Артур Кангин - Хроника гениального сыщика

— Разберемся… — мурлыкая «Тарантеллу», сыскарь отправился в ванну. — Кстати, Петечка, как вам по ночам спится?

— Ничего…

— Конечно, организм молодой, здоровый. Чего вам кровососов бояться?!

Ночью луна, в своей полной фазе, каким-то инфернальным светом заливала всю мою комнату.

Летний сквознячок приподнимал и опускал тюлевую штору у балконной двери.

Послышались странные звуки. У входа с балкона возникла долговязая, в военном френче, фигура Железного Феликса.

Я натянул одеяло до подбородка и тревожно залязгал зубами:

— Феликс Эдмундович, вы? — вопросил я.

Пришелец молчал. И сомнабулически двигался на меня.

Вот он прошествовал мимо зеркала трюмо.

И в нем… не отразился.

Не давал тени.

Как пить дать, вампир!

Я принялся бить кулаком в стену, в соседней комнате беспечно почивал Рябов.

Дзержинский подошел к кровати, сел на облучок.

Глаза Феликса лучились нешуточной скорбью. Огромные клыки роняли на палас густую, тягучую кровь.

«Кошачью? Собачью? Невинных младенцев?» — молнией пронеслось в моем воспаленном мозгу.

— Иди ко мне… — глухо приказал Дзержинский.

Тут в проеме двери появился мускулистый абрис моего друга и наставника, сыщика Рябова.

Он был в семейных сатиновых трусах горошек, широкая грудь его буйно заросла рыжим волосом.

В руке сыщика (в свете полной луны, sic!) блеснул вороной браунинг.

Рябов троекратно выстрелил.

Первый хозяин Лубянки вздрогнул, пули не причинили ему видимого вреда, подошел к балкону, благополучно выпал.

Рябов сдул дымок со ствола.

— Простые пули вампиров не берут, — сурово констатировал. — Завтра надо будет зарядить серебряными. Этот гад может вернуться.

На следующий день мы с Рябовым великолепно подготовились. Браунинг сыщика под завязку заряжен патронами с серебряными пулями. Во всех углах квартиры мы развесили распятия. Заготовили парочку осиновых колов.

Около полуночи легли почивать.

Однако какой там сон?!

Кровожадный гость не замедлил явиться.

На этот раз заглянул «на огонек» пухлый, широкоплечий, в хрустально бликующем пенсне, Лаврентий Берия.

Все как обычно — он не отражался в зеркале, не отбрасывал тени, а с его удлиненных клыков на палас падали тяжелые, вязкие капли.

— Иди ко мне… — попросил Берия.

И приблизился почему-то не ко мне, а к нашей кошке, к Мурке.

Я отчаянно застучал кулаком в стену.

Берия же схватил хвостатое создание, вогнал поганые клыки ей в глотку, принялся с причмокиванием сосать кровь.

И тут из коридора вырвался Рябов. Как молодой сатана. Как черт из арабской табакерки.

— Оставь животинку! — приказал сыщик.

— Я очень голоден… — нахмурился Берия.

Сыскарь выпустил обойму серебряных пуль.

Берия, выронив Мурку, с грохотом рухнул на пол.

Над вурдалаком заметались черные тени, тело его стало неудержимо растворяться.

Рябов поспешно схватил оборотня за шкирку.

— Вы где окопались? — зло спросил он.

— Не скажу… — прошептал Лаврентий.

Рябов вознес над сатрапом распятие.

Берия забился в конвульсиях.

— Убери, — попросил он. — Больно!.. Наша ставка в заброшенной скотобойне. На Лубянке. Лубянский проезд, номер…

И тут Берия полностью растворился.

— Какой же номер?! — в волнении, полуобнаженный, вскочил я с постели.

Кошка Мурка, урча, терлась о мои мускулистые ноги.

Рана ее оказалась (ура!) несмертельной.

— Заброшенную скотобойню мы найдем и без номера, — резко отреагировал Рябов.

Я погладил кошку.

— У, ты моя хорошенькая. Напугалась?!

— А кошку на вашем месте я бы не гладил, — помрачнел Рябов. — Сами понимаете, рискованно иметь дома кошку-вампиршу.

Я не люблю скотобойни.

Тем более заброшенные. И в центре Москвы.

Однако, дело есть дело, и мне пришлось в следующую полночь (днем мы сдавали Мурку в ветлечебницу) отправиться со своим другом и наставником в это богом забытое место.

Мы ходили мимо железных крюков транспортира, вдоль зловещих зловонных чанов…

— И где наши враги? — хмурился я.

И враги появились.

Дюжина вурдалаков отделилась от чанов скотобойни и, клацая кровавыми клыками, стала надвигаться стеной.

— Встречайте дорогих гостей, Петечка! — иронично заметил сыскарь. — Мордовороты знакомые…

Рябов был прав.

На нас надвигалась зловещая ватага: Малюта Скуратов, Дзержинский, Иоанн Грозный, Наполеон, Гитлер, Калигула, Изя Сталин…

— Доставайте распятие, акушер Кусков! — приказал Рябов. — А не то сожрут, как ягнят.

Я выудил из китайского пуховика палисандровое распятие и высоко вознес над головой.

Вампиры остановились, ошеломленно щелкая веками на меня и на Рябова.

Тогда сыщик выхватил именной браунинг и принялся расстреливать их серебряными пулями.

Но те (пули!) почему-то не брали нечисть.

Лишь Малюта Скуратов да Калигула сковырнулись и бесследно аннигилировались. Сталин же, напротив, неспешно вынул трубку, пахнул табачком «Герцеговина Флор».

— Зачем шумишь, дарагой? — зашевелил пегими усами. — Нэ надо!

И пошел прямо на нас.

За ним дернулись Дзержинский, Наполеон, Гитлер…

— Это конец! — прошептал я.

Рябов сунул пустой браунинг в потайную кобуру, покопался в кармане пальто, извлек крохотный мешочек, гордо поднял.

Вампиры стали чихать. Они крючились, приседали, ложились на бетонный пол и — аннигилировались без остатка.

Исчезли Сталин, Гитлер, Феликс Эдмундович… Все подонки!

Само здание скотобойни просветлело и засеяло в янтарных лучах полной луны.

— Да, что же, черт побери, у вас в этом мешке? — взвыл я.

Рябов дал мне понюхать.

Я опешил:

— Чеснок? Простой базарный чеснок?

Сыскарь по-отцовски снисходительно усмехнулся:

— Петя, жизнь богата сюрпризами. Сильнее серебряных пуль вампиры страшатся тривиального чеснока.

С этого дня я непременно съедаю на ночь по головке чеснока.

И сплю, как младенец.

Глава 16

В лоне пентагона

Поздно вечером сыщик Рябов, как обычно, курил «Camel». Я же, акушер второго разряда, Петр Кусков, тщательно наводил стрелки на походных штанах. Кошка Мурка мирно дремала на телевизоре «Витязь».

— Петя, — тихо произнес сыскарь, — как вы относитесь к Соединенным Штатам Америки?

Я обомлел…

Вопрос показался диковатым в это полуночное время.

Я выдержал паузу, как говорится, потянул вола за хвост. Потом резко спросил:

— Что вы имеете в виду? Правительство США? Сенат? Американский народ? Или Пентагон?

— Включите новости! — жестко приказал Рябов.

Я быстро подскочил к зомбоящику, нажал красную кнопку.

— Эксперты Международного Валютного фонда, — бесстрастно вещал диктор, — посоветовали правительству России все площади озимых и яровых засеять куриной слепотой.

— Ага! — сыскарь пристегнул к поясу потайную кобуру. — Я так и думал…

— В Останкино? — сощурился я, надевая штаны хоть и с одной, но зато чрезвычайно остро отутюженной, стрелкой.

— В Вашингтон, — свел брови Рябов. — И прихватите всенепременно кошку Мурку.

— Какая она нам помощница? Только дрыхнет да жрет.

— Выполняйте!

Вашингтон настораживал. Эти хрустально сверкающие небоскребы нагло соседствовали с жалкими лачугами и мусорными зловонными свалками. Заученные, точно приклеенные, улыбки белых воротничков… На каждом углу трансвеститы и бляди. Тьфу! Защити Троеручница!..

Ко всем подлостям этого континента, якобы Свободы, здесь стояла оглушительная жара, градусов двести (ста) по Фаренгейту, а по нашему родному Цельсию не меньше сорока.

Дико хотелось пить. Лимонад «Буратино» казался вековечной мечтой. Повсюду же продавалась лишь проклятая «Кола». Из баров и казино раздавалась ухарская музыка Мадонны и покойного Джексона. Сердце ранили безыдейные, пустые идеологически песни.

Рябов отмотал уже добрый десяток миль, я весь взмок, вприпрыжку летя за скороходным другом.

— Ради всего святого! — возопил я. — Куда мы так летим?

— В Пентагон, — обронил сыщик.

— На экскурсию? Вербовать агентов?

— Рыть тоннель… — сквозь зубы произнес сыщик.

А вот и огромная стена пятиугольного монстра.

Рябов сунул руку за пазуху, достал две складные лопаты, чудо российской оборонной нанопромышленности, с титановым штыком и черешком из столетнего дуба.

Не люблю копать ямы. Выпачкаешься весь, свинья свиньей. Да и устанешь, как вьючный ишак. Но все же, все же… Задача прорыть тоннель под самим логовом Пентагона меня вдохновила.

Я вгрызался в землю остервенело, вызывая испуганные взгляды Рябова, погружался в перегной США с дерзновенной стремительностью матёрого крота.