Керри Гринвуд - Смерть в доке Виктория
– И вы больше ничего не можете мне рассказать? – нежно спросила Фрина, предугадывая ответ.
– Я не могу ничего больше рассказать. Но, если вы разыщите Марию Алиена, попробуйте расположить ее к себе. Погибший молодой человек, как мне сказали, был ее двоюродным братом, и она души в нем не чаяла.
– Почему они убили его?
– Он напился в отеле «Уотерсайдер» и разболтал всем в баре, что грабит банки и что у него есть пулемет.
– И за это его убили?
– Да, за это его убили.
Питер Смит опустился в объятия Фрины. Лишь почувствовав слезы у себя на шее, она догадалась, что мужчина плачет. Мускулы на его спине напряглись, а руки крепко сжали ее; когда их губы соединились, он поцеловал Фрину так, словно этот поцелуй – единственное, что ему осталось в жизни.
Удивленная, но польщенная, Фрина подалась вперед и вытянулась в полный рост на овечьей шкуре, отвечая на бездонные требовательные поцелуи горячих влажных губ.
Они лежали вместе почти час. Фрина была восхищена поцелуями и страстностью своего гостя, но она не собиралась извлекать выгоду из славянской грусти. Она отстранилась и высвободилась из сильных объятий огрубевших рук.
– Что-то не так?
– Хочу дать вам возможность решить, уйти домой или остаться, – сказала Фрина рассудительно.
Питер Смит с минуту обескураженно смотрел на нее, а потом рассмеялся.
– Ох, Фрина, я же говорил, что вы уникальны! Разве вы не хотите меня?
– Конечно, хочу.
Его глаза вновь наполнились слезами, они текли по щекам и соскальзывали на улыбающиеся губы.
– Я хочу тебя, – прошептал он. – Утешь меня и заставь забыть о возрасте и о том, что все, за что я боролся, пущено по ветру молодыми вертопрахами. Ты самая замечательная женщина, какую я встречал.
Фрина встала на колени, сбросила с себя платье из крепа и расстегнула рабочую рубаху Питера, обнажив сильную загорелую шею и маленькую круглую синюю татуировку на ключице – заглавное «А» в круге.
Она наклонилась и поцеловала рисунок, затем стянула с мужчины рубашку. Его руки нашли застежку ее сорочки, а подвязки, словно живые, сами соскользнули с ее бедер.
Обнаженный Питер Смит оказался сильным и мускулистым. На груди у него был шрам, по форме напоминавший звезду, – след пулевого ранения. Фрина нежно поцеловала эту отметину, когда они лежали вместе на широкой кровати с зелеными простынями.
– Она не попала мне в сердце, – пробормотал Питер Смит. – Зато это сделала ты. Чем отблагодарить тебя за то, что ты подарила мне свое тело?
– Подари мне свое, – прошептала Фрина, снова ловя его губы.
Как сладостно прикосновение этих натруженных рук, подумала она, они почти царапают кожу, когда скользят по моему животу. Фрина застонала и повернулась в его объятиях, не переставая ласкать покрытую шрамами спину. Лицо мужчины возвышалось над ней, словно славянская маска, губы покраснели и опухли от поцелуев, синие глаза горели страстью.
Окончательное соитие было таким полным и сладостным, что у Фрины вырвался громкий крик.
Фрина проснулась через восемь часов, когда Дот постучала в дверь. Наступило утро понедельника. Она попросила принести кофе и круассаны на двоих, снова упала на широкую кровать и закрыла полог. Мужчина проснулся, поспешно сел, но затем, расслабившись, опустился в объятия подушек.
– О, Фрина, – пробормотал он. – Мне показалось, что я снова в тюрьме и что ты мне просто приснилась. Такие сны снятся мужчинам в тюрьме. Квинтэссенция чувственности. Иди сюда, дай мне покрепче обнять тебя, иначе я не поверю, что ты не видение.
Фрина вернулась в его объятия, томная, сонная и довольная тем, что страсть в Питере не угасла, как это случалось порой с другими мужчинами.
Господин Батлер поставил поднос с завтраком на стол в салоне.
– Пусти меня, Питер, я хочу кофе. Пойдем позавтракаем.
Питер до обидного легко отпустил ее. Этот мужчина, видимо, слишком долго голодал. Он смел почти все свежие булочки, щедро намазывая их маслом и джемом. Фрина поклевала круассан и выпила почти весь кофе. Она никогда не чувствовала себя бодрой по утрам.
– Мне надо одеваться, Питер, если я хочу встретиться с Марией Алиена на Рассел-стрит.
– Справедливо, хотя и досадно, – согласился он. – Можно мне прийти снова?
– Можно. Скажи, а у женщин-анархисток тоже есть татуировки?
– Да. На левой груди. Вот здесь. – Он показал, где.
– Тогда дай-ка я рассмотрю твое плечо.
Питер Смит послушно сел, а Фрина взяла лист тонкой бумаги и обвела карандашом татуировку.
– Уж не собираешься ли ты делать себе татуировку? – в ужасе спросил он; рука, которой он подносил ко рту круассан, застыла на полпути.
– Нет, но я хочу попробовать нарисовать ее химическим карандашом.
– Так не пойдет. Эти знаки всегда делаются синими чернилами.
– Я что-нибудь придумаю, – сказала Фрина. – А теперь можешь принять ванну, а я тем временем подберу себе наряд. Что надевают, когда идут на опознание трупа да еще собираются заманить в ловушку скорбящую женщину?
Она не ждала ответа, но Питер Смит откликнулся из ванной:
– Черное платье, старое и поношенное, с пятном от супа на груди.
Рассмеявшись, Фрина принялась рыться в шкафу и нашла черное платье, которое видало лучшие дни и подол которого растянулся из-за неудачной стирки. Она хранила его, потому что намеревалась потребовать свои деньги назад. Когда Питер наплескался вдоволь и нашел свою одежду, Фрина проводила его до двери. Он медленно поцеловал ей руку и ушел, не сказав ни слова.
Она поспешно приняла душ и облачилась в свой наряд.
– Дот, попроси господина Батлера соединить меня с офицером, который расследует убийство в порту. Это начальник констебля Коллинза, но я забыла его имя.
Господин Батлер, проводив Питера Смита, запер парадную дверь, снял трубку телефона и попросил соединить его с полицейским участком на Рассел-стрит.
Появилась Дот в сопровождении обеих девочек, жаждавших узнать, какие новости принесла прошедшая ночь.
– Мисс, вы что-нибудь узнали?
– Да. Очень многое. И поэтому, Дот, я отправляюсь в город на встречу с одной анархисткой. Ну, как я выгляжу?
– Ужасно, – напрямик выложила Джейн.
Рут кивнула.
– Отлично. Я поглощена политикой, и у меня нет времени следить за модой. Постараюсь долго не задерживаться. Ведите себя хорошо, юные леди, не забудьте наведаться к Мэри Тэчелл и взять у нее дневник. И, пожалуйста, постарайтесь не задирать эту бедняжку. Она не больно привлекательна и не слишком умна, а без этого будущее ей уготовано не самое лучшее. Договорились?
Девочки кивнули с серьезными минами. Фрина сбежала вниз по лестнице, надеясь в душе, что не слишком портит своих приемных дочерей: все же надо следить, с кем говоришь, когда создаешь новые афоризмы.
– Она такая красивая, – с обожанием произнесла Джейн. – Но ужасно циничная.
– Думаю, все взрослые такие, – ответила Рут.
– Отправляйтесь-ка убирать свою комнату, – оборвала их Дот. – И следите за собой, когда говорите о мисс Фрине. Если бы не она, вы бы попрежнему гнули спину в том жутком пансионе.
Девочки послушно побежали вниз стелить постели и играть с Угольком, который считал работу по дому хорошим поводом проявить свои таланты.
Голос полицейского в телефонной трубке звучал настороженно, но не враждебно.
– Да, мисс Фишер, я слышал о вас. Детективинспектор Робинсон очень высоко о вас отзывался. Я постараюсь помочь вам, чем смогу. Как закоренелый австралиец, я понимаю ваше возмущение тем, что в вас стреляли.
– Хорошо. Мне сказали, что молодая женщина придет сегодня утром опознать тело убитого юноши.
– Совершенно верно. Она назвалась Мэри Эванс.
– И вы этому поверили?
– Ну, судя по голосу, она никогда никакой Эванс не была, – признал полицейский. – Думаю, она из прибалтов.
– Я бы хотела присутствовать на опознании вместе с вами.
– Как вам будет угодно, мисс Фишер. Но только как частное лицо. Вы понимаете, что я имею в виду.
– Нет-нет. Я и сама заинтересована в полной неофициальности. Когда вы ее ждете?
– В десять тридцать.
– Господи! А не могли бы вы задержать ее до моего прихода?
– Если вы поторопитесь.
– Помчусь как ветер, – пообещала Фрина и повесила трубку, не дослушав наставлений полицейского о необходимости соблюдать ограничения скорости.
Господин Батлер вывел ревущий автомобиль на Эспланаду и домчал Фрину до центра за двадцать минут. Он высадил ее перед полицейским участком и осторожно поехал вниз по Рассел-стрит к пабу, где мог успокоить взвинченные нервы. Никогда в жизни он еще не ездил на такой скорости.
Фрина, невзрачная как воробышек, попросила провести ее к детективу-сержанту Кэрроллу, но, оказавшись в чреве здания, почти сразу потерялась и была спасена проходившим мимо курсантом.
Она постучала в дверь, и грубый голос велел ей войти.
В крошечном кабинетике, выделенном стражу закона, ее ждали дюжий офицер и худая бледная девушка, согнувшаяся под тяжестью копны каштановых волос, недавно перекрашенных в черный цвет. Девушка подняла голову; лицо ее выражало столь явное горе, что Фрина вздрогнула.
