Сергей Нуриев - Идолов не кантовать
Но веяния нового времени сделали свое дело. О наличии гипсового слепка стали умалчивать, и подрастающее козякинское поколение не имело о нем ни малейшего понятия.
Хранителем музея был спившийся заведующий кафедрой истории КПСС химико-технологического института. Доктор наук стал жертвой заочной системы обучения, не выдержав натиска студентов, везущих на сессии невообразимое количество коньяка и шампанского.
Историк смиренно воспринял переименование музея, но когда стали поступать новые экспонаты, он безбожно заливал глаза с самого утра, дабы не видеть происходящего кощунства.
Из ботанического класса были принесены снопы сухого ячменя, овса и ржи. Злаковые подвязывали к потолку, и их острые колосья неприятно кололи случайных экскурсантов. Очистить помещение от устаревших музейных ценностей директор школы все же опасался, и потому экспонаты, воспевающие красоты козякинского края, приходилось размещать вперемежку с большевистскими атрибутами.
Сразу у входа, на фоне знамени, дико скалилась туберкулезная лиса. На подоконнике стоял заяц, стеклянным глазом косивший в портрет Дзержинского. На стелажах по копиям газеты "Искра" ползали иссохшие ящерицы и гадюки. В буденовке сидела жаба. Мотыльки, кузнечики и их личинки украшали стенд революции 1905 года. Юные натуралисты приносили также и дохлую кошку, и доктор наук насилу убедил ребят, что это к фауне не относится. От ежика отвертеться не удалось и пришлось привязать его к макету башенного крана, строившего Днепрогэс. От сквозняков ежик потрескивал и крутился, словно елочная игрушка.
Но, невзирая на все старания директора СШ № 3 и завуча по внеклассной работе, интерес к родному краю был невелик. Музей пустовал, и его не закрывали лишь из уважения к профессорскому званию хранителя.
Артельщики были первыми посетителями в новом году. Переступив порог революционного уголка, визитеры невольно ахнули: отовсюду на них глазели умерщвленные твари и облезлые чучела представителей местной фауны. В комнате стоял тяжелый дух пятилетнего сена и прелых шкур.
— Кто здесь хранитель святых мощей? — крикнул Потап, осматриваясь.
От колебания воздуха зашевелился и медленно стал вращаться сухой ежик. Африканец, подавляя инстинкт охотника, мелко задрожал.
— Тук, тук, — произнес Мамай несколько тише. — Где у вас книга жалоб для иногородних?
В дальнем углу отворилась потайная дверь, и из нее вышел сутулый мужчина лет шестидесяти.
— Экспонатов не берем, — сказал он, равнодушно оценив негра. — Нет площадей.
— Это не экспонат, — весело сообщил бригадир, — это член ЦК IV Интернационала. Совершает паломничество по святым местам. Может, уважите товарища?
Тамасген снял шапку и нерешительно кивнул.
Хранитель причесал седой затылок и подошел ближе. В его затуманенных глазах запрыгали живые искры. Это был коммунист старой закалки, и из всех земных благ он питал слабость лишь к теории гегемонии пролетариата и горячительным напиткам.
Мысль о выкупе скульптур Потап отбросил почти сразу.
Профессор, успевший к этому времени уже набраться, передвигался весьма медленно и в разговор вступал с заметным опозданием.
— Доктор исторических наук Шерстюк, — задумчивo сказал он.
Потап представил эфиопа просто:
— Товарищ Степан.
— С чего начнем? — оживился вдруг профессор. — Какой этап революционного движения интересует товарища Степана?
К великому неудовольствию Мамая, гость выразил желание осмотреть всю экспозицию.
— Ты что — спятил? — зашипел Потап, когда профессор, извинившись, нырнул в потайную дверь.
— После стольких лет молчания он будет мучить нас два дня!
— Мне интересно, — оправдывался паломник.
— Да? Так, может, тебя сводить в Институт марксизма-ленинизма? — негодовал бригадир. — Ну, гад, с сегодняшнего дня будешь конспектировать сочинения Ленина. А потом учить на память. Я тебе сделаю "интересно".
Хранитель вернулся с указкой в pукe и, дохнув винными парами, пригласил гостей обратить внимание на первый стенд. Он долго всматривался в снимки, икал и никак не мог начать.
— Позвольте, лучше я, — опередил его Потап, отбирая указку. — Если я ошибусь, профессор, вы меня поправите.
Посылая эфиопу многообещающие взгляды, чекист приступил к повествованию.
— Владимир Ильич Ленин родился в многодетной семье Ульяновых. Случилось это происшествие 22 апреля 1870 года в уездном городе Симбирске, типа Козяк. Папаша его трудился в районо, но зарплата у него была — дай бог каждому, потому как запросто мог содержать семерых иждивенцев, особняк и прислyгy, которую старался слишком не эксплуатировать, чтобы не злить Вову. Маменька у вождя была матерью-героиней и, соответственно, сидела дома. Ленин рос прытким мальчиком и всей душой переживал за угнетенных пролетариев. В детстве он водился с рабоче-крестьянскими детьми и научился у них многим гадостям. Потом Ленин пошел в школу, где царил дух мещанства и стяжательства. Ученики не несли никакой общественной нагрузки, и вождь мирового пролетариата их за это очень невзлюбил. Будучи сыном работника районо, школу он закончил с золотой медалью и стал студентом юридического факультета Казанского университета…
При упоминании о студентах бывший зав. кафедрой истории КПСС извинился и вновь посетил хранилище, откуда вышел сильно пошатываясь и с хлебными крошками на губах. Экскурсовод продолжал изъясняться не совсем привычными для профессорского уха фрзами, но от фактов не отходил.
— …С семнадцати лет потихоньку готовится освободить трудящиеся массы от гнета частных собственников, за что его выгоняют из вуза. Обидевшись, Владимир Ильич ударился в нелегальную деятельность. Тут он стал симпатизировать немцам и евреям, особенно Энгельсу и Марксу. Начитавшись их сочинений, в 1889 году Ленин осел в Самаре и организовал марксистский кружок…
Представитель IV Интернационала с любопытством разглядывал бабочку, приколотую к снимку, где вождь придумывает статью "Отдача в солдаты 183-х студентов".
Хранитель музея, слушавший лектора с некоторым удивлением, все чаще извинялся и наведывался в дальнюю комнату. После каждой такой отлучки удивление его проявлялось все меньше, стекла в очках запотевали все больше и лицо делалось все краснее.
Перескочив этапы создания РСДРП и первую русскую революцию, Потап короткими штрихами обрисовал подготовку пролетарской революции.
— …Плюнув, Владимир Ильич В очередной раз укатил за границу. Сначала он посетил Швейцарию с ее хорошим климатом, затем Германию, Швецию и Францию. С визами у большевиков проблем не было, так как буржуазные ОВИРы до семнадцатого года работали исправно. Итак, заручившись там поддержкой, Ленин вернулся в Россию, рассказал апрельские тезисы и приготовился к восстанию, которое, как мы видим, и осуществил, перебив всех эксплуататоров.
Касаться задач коллективизации оратор не стал, полагая, что знанием славной биографии вождя, вполне, завоевал уважение профессора, и, не медля, перешел к делу. Одернув эфиопа, трогавшего пальцем лисьи клыки, бригадир обратился к Шерстюку:
— Товарищ Степан хотел бы отдать дань уважения гениальному титану, так сказать, в натуре. У них, на Юге, перед статуями богов принято исполнять ритуальный танец. Имеются у вас такие символы?
Шерстюк думал с минуту, затем спросил:
— Что вы говорите?
Потап подошел к нему вплотную и громко повторил вопрос:
— Есть у вас скульптура Ленина? Где?
Хранитель показал гостям знаменитую маску.
— Точная копия его лица.
Старатели внимательно осмотрели экспонат. Маска была плоской и не представляла особого интереса. Для приличия Мамай поинтересовался:
— С живого снимали? Очень похож.
Профессор вновь задумался. Видимо, додумавшись до чего-то определенного, он направился выпить еще вина.
Визитеры последовали за ним. В хранилище их ждала удача: два бронзовых, один алюминиевый и четыре гипсовых бюста главного большевика. За ненадобностью их принесли сюда из трех средних школ, и детсадов.
Бригадир выбрал самого тяжелого.
— Вручите его товарищу Степану, — посоветовал он Шерстюку. — Из уважения к IV Интернационалу.
— Не могу, — помедлив, сказал хранитель.
— Вы что, не уважаете IV Интернационал?
— Уважаю. Но не могу.
— Да отдайте вы этот бюст! Зачем он вам? Здесь он потеряет свою актуальность.
— Не имею права. Это противоречит моральной… чести… и… моим служебным… обязательствам.
Поразмыслив, Мамай сделал предложение:
— А скажите, уважаемый профессор, неравноценный обмен не будет противоречить вашей чести? Мы вам бесценную реликвию, а вы нам — зауряднй бюст, — и чекист предъявил новенький электрокипятильник, произведенный в цехах козякинского завода металлоизделий.
