. По животу пробежал приятный холодок. Ваня блаженно зажмурился и повторил процедуру.
– Ты че это делаешь, Ванек? – озадаченно спросил оперуполномоченный Суслов, едва не подавившись черешней при виде следователя, энергично и с нескрываемым удовольствием трясущего воображаемым бюстом.
– Работаю, – быстро сказал Красиков, сдернув, как прищепки, с майки конвульсивно скрюченные пальцы.
На местах их крепления образовались вытянувшиеся трикотажные соски. Опер посмотрел на них с опасливым интересом и сказал:
– Небось с маньяком работаешь? Вижу, вижу. С кем поведешься, от того и наберешься!
– Не знаю, о чем ты, – краснея, пробормотал следователь.
Он сцапал папку, машинально обмахнулся ею, покраснел еще больше, шлепнул «дело» на стол и строго сказал:
– Ну, что там у вас?
– У нас – вот, – добродушно ответил Суслов, протянув ему кулечек с краснобокой черешней.
– А по делу? – Ваня одной рукой залез в газетный фунтик с ягодами, а другой постучал по картонной папке.
– А по делу голяк, – вздохнул опер, на лихой кавалерийский манер устраиваясь на свободном посадочном месте.
Руку с кулечком Суслов удобно установил на спинке стула, и Красиков подвинулся к краю своего стола, чтобы тоже дотягиваться до угощения.
– Никаких следов? – с сожалением спросил следователь, ловким броском отправив в рот черешенку.
– Ну, ты же знаешь – ливень был просто тропический! – напомнил опер, выплюнув в кулак косточку.
Красиков с тоской посмотрел в окно, за которым уже ничто не напоминало о тропическом ливне, заливавшем город поутру. Водосточные трубы и канавы, в жилах которых не так давно бешено клокотала вода, вновь были сухими, как внутренний объем бамбуковой удочки. Едва яростное солнце выпуталось из одеяла грозовых туч, мокрый асфальт задымился, и лужи высохли даже раньше, чем доползли до своих тенистых убежищ загулявшие виноградные улитки.
А ведь этого дождя Екатеринодар ждал неделю! День за днем в метеосводках все громче звучала тема грядущего потопа, приближение грозового фронта дотошно отслеживалось в километровом исчислении, и все только и говорили – когда же, когда? Наконец окончательная дата прорыва хлябей небесных определилась с точностью до трех часов, и истомленные жарой горожане приготовились расчехлять запылившиеся зонтики.
Красиков перевел взгляд на собственный зонт, растопырившийся в углу кабинета. Непромокаемая ткань давно просохла и туго натянулась, как кожа на старом армейском барабане.
– Тропический ливень прошел бесследно, – вздохнул Ваня.
– Именно, что бесследно! – согласился с ним Суслов. – Ни отпечатков обуви, ни следов протекторов – ничего! Преступники выбрали идеальный момент: заехали в лесополосу еще до ливня, когда земля была сухой и твердой, как асфальт. Там, даже если бы по ней слоны скакали, ни ямки не осталось бы!
Красиков усилием воли развеял в своем воображении прелюбопытную фата-моргану в образе скачущего, как балерина, слона и спросил:
– А трава? Помяли же траву машиной!
– Траву помяли, – снова согласился опер. – Машина-то, надо думать, тяжелая, не микролитражка – какой-нибудь добрый джип! Шутка ли, двести кило груза в багажнике припереть! И багажник наверняка такой, из которого цементную чушку поднимать не надо, можно ее просто выкатить.
