Дарья Донцова - Любимые забавы папы Карло
Поначалу жизнь их текла просто замечательно. Ванда переехала к мужу. То, что Эдик жил в коммуналке, ее не смущало. Потому как она сама имела десятиметровку в густонаселенной квартире. Свою комнатенку Ванда сдала студентке, получаемые от девушки копейки старательно прятала в кубышку. У Эдика в квартире в соседках была всего лишь одна полуглухая и слепая баба Зина, совершенно не конфликтная и не вредная. Ванду она приняла как родную, конфорки на плите не занимала, потому что крошечная пенсия не позволяла старухе готовить себе обед из трех блюд. Баба Зина в основном питалась кефиром. Наверное, из-за вынужденной диеты она практически никогда не занимала санузел, еще старуха не ворчала, не требовала вывешивать расписание с точно указанным временем мытья коридора, практически не жгла электричество и шмыгала по коридору тенью. Очень скоро Ванда стала относиться к ней как к родной и принялась угощать старуху супом. Баба Зина в благодарность сказала:
– Зачем мне две комнаты? Давай в одной гостиную сделаем.
Ванда обрадовалась, и скоро они начали вместе смотреть телик. Эдик никак не комментировал ситуацию. Он обретался в этой квартире с детства и держал бабу Зину за тетку. Вот так и проводили дни, жили счастливо. Потом Эдик вдруг запил. Да как! Неделю квасил без отдыха. Заплаканная Ванда вышла на кухню, села у стола и сказала бабе Зине:
– О господи! Ну что случилось? Ведь нормальный, трезвый мужик, чего его на ханку потянуло!
Баба Зина деликатно кашлянула.
– Так, – пробормотала она, – точно, опять понеслось!
– Ты о чем? – насторожилась Ванда. – Эдька непьющий. Я ученая, за двумя алканавтами замужем побывала. Третьего не хотела. Очень хорошо пьяниц вижу. Да мы с Эдькой год живем, он водку не нюхал, даже пиво и то не пьет! Трезвенник! Потому я и расписалась с ним.
Баба Зина тяжко вздохнула:
– Эх, милая! Надо бы тебе раньше сказать, да Эдик припугнул: дескать, проговорюсь, он меня к батарее привяжет. Запойный твой муж.
Ванда прислонилась к стене, а баба Зина вещала дальше:
– Когда он пить начал, я и не упомню. Весь в отца пошел. Колька, покойник, таким же был. Несколько месяцев золотой, а потом сорвется и киряет без остановки десять дней. Вынырнет из запоя, неделю в себя приходит и снова чин-чинарем, в белой рубашке. Умный ведь человек был, врач, пока не помер от водяры.
– Доктор? – удивилась Ванда.
– Ты чего про мужа-то знаешь? – спросила баба Зина.
Ванда призадумалась.
– Ну… москвич, прописка постоянная. Родители на кладбище, он в метро работает, зарплату получает, братьев, сестер, всяких родственников не имеет. Была у него жена, да скончалась, детей не оставила.
– Эх-ма, – вздохнула баба Зина, – экие вы, молодые, нелюбопытные. Вот в наше время замуж выходили, так про жениха все разузнавали, не ровен час дурной человек попадется, распишешься с ним, и выяснится: родичи по тюрьмам сидят! Ладно, слушай про свое сокровище. Знаешь, кто в нашей квартире жил?
Ванда пожала плечами:
– Нет.
– Ага, – кивнула баба Зина, – значитца, так. У меня сейчас две комнаты, у вас две, жируем на большой площади, спасибо Лужкову. Это он приказ написал, чтобы к таким, как мы, никого не подселяли. Вот помру, ты хозяйкой всей квартиры станешь.
– Живи двести лет, – быстро сказала Ванда.
– Оно хорошо бы, – вздохнула бабка, – но не получится. Так вот, раньше в нашей квартире много жильцов было. У двери Попов Владимир Семенович, рядом с ним Смайкин Паша с супругой, затем Малина Колька с женой Светкой, у них потом Эдик народился, а в крайней я вместе с Игорем Федоровичем.
Жили мирно. Жилплощадь людям предоставил НИИ, в котором они работали. Директор института собирал кадры по всей стране. Чем занимался на работе муж, Зина не понимала. Игорь был врачом, а она работала простой медсестрой в поликлинике. Супруг редко рассказывал о служебных проблемах жене, а вот с соседями они часто говорили на научные темы, потому что все, и Смайкин, и Малина, и Попов, работали вместе. Более того, все они были провинциалами, талантливыми учеными, привезенными в столицу из разных мест: кто прибыл из Ростова, кто из Новосибирска, а Смайкина принесло аж из местечка Мары. Да и жены оказались кто откуда.
Первой квартиру покинул Смайкин, он получил отдельную жилплощадь и уехал. Баба Зина более с ним никогда не встречалась. Потом и Поповы перебрались в свою квартиру. У Володи с Верой родилось несколько детей. Соседи далеко не уехали, жили по соседству, и их дети пошли в одну школу.
Но, несмотря на то что бывшие соседи были практически рядом, Зина с ними не встречалась. Честно говоря, ни Смайкин, ни Поповы ей особо и не нравились. Когда толклись вместе на коммунальной кухне, Зина, человек спокойный, неконфликтный, никогда не сварилась, но дружбы, допустим, с Верой Поповой не заводила. Зина даже стала забывать Поповых, но тут судьба устроила им встречу. Спустя много лет после разъезда Зина в булочной встретила Веру. Та неожиданно бросилась ей на шею с объятиями. Зинаида удивилась, но вежливость предписывала пригласить Веру в гости, напоить ее чаем.
– Загляни к нам, – улыбнулась Зина.
Вера мгновенно согласилась, пришла туда, где раньше жила сама, выпила чайку и вдруг стала плакать. Через пару мгновений Зинаида поняла, по какой причине Верочка кинулась к ней, словно к родной сестре. Поповой очень хотелось пожаловаться на жизнь, но, похоже, у нее просто не было близких людей, готовых выслушать исповедь.
Веру тревожили дети, сыновья, Миша и Петя, впрочем, старший особых хлопот не доставлял, учился себе спокойно, не хватая, правда, звезд с неба, но вот младшенький!
То стекла в подъезде разобьет, то кнопки в лифте подожжет, то сбросит из окна банку, полную воды. Учиться Петя не хотел ни в какую. Ни ругань отца, ни слезы матери на него не действовали. Затем Петя стал заниматься тем, что в советские времена называлось фарцовкой. Сначала он обменивал у иностранцев в гостиницах жвачку, ношеные джинсы, косметику и парфюмерию на советские значки, ушанки с красной звездой и гжельские кружки. А потом продавал полученный товар одноклассникам. Его, естественно, поймали, и разгорелся дикий скандал. Бедный Владимир схватился за ремень, а потом сумел замять дело. Он забрал Петьку из школы и пристроил в медицинское училище. Владимир искренне надеялся, что Петя сделает правильные выводы, но мальчишка опять принялся за старое. Теперь он, правда, больше не толкался около гостиниц, проник неведомыми путями в среду часто выезжающих за рубеж артистов, начал скупать у них привозимые шмотки и продавать их желающим.
Володя ругался с сыном, пару раз выгонял его из дома, а толку? Петька не обращал на родителей никакого внимания. Внешне он сильно отличался от всех Поповых. Одевался в американские джинсы и водолазки, курил импортные сигареты, носил длинные, прикрывающие уши волосы, слушал западную музыку и вообще вел чуждый советскому человеку образ жизни. В результате из училища Петьку тоже вышибли. Володя даже обрадовался подобному повороту событий.
– Вот заберут тебя в армию, – воскликнул он, – отправят на подводную лодку, живо нормальным станешь!
Петя расхохотался отцу в лицо:
– Меня? Во флот? Да никогда!
– В нашей стране, – нахмурился отец, – если молодой человек не получает образования, то он обязан служить Родине.
Петя скривился:
– Я болен, таких не призывают. Белый билет получу.
– Ты? – изумился Владимир. – Каким образом?
– У меня порок сердца, – с самым серьезным видом заявил Петька.
– Откуда? – разинул рот отец-врач.
Сын снисходительно посмотрел на глупого предка и пояснил:
– Это только ты можешь в говнодавах и в индийских джинсах разгуливать, положив сигареты «Дымок» в карман. Кое-кому охота иметь качественную обувь, фирменные трузера на зипперах[3] и американские сигареты. Вот они мне и помогли, диагноз поставили, потому что я людям весь этот кайф приношу. Так что армия мне не грозит.
Володя схватился за сердце, с Петькой он после этого разговора общаться перестал. Скоро младший сын съехал неведомо куда.
Вера жаловалась долго, она нахваливала Мишу и истово ругала Петю. Из ее слов выходило, что один мальчик у нее получился просто замечательный. Мишенька, правда, пока особо не проявил себя, но его таланты еще раскроются, а вот на Петьке клейма ставить негде!
Излив душу, Вера ушла. Зина очень обрадовалась, когда за Поповой захлопнулась дверь. Разговор-то получился тягостный, и Зина тогда подумала: «А может, хорошо, что мы с Игорем вдвоем?» У оставшихся с ней в одной квартире Коли и Светы Малина дела тоже шли не слишком хорошо. В принципе, эта семья могла быть счастливой, если бы не привычка Николая Малины уходить в запой.
Приятный, интеллигентный, тихий Коля, войдя в штопор, превращался в зверя. Мог сломать мебель, избить до полусмерти жену и сына и устроить пожар. Протрезвев, он хватался за голову, извинялся и снова жил тихоней. Со временем светлые промежутки становились все короче, периоды буйства длинней. Николая уволили с работы, и в конце концов он умер от цирроза печени, попросту утопил себя в водке.
